Коло Жизни. Бесперечь. Том 2 - Страница 2

Нежданно гулкий свист, вроде однократного импульса, сбил мой полет. Я получил мощный толчок в правый бок, и тотчас меня закружило в воздухе, отчего мое сияющее тельце принялось описывать круги. Мне показалось, еще пара дамахей и я вовсе распадусь на всплески сияния, погибну и тогда не увижу Першего. И стоило о том подумать, как прямо в полете меня, что-то придержало.

Еще миг и я вновь обрел равновесие да затрепетав хвостиком огляделся. Однако, того темного луча, что вел меня к человеческой плоти не углядел. То ли тем своим кружением я вылетел из его четко очерченных границ, то ли он, по неведомой причине, распался… растаял.

И немедля я запаниковал!

Ежели бы я умел кричать, непременно, сейчас заорал. Но я не мог исторгать звук, на то, чтобы сему научиться, как пояснил Отец, мне понадобятся первые двадцать, а может и тридцать лет жизни человеческой плоти. Посему я всего-навсе зашевелил губами и испуганно оглянулся. И разком застыл, поелику увидел висевшее подле меня огромное страшное существо. Вельми плоское, хотя и широкое его тело с тупым округлым концом и заостренным навершием не имело глаз, носа, рта. Все тело этого создания было покрыто короткими трубчатыми жгутиками, расположенными продольными рядами, также как и сам их носитель безмолвно замершими.

Наверно, это существо было прозрачным, оно как сквозь него просматривались мигающие огни лежащего внизу города. Однако сидящее сверху на нем, словно поместившееся в небольшой выемке на его сравнительно ровной спине, иное создание, было прекрасно различимо. Это небольшое существо, небольшое не столько в сравнение со мной, сколько в соотношении с ростом Отца, абы я все поколь соизмерял с ним. Так вот виденное мной второе создание в высоту вряд ли превышало длину ноги Першего, сопоставимо его рост лежал в пределах тридцати мер, как я когда-то подсчитал промежуток от стопы до лядвеи. Веретенообразной формы туловище и такой же формы голова, по размерам имеющая не менее трети всего роста существа, сверху была прикрыта панцирем. Тот панцирь также покрывал и спину создания, а темно-коричневый его покров, або это однозначно не являлось кожей, имел светлый тон на груди.

На голове одначе не имелось лица. Только два боляхных глаза расположенные по бокам головы, отчего она на макушке казалось несколько потянутой вперед, да длинные усы-антенны, в данном случае являющиеся органами обоняния, осязания, а также механическим устройством для приема и передачи электромагнитных волн, вот и все, что наблюдалось там. Черные глаза точно сложенные из сотен срезанных наискось залащенных граней, так называемые фасеточные, легохонько поблескивали. Четыре пары конечностей мало чем отличались друг от друга. Первые отходили от стыка головы и туловища, и, будучи дюже длинными и мощными, с тем видимо ровными, очевидно, не имели внутри костей, посему сгибались не только в середине, но и сворачивались в рулон. Левая рука завершалась семью короткими пальцами с небольшими воронками присосками на концах, которые располагались по кругу на широком патрубке. Правая в целом не отличалась от руки Бога, имея может быть более удлиненные перста. На ногах, таких же гибких, свернутых и лежащих в углублении на спине первого прозрачного создания рулоном, просматривались черные крупные воронки, правда, с более низкими бортами. У создания из-под панциря на спине выглядывали два прозрачных сложенных крыла состоящих из тонкой мембраны и будто перешитых синими жилками.

Самую малость бхараней я неотрывно смотрел на этих существ, а потом нежданно услышал громкий крик:

– Нашел! Я нашел! Он тут! Все сюда!

Тот гам не просто проскочил отдельными фразами, он промелькнул единым словом и наполнил все пространство округ меня так, что я сызнова затрепетал от страха. И только мгновение спустя разглядел резво вынырнувших из ночи и заполнивших все обок меня прозрачнотелых созданий… От этого волнения, я даже не успел сразу вспомнить как они величались. Обаче, спустя пару секунд, все же машинально отметил для себя, что это василиски. Мне о том не говорил Отец, я просто знал, как и многое иное, чем не раз удивлял моего любимого Творца.

Эти создания, василиски, вельми скоро окружили меня со всех сторон. Они нависли сверху, снизу. Василиски прикрыли собой все возможные прорехи, не оставив мне возможности убежать. Однако страх мой оказался так велик, что вначале он сковал мои движения, и я вроде как окаменел. Впрочем, погодя, когда разобрал, что сверху на василисках сидят те самые веретенообразные создания вновь ожил. И моему естеству вернулась присущая мягкость, отчего я принялся рваться из того полона.

Я был уверен, что Перший все еще находится там, на горной круче, ожидая моего вселения в дитя. И потому принялся метаться меж василисков жаждая найти прореху и выскочить, аль своей божественной силой растолкать их. Только силы оказались не равными, поелику я был слаб, напуган, а василиски, как подсказали мои знания, обладали особыми возможностями, вкупе… в объединенной мощи в состоянии противостоять даже божественному созданию.

– Осторожно! Осторожно! Не навредите лучице! – зычно, и как-то раздражающе громко летала надо мной молвь, выдохнутая высоким, звонким голосом али точнее будет сказать звуком.

Василиски немедля приподняли навершия своих тел, давая возможность мне тыкаться в их мягкие плоти, преграждая теми едиными сомкнутыми рядьями и малые щели меж собой. Они делали все, абы я себе не навредил и одновременно не вырвался. Иноредь они колыхали короткими трубчатыми жгутиками, что покрывали их тела, довольно равномерно наклоняя их по первому вправо, а посем, также синхронно влево.

Внезапно долгие тонкие шнуры выскочили из мгновенно разошедшегося навершия, головы василиска, токмо на миг явившего округлую дыру и туго оплели меня. Нет, они не коснулись моего сияющего естества, шнуры сформировали сетчатое укрывало, в которое меня и заключили. Та узкая узница, как я не бился в ее стенки, всего-навсе мягко прогибалась под моей сияющей сутью, ни коим образом не вредя, не давая возможности вырваться, улететь…

Закричать!

О! если бы я только мог закричать.

Отец! Отец! Ты бы, непременно, меня услышал и пришел на помощь.

– Гамаюн-Кваху, – сызнова прозвучал голос. – Я полечу с тобой. Все остальные, как только василиск поместит лучицу в сосуд, прикроете наш отлет.

Это, однозначно, прокричал тот веретенообразный, оный меня нашел. И уже через мгновения я приметил, как подле моей узницы появилась его голова. Своими фасеточными очами, в которых зараз появился я, он внимательно осмотрел меня и много ниже произнес:

– Саиб лучица, прошу вас, успокойтесь. Вам ничего не грозит. Я Гамаюн-Вихо, саиб племени вещих птиц гамаюн серебряной рати, прислужник Родителя. Сейчас мы поместим вас в сосуд в теле василиска, – при этом саиб гамаюнов резко качнул левой рукой в сторону своего василиска. – И доставим к Родителю.

«Нет! Нет!» – я не мог закричать, но губы мои шевелились, повторяя это слово… Это и еще одно: «Отец! Отец!»

Наверно, Гамаюн-Вихо прочитал мои шептания, и многажды понизив голос и вовсе полюбовно продышал, столь трепетно и нежно, что я уловил его теплоту своим естеством:

– Не надобно только тревожиться, и перенапрягаться. Дорога будет скорой, вы только умиротворитесь. В любом случае Господь Перший вас не услышит.

Саиб гамаюнов немедля воспарил вверх и я увидел, что его крылья узкие и несколько расширенные к основаниям раскрыты и едва зримо трепещут. А засим моя мягкая узница, дрогнув, поплыла прямо к округлой дыре рта василиска, за коей просматривалась глубокая темная впадина, вроде трубы. Я вновь принялся биться в стенки своей узницы, стараясь из последних сил вырваться, понимая, что если не сейчас… более никогда.

Гамаюн-Вихо меж тем поместился на соседнего василиска прямо за своим собратом да стремительно зыркнув в мою сторону, словно вспыхнувшими в блеклом свете двух спутников, глазами торопко крикнул так, что разом меня оглушил:

– Саиб лучица успокойтесь! Успокойтесь! Вы можете себе навредить, собственной тревогой. Все равно вас никто не услышит нынче и не почувствует. Мы не менее мощные создания, чем Боги, и потому сотворенный нашими телами щит не пропустит ни одного звука за его пределы. Умиротворитесь, ибо это честь! Честь! Еще ни одна лучица, не считая, конечно, четверки старших Богов ни видела в зачаточном состоянии Родителя.