Колокольчики мои. Happy end при конце света (сборник) - Страница 5

Но волновалась бы ты совершенно напрасно, потому что Лис… Он из этих современных парней, которые непонятно кто. Мы как-то с тобой видели в городе таких мальчиков, когда в больницу ездили. Ну, которые целуются друг с другом. Ты ещё тогда не разрешала мне смотреть. Правда, чтобы братец с кем-то целовался, врать не буду, такого не было. Он вообще особнячком держится. И терпеть не может, когда к нему прикасаются: ни мальчиков, ни девочек не обнимает. И они его тоже. Но косметики на нём с килограмм. Это очень модно здесь. У каждого свои визажисты и свои «образы». Например, Лису макияж делают разных видов, в зависимости от обстоятельств, времени суток и настроения братца, как то: «всех порву!», «ночь вампира» (в темноте увидишь – описаться можно от страха), «в небе звёздочка взошла» (чтобы красоту его несусветную видели со всех столиков в кафе) и «папа, я хороший мальчик», то есть умеренный, дневной.

Местную молодёжь здесь никто не сторожит. Что позволено Юпитеру, короче…

…В мою «нору» забрался Лис!

Я только начала спускаться, как почуяла знакомый запах. Лис! Воняет его туалетной водой! Она у него какая-то запоминающаяся. Так и есть! Лежит на ящиках – на моей лежанке самодельной.

Спит!!! Да что же это делается-то, а?

Значит, я была права. Чувствовала, что кто-то ползает в мою «норку». Выходит, когда меня нет, братец спускается сюда?! Ему своих комнат мало? Конечно, это я виновата! Сама раскрыла своё убежище. Идиотка!!! Дважды, трижды идиотка! Он же меня подставит! А если узнают, что он сюда шляется, и нас застукают вдвоём?

Мам, не волнуйся. Я всё объясню.

Так получилось.

Месяц назад я сидела поздно вечером на кухне. Кухней, конечно, этот большой зал на первом этаже, со сверкающими плитами и барной стойкой, никто здесь не называет, но мне так привычнее.

Не читала, нет. То есть читать по-прежнему люблю, но то, что мне Тина перекачивает, как-то плохо идёт. Она книжки подбирает старые, довоенные, то есть до Первого этапа войны написанные, американских авторов, английских, французских – в русском переводе, вроде одолжение мне делает. И есть ничего такие. Язык там, то-сё. Но, знаешь, как правило, рано или поздно выясняется, что главный герой или героиня – и хорошие такие бывают, прямо жалко их! – в Бога не верят. Они так и говорят: «В Бога я перестала (или перестал) верить ещё в детстве» Или – «не верила (не верил) и в детстве». А иногда герои книги находят какие-нибудь дневники, где оказывается, что Господь Иисус Христос – обычный человек, и даже выясняется, что у него была куча детей. Правда, не вру, я сначала глазам своим не верила, а потом противно стало. И как-то не читается больше…

А ещё детям там в родных семьях живётся до того скверно, что слезами обливаешься, – до чего же, оказывается, родители мерзкие бывают. С детками родители не справляются. Если детей двое – всё, туши пожар! Героиня-мамаша из депрессий не вылезает, всё у неё из рук валится, конец света прямо. Я читала и думала порой: не приснилась ли мне моя жизнь? И ты, мамуль, не приснилась? Как ты с нами управлялась? А нас у тебя пятеро. «Пока только пятеро», – как ты говорила тёте Свете, матушке отца Константина. У той – семеро по лавкам. Хотя, конечно, у нас в семье баба Марфа есть. Но, судя по этим книгам, таких семей – с бабами Марфами – в жизни не бывает.

Детей там обязательно отбирают хорошие дяди и тёти, которые в Бога не верят, и отдают в приёмные семьи. А в приёмных семьях, опять же обязательно, или два папы, или две мамы. Они-то ангелы просто!

А как выражаются! То есть нецензурная, простите, лексика! На каждой странице. Где там нашей Марфе до нобелевских лауреатов! Она и слов таких не знает! А я со своей восприимчивостью? Беда просто. Так иногда хочется повторить! Особенно когда разозлишься. Хорошо, что папа не слышит. Марфа бы поняла. Хотя подзатыльник бы я от неё схлопотала: «Тут я тебе не пример, Лизка!» Эх!

Короче, листаю однажды очередной роман и чувствую – хочу Толстого Льва Николаевича, «Войну и мир» хочу! Попались бы они, эти «Война и мир», мне сейчас в руки – от корки до корки бы прочитала. И чего перед Марфой выделывалась? Скучно, мол! Дура!

Пришла как-то к Тине и списочек ей подаю. Мол, прошу скачать мне Евангелие на церковнославянском, Достоевского Фёдора Михайловича, Диккенса Чарльза, Лескова Николая, забыла отчество, ну и ещё кое-кого. Соблюдайте мои права, дайте мне читать то, что я хочу. Видели бы вы Тинину физиономию! Ох и посмотрела она на меня! Но взяла себя в руки.

– Господину Барлоу можно посочувствовать, – только и сказала. Списочек разорвала, а на книжку электронную скачала «Код да Винчи» и «Последнего тамплиера».

Так что читать мне, собственно говоря, и нечего. Ну да ладно. Это я отвлеклась.

Камера на кухне – слева, видит помещение только до середины или чуть побольше, а справа – «слепая» зона. Проверено. Я – справа, и сидела мышкой, в окно пялилась. Там у меня что-то типа «Уголка заросшего сада» Шишкина.

И Марфины песни, как всегда, когда нет никого поблизости, распевала.

И жалко мне эти колокольчики, прямо реветь хочется! Хотя строчка про «бег неукротимый» тоже нравится. Я её переделала:

Мой бег неукроти-и-мый!

К дверям повернулась, а там Майк и Тэдди под руки с Лисом. Как вошли, не видела. Лис голову опустил, волосы длинные болтаются, лицо закрывают, и полумаску маскарадную я сразу не заметила. И ноги у него, похоже, подкашиваются. Перепил этот чокнутый, что ли?

Меня увидеть они, должно быть, не ожидали, но деваться им было некуда. Вот она я – сижу на стульчике в уголочке. И со мной нужно что-то делать. Если бы они и впрямь напились, плевали бы на меня и на всех остальных, кроме отца Лиса, конечно. Только были они трезвее трезвого. Во всяком случае, Майк и Тэдди.

– Что это с ним? Пил в одиночку? – я собралась уже уходить.

Но Лис, очевидно, отключился, и приятели поволокли его к стулу.

– Вон диван, придурки, он со стула свалится! – Помогать я им не собиралась, хотя братца в таком состоянии раньше не видела и смотрела на происходящее во все глаза.

И вот тут-то я рассмотрела красные капли на белом полу. Ни фига себе! Мама дорогая!

– Это что?!

– Лиза! – Майк схватил меня за руку и подтащил к Лису. – Помоги, а?

Я присела на корточки перед Лисом. Он пришёл в себя и пытался сидеть прямо, что давалось ему с трудом. Из-под полумаски по правой щеке текла кровь. Глаза смотрели куда-то поверх моей головы. Тэдди держал его за плечи, и было понятно, что, отпусти он Лиса, тот грохнется тут же на пол.

– Нужно врача и полицию, наверное, вызвать?

Лис мотнул головой и уставился зло на меня.

– Тогда позвать Кэтрин?

Та же реакция.

– А от меня-то вы чего хотите?

– Лиз, – зашептал Майк, – нельзя полицию и врача тоже, понимаешь? И нельзя, чтобы увидели его таким…

– Вы что натворили-то, а?

– Да не мы… Мы сами не знаем, что случилось. Он в машине сидел. Мы вышли из бара, а он вот… У него здесь, – Майк показал на висок Лиса, – и плечо ещё, по-моему. Мы сверху плащ накинули.

– Мы, мы… – я осторожно приподняла маску. Лис зашипел. – Ого, ножом, что ли, задели? А что, к твоему вампирскому макияжу самое то! – когда волнуюсь, перехожу с «общего» на русский. – Вот, вражина, ещё и лечить тебя буду! Мало мне от тебя неприятностей!

Глаза Лиса сузились. Можно подумать, понимает, что говорю. Я готова была взвыть! Да что же это такое делается?! Полицию вызывать нельзя, Службу семьи – ни в коем разе! Прилипнут. Всем планам моим конец! Привлеку внимание.

Раны нужно обработать. Посмотреть плечо. И где это плечо смотреть? Развернуться и уйти? А если кровью истечёт или рана загноится? Когда я разбиваю в очередной раз коленку в кафе, мне выдают флакон с жидкостью, которой нужно обрабатывать ранку. После последнего раза ничего не осталось. В комнату его тащить далеко. Кэт проснётся. Или не проснётся? Всё равно в комнату Лиса мне входить нельзя. Так. Остаётся спустить в «нору».