Коло Жизни. Бесперечь. Том второй - Страница 21

Они так легонько затрепетали, что Есислава не увидев, а почувствовав их движение, враз повернула голову в сторону Димурга и судорожно качнулась. Желая кинуться к тем перстам и утонуть в плывущей любви и одновременно не позволяя того себе сделать, так как, понимала, тогда она уступит требованию Першего и позволит себя увезти от Липоксай Ягы и Стыня. Димург узрев покачивание и борьбу, однозначно проходящую лишь в человеке, оно как Крушец пребывал сейчас в покое, поднялся с кресла, и, шагнув к облачному топчану на котором сидела Есинька, опустился пред ней на присядки. Спешно пыхнув, вроде выпустив из себя дым, собрался в пухлый ком под девушкой облачный топчан и разком, всколыхнувшись, приподнялся вверх так, что лицо ее оказалось напротив лица Бога… Лица такого дорогого… близкого… недоступного… к которому, единожды питали любовь Крушец и Есислава… любовь… И, несомненно, испытывали досаду лучица и плоть.

– Наша бесценность, – бас-баритон Першего заполнил своей мягкой, низкой певучестью всю залу и, словно заключив в объятия тело, волосы, губы облобызал, так как когда-то делали пальцы демоницы Кали-Даруги. – Тебе нужно. Необходимо полететь со мной к Родителю. – Есиславушка слегка качнула головой, тем не менее, не в силах преодолеть мощь и властность голоса Бога. – Необходимо, чтобы прекратились воспоминания, каковые тебя мучают. Поверь, моя девочка, это будет не долгое путешествие, а после возвращения мы излечим твой глаз, и ты вернешься к Липоксай Ягы здоровой, бодрой, полной сил. Прошу, тебя, Еси согласится и не противится моим повелениям. Поелику я не могу нарушить волю Родителя и обязан тебя к нему привезти, но мне не хочется это делать силой или как-то воздействовать на тебя. Мне нужно, чтобы ты по доброй воле согласилась ехать, оно как сие надобно тебе… тебе, Еси.

– Оно надобно не мне, а вашей лучице, – в гласе девушке послышалась дерзость присущая не Крушецу, а человеку который обладал, по сути своей, непочтительностью к замыслам божьим и почасту поступал, нарушая предписанные ему законы, вскрывая выставленные в нем кодировки, ломая традиции, верования, согласно собственных разумений. – Лучица, лишь она для вас имеет значение… Лучица, которая живет во мне и все это время мучает… изводит меня… дотоль судорогами… теперь воспоминаниями и стенаниями.

– Ты и есть лучица, вы с ней единое целое… неразделимое, – мягко отметил Перший и удлиненным, конической формы указательным правым перстом провел по коже девушки очерчивая линию от переносицы по спинке носа, губам, подбородку, к шее, остановившись на материи небольшого стоячего воротника годовщины и резко дернув рукой вправо, с тем смахнул с полотна ткани бурые, засохшие пятна юшки.

– Нет не целое. Не всегда, только порой… Порой Крушец, это я, – слышимо только для Першего прошептала юница, ощущая на лица, где коснулись его перста кожи легкий трепет, точно разбежавшихся в разные стороны мельчайших мурашек.

Есислава самую малость неотрывно смотрела в крупные очи старшего Димурга, где верхние веки, образовывая прямую линию, прикрывали часть радужной темно-коричневой оболочки занимающей почти все глазное яблоко, окаймленной по краю тонкой желтовато-белой склерой. А после, очевидно, подталкиваемая Крушецом, раскрыла руки, и, обхватив Бога за шею, юркнув вниз прижалась к его груди губами, сомкнув очи, и тем действом разрешая себя увозить. Перший, незамедлительно поднялся на ноги, одной рукой удерживая юницу подле себя, осознавая, что поколь она так близка… она и согласна.

– Итак, брат, – тотчас молвил Небо, дотоль недвижно замерший в своем облачном кресле, как и старший Атеф, боявшийся спугнуть девушку. – Кто с тобой полетит?

– Асил, – тоном не терпящим возвращения сказал Димург, принявшись медлительно фланировать вдоль залы прижимая девочку к себе. – Здесь остается Опечь, а его поколь пугает общение с Асилом.

– Ты, обещал разрешить данную размолвку, Отец. Нам ведь нужно встречаться с малецыком, – удрученно откликнулся Атеф и в такт его приглушенному дыханию затрепетали в венце на платиновом древе все листочки, цветы и плоды, а веточки малешенька качнулись вниз… вверх одновременно всколыхав дымчатые с рыхлыми боками облака в кресле.

– Конечно, мой дорогой малецык, – согласно отозвался Перший, на чуть-чуть останавливаясь обок сидящего в кресле младшего брата и перстами левой, свободной руки нежно провел по виску и его щеке. – Немного погодя, я все улажу… Но сейчас, моя бесценность, ты должен отправится к себе на батуру, и предупредить Круча и Отеть, что отбываешь… И пусть, малецык, здесь останется Небо. Он знает, как нужно вести себя с Опечем и Кручем, и, конечно, приглядит за Стынем, к каковому нужно иметь подход, ибо он в последнее время стал слишком малоуправляемым. Поколь я был у Родителя, Стынь принес сюда девочку, желая поправить ей глаз. И благом оказалось, что на тот момент Родитель отозвал Сирин-создание, ведь могла пострадать Трясца-не-всипуха, да и наше соперничество оказалось под вопросом.

Асил незамедлительно обхватил поглаживающую его руку старшего брата, и, приникнув устами к подушечкам его перст, нежно их облобызал. Лишь после того он медленно поднявшись с кресла, доколь, право молвить, застыл обок Димурга, с теплом поглядывая на девушку.

– Перший, – произнес Небо, также поднимаясь с кресла, да направляя свою поступь к стоящим братьям. – Мы же договаривались, – принявшись толковать мысленно, – договорились насчет отпрысков. Зачем было рвать девочку, ведь отпрысков первой плоти Дажба спас, – и голос его обидчиво звякнул, а в навершие венца яро блеснула золотой искрой звезда, первый признак, что Рас гневается. – Тем паче, это клетка Стыня.

– Стыня? – протянул по забывчивости вслух Асил и насмешливо зыркнул на Небо, словно радуясь тому, что младший Димург разрушил и его задумки.

– Сие не мои замыслы поверь, милый малецык, и посему не стоит на меня гневаться тем паче сейчас, когда я так расстроен, – отозвался достаточно холодно, хотя также мысленно, Перший, и не менее стыло взглянул на брата, иль тока на его венец, той мощью своего взора останавливая яркое свечение центра миниатюрной системы. – Я сам был недоволен поступком Стыня, но то все последствия предоставленной ему нами… Заметь Небо, нами всеми самостоятельности. Малецык привязался к девочке, и ребенком желал избавить ее от соперничества. Право он не стал разрушать твои задумки, мой дорогой, ибо заложил белую клетку. А вообще, нынче не зачем о том толковать… Так как ничего не ясно, ни в соперничестве, ни в существование плоти, ни в рождение ребенка. Лишь бы не получилось того, чего я так боюсь. И Родитель не изъял у нас лучицу, да тем самым не лишил возможности быть подле нашей драгоценности, и не обесточил с таким трудом обустраиваемые системы. На всякий случай Небо свяжись с Дивным, Велетом и Вежды, и сообщи им о таковом возможном действе со стороны Родителя, и так как он сие свершит без предупреждения, как впрочем, и всегда, пусть малецыки предупредят особо дорогие нам создания о возможном отбытие.

Перший смолк, и, приголубив волосы девушки, точно проверив ее состояние и состояние лучицы, спустив с рук, поставил на пол. Однако, не отпустил от себя, а обхватив тремя перстами, придержал за плечо, одновременно прижав к своей ноге.

– Ну, вроде бы все решили… Ступайте, и выполните указанное, – сейчас Перший и вовсе сказал авторитарно и вслух, и сразу стало понятным, что он не просто старший Бог, а главный в четверке братьев, слову которого подчиняются безоговорочно.

– На чем полетим? – поспрашал Асил с нежностью оглядев стоящую подле брата девушку, и неспешно тронул свою поступь к стене.

– На векошке, – пояснил Димург и резко сомкнул очи, вместе с тем шевельнулась в навершие его венца змея, да сделав стремительный рывок вверх, выхватила из свода желтое волоконце облака, сбросив его под ноги своего носителя. И Еси вместе с тем падение нитевидного дыма услышала продолжительное шипение, вроде перемешивающее в себе отдельные слоги… обаче, не очень ясные.– Уже все готово Асил, потому поторопись, мой милый.