Коло Жизни. Средина. Том первый - Страница 13

«Просто, – как говаривала стареющая Белоснежа, успокаивая и целуя во впалые щеки своего поскребышка. – Ты не воин. Ты родился для иного. Твоя сила, это ум, любознательность, твои знания».

Впрочем, эту пытливость ума в отроке подмечали не только родители, сродники, но и вообще люд общинный. Ибо Яробору удавалось запомнить не только целые фрагменты сказаний, легенд, которые почасту толковали старшие, но и задавать такие вопросы, которые вводили рассказчиков в молчаливое оцепенение. Абы их ответы, и это они уже ведали, порождали цепь новых вопросов, обрастающих недовольством теряющихся взрослых и смешками меньших. Почасту такие вопросы заканчивались гневливыми окриками: «Яробор смолкни!» Однако, смолкал мальчик не сразу… Чаще он просто покидал избу, где велись те сказания, все еще досадливо шепча себе, что-то под нос… Что-то… что, несомненно, вызывало уважение у сверстников и страх у взрослых.

Можно итак догадаться, что несогласие в отроке вызывал Крушец, поколь еще не набравшийся нужной власти над мозгом, одначе, уже сейчас внушающий плоти определенные мысли… И посему Яробор пытался разобраться, как существует зло подле добра. Почему к злу причисляют темноту, сумрак, мороку и ночь…

Ночь, которую Ярушка так любил. И наслаждаясь царящим в ней покоем, вслушивался в тихий стрекот сверчка или протяжное уханье сыча. Вглядывался в перемигивающихся светлячков, хоронящихся на оземи, или любовался раскинувшимся в вышине темно-синим небом, почти черным, сверху, словно прикрытым полами плаща, с рассыпанными по ним серебристыми осколками звездных светил.

Днесь воспитанный без божественного вмешательства Яробор не имел понятия о роли Богов, об истинной сущности Першего, Небо, Асила, Дивного. Но вместе с тем даже в таких уже ущербных знаниях, в неправильном понимании роли Першего, в четком разделении, раздвоении мира на зло и добро, черное и белое, ночь и день искал суть… Искал, поелику так его направлял Крушец… Создавая единение меж собой и человеческим мозгом, божественный Крушец медленно, но верно направлял поиски мальчика в правильное русло. Посылал чувственность к Першему и всему тому, что его окружало. Показывал нестыковки в верованиях и учениях лесиков. Подсказывал вопросы. Словом Крушец неторопко подчинял себе плоть. А с этим Яробор прислушиваясь к своему естеству, задавал вопросы, познавал и также скреплялся с лучицей.

«А зачем, – вопрошал он почасту у старших братьев, – Родитель даровал жизнь Богу Небо и Богу Першему? Зачем оставил существовать Першего, оный есть источник всего злого? Не правильнее бы было уничтожить и само зло, и Першего. И тогда не было бы холода, смерти, лжи, изворотливости, болезней на Земле. Но Родитель так не поступил. И не потому как слаб, а потому как считал, что зло это одна из основ равновесия жизни людей на Земле. Так как не будучи смерти, не станет надобно рождение. Не будучи ночи и принесенного с ней сна, отдыха для всего живого, не станет и самого бодрствования. И кто? кто вообще назначает добрым или худым тот или иной поступок? Кто дает данные распределения, разграничения на зло и добро? Ведь источником самого творения, обоих Богов, был Родитель, не вмешивающийся в удел людей».

Вопросы и ответы уже оформленные, продуманные, услышанные темными вечерами наблюдением за ночным небом по окоему описанному кронами возвышающихся бескрайних лесов, выплескивались из Яробора постоянно. Порой, не желая обучаться ратному мастерству, он нарочно задавал те поспрашания старшим, и, выуживая из них обрывочно-короткие ответы, кривил полные губки, покачивал головой, несомненно, не удовлетворяясь объяснениями. Понеже все больше и больше основа его – мозг (единственно ценное, живое, что есть в человеке) сплачивался с Крушецем, который над теми разговорами вероятно надсмехался.

Седми и Вежды, как и было указано Родителем, больше в жизнь мальчика открыто не вмешивались. Хотя сложно будет тот постоянный контроль, пригляд считать не вмешательством. Точнее будет сказать зримо не проявлялись, тем не менее всяк миг зная, где и что с ним. Получая информацию не только от Лег-хранителя, поместившегося на правом оттопыренном ушке мальчугана, которое тот постоянно оттягивал в сторону, но и от находящихся подле него марух.

Тем не менее, в дела общины вмешивались не раз и не столько Боги, сколь создания им подчиняющиеся. Это случилось первый раз, когда Ярушке едва минуло шесть лет, и витряники доложили о грозящей всей общине опасности. Сие были так называемые сигнальные маяки, расставленные марухами по околотку лесов и местности прилегающей к землям общин. Витряники, чьим Творцом был Опечь, создавший их еще будучи в Атефской печище, а посему им и принадлежащие, являлись симбиозом, обладая не только структурной формой живых существ, но и чисто механических устройств приема и передачи информации. Бог Опечь вообще отличался способностью создавать живые существа с использованием механических устройств.

Витряник сливаясь с тем предметом, на которое был помещен, расправлял свои удлиненные расплющенные усы-локаторы и прощупывал при помощи испускаемых лучей пространство вокруг себя, под и над собой. Передавая на маковку прямо в приемо-передающее устройство информацию, перекодируя ее, перепроверяя и оценивая возникающую ситуацию и опасность, в случае появления, каковой посылая особый импульс на марух.

В тот год марухи получили импульс от приемо-передающего устройства об надвигающейся опасности и проверив ситуацию возникшую округ земель поселений, поспешили на доклад к Вежды. Або Седми в данное время, переключив Лег-хранителя на старшего брата, сам отбыл в Галактику Серебряная Льга к Першему на доклад.

– Латники из ордена Ашера, – меж тем сказывала королева марух. – Уже подступили к границе лесов. Их более тъмы воинов, вооружены мечами, пиками, самострелами. Они двинутся в днях по проселочной дороге, идущей в обход. Вначале подойдут к крайнему общинному селению сродника Твердолика Борзяты, а после, миновав реку, направятся в поселение господина. Согласно задуманного, они собираются полностью уничтожить эти две общины. Стариков, женщин, детей сжечь, мужей убить.

– Ох! – слышимо выдохнул Вежды и затрепетала материя его черного сакхи. – Нам это не надобно, – негромко протянул он, и, вздев руку, провел перстами по своим широким, вроде нависающим над очами векам. – Не надобно, чтобы с нашим мальчиком, что-либо произошло. Тем паче такие ужасы, о каковых говоришь ты… А вообще чего этим латникам от общины нужно? Чего не поделили?

Вежды нынче восседал в облачном желтовато-рыжем кресле, с вытянутым вперед из сидалища лежаком, на котором возлежали его ноги. Кресло было точно собрано из комков туманного дыма кажущегося рыхлым, неплотным, что внушало опасение за Господа, каковой от волнения слегка покачивался в нем… туды… сюды… и с тем двигались вслед телу Вежды и ослон, и сидалище, и даже облокотницы.

Димург, определенно, был огорчен происходящим. Ко всему прочему он тревожился за Седми, который ноне находился у Першего. И хотя о состояние Крушеца в брате было плотно все сховано. Вежды боялся, что Седми, Отец все же сможет прощупать. Ведь бесценный малецык, драгость Седми, был младший, совсем дитя и много слабее его… его самого старшего из сынов. В тайне от Отцов, позволяющий себе многажды больше чем иные его братья. Сейчас он даже не скрывал от королевы марух свои тревоги, ибо знал столь преданное создание, никогда не обратит зримое, слышанное против Господа, по распоряжениям которого ноне творила на Земле.

– У них разные верования Господь Вежды, – принялась пояснять королева.

Маруха была достаточно высоким созданием, не очень отличное от людей, хотя вместе с тем, как и всякое иное, имеющее свои определенные физические характеристики. Одетая в белые долгие одежи, скрывающие ноги с гладко-зализанными назад серебристыми, короткими волосами, словно слившимися с кожей головы, або и она имела такой же серовато-стальной отблеск. На лице королевы, напоминающем по форме сердечко, блистали прозрачной голубизной радужки, овальной формы без зрачка. На том месте, где у человека были виски, располагались вытянутые тонкие щели, начинающиеся от уголков очей и уходящие под волосы. Округлые края той расщелины зримо колыхались, точно вдыхая и выдыхая воздух, и иноредь едва зримо подсвечивались зеленоватым сиянием, исходящим из глубин. Маруха являлась женским созданием, посему миниатюрным смотрелся чуть вздернутый кверху с закругленным основанием нос, тонкими, будто крыши домиков брови, густыми, загнутые, долгие, черные, ресницы и красными, полноватые, губы. Ее выточенная фигура с тончайшей талией, округлыми бедрами и полными грудями и вовсе делала королеву вельми прекрасным творением, сие вопреки нелицеприятному цвету кожи и щелям подле глаз. Обобщенно марухи имели помимо общего величания всего племени, еще и частное, которое выглядело достаточно длинным, точно припоминая все отличительные черты данного представителя. Так королева марух величалась Стрел-Сорока-Ящерица-Морокунья-Благовидная. Она обладала способностью, как свидетельствовало из ее имени, мгновенно преодолевать короткие расстояния, оборачиваться в птицу, животное и являлась созданием Мора. Вежды впрочем, коротко звал королеву марух – Блага, а то самое длинное, почетное ее имя было положено произносить иным божественным творениям.