Коллективное сознательное - Страница 13

В углу сбились кучкой несколько женщин — сотрудниц отдела. А в стальные щиты главного входа один за другим бахали удары с той стороны — помещение штурмовали, пытаясь выломать дверь.

— Все на черную лестницу и по ней на парковку, — скомандовал Вадим. — Там вас прикроют.

Женщины сидели не шелохнувшись. Видимо, страх их парализовал. Но тут раздался знакомый голос:

— Девочки, выполнять! Все за мной!

Вадим не удивился. Где-то в подсознании он помнил, что Вероника работает в этом отделе, и где-то там же, в подсознании, он ни на секунду не прекращал беспокоиться о ее судьбе.

Блейзер на плече у девушки был разорван, она была легко ранена, но не обращала внимания на кровь. Вероника мельком глянула на Вадима. И от этого краткого взгляда у Малахова по коже пробежали мурашки.

Сотрудницы админотдела гуськом потянулись на выход. Последней была Вероника, она, проходя мимо Вадима, шепнула: «А ведь от судьбы не уйдешь», и улыбнулась. Вадим не сдержался и грустно улыбнулся в ответ.

Когда все скрылись за стальной задней дверью, Малахов закрыл ее и заблокировал замок.

— Открыть главный вход сможешь? — спросил он Зареченского.

— Так там же эти? — с ужасом ответил тот вопросом на вопрос.

— Можешь или нет? — повторил Вадим.

— Ну, коды есть, но ведь… — Зареченский опять достал свой сотовый и с видом приговоренного к смерти стал искать код.

— Разговорчики! Выполняй! Автомат дай, — подогнал его Вадим, увидев, что директор собирается возразить.

Шеф отдал оружие Тимуру. Озираясь и вздрагивая при каждом ударе в бронированную защиту, Зареченский стал набирать код на пульте слева от громадной стальной двери.

— Неудачное расположение пульта, — буркнул тихо Тимур и отступил на шаг назад.

И он, и Вадим уже приготовили оружие. После того как пискнул замок, ждать пришлось долю секунды. Под очередным ударом дверь распахнулась, приплюснув к стене Зареченского. Ни на секунду не задерживаясь, Малахов и Рымжанов открыли шквальный огонь, время от времени хлопая подствольными гранатометами. Несколько нападающих успели упасть внутрь помещения, перегородив путь остальным. Скоро проход был практически завален трупами, а из коридора по ту сторону двери уже вырывалось пламя. Выпустив еще по магазину в пространство коридора, друзья поняли, что живых нападавших больше не осталось. В возникшей тишине явственно слышался вой сирен, видимо, к зданию Центра подтягивалась полиция и кареты «скорой помощи». Вадим и Тимур, осторожно пробираясь среди трупов, пошли на выход.

В конце коридора их остановили бойцы спецназа — в полной экипировке, в шлемах с опущенными забралами. Малахов и его товарищ не сопротивлялись, когда их повалили на пол и защелкнули наручники. Они прекрасно понимали, что сейчас лучше ничего не объяснять — никто их слушать не будет. Совершенно невежливо их поставили на ноги и поволокли по взорванным искореженным помещениям Центра на улицу, где сразу же запихнули в автозак. Но друзья относились к происходящему как к временному неудобству, прекрасно понимая, что все скоро решится как надо. И вправду, через час машина все еще никуда не поехала, дверцы распахнулись, и Вадима с Тимуром освободили с кучей извинений. Командовал спецназовцами плотный полковник. Он был смущен и всячески пытался загладить неловкость. В какой-то момент он даже попытался отряхнуть пыль у Вадима с плеча, сделал это очень неловко и покраснел.

— Идемте, с вами хочет поговорить руководство, — пригласил полковник обоих, показав рукой в сторону группы гражданских. От нее отделился полноватый человек в строгом, с иголочки, костюме. За ним, почтенно держа дистанцию, последовали остальные. Судя по тому, что этого человека, кроме свиты, сопровождали еще человек десять охраны, он был очень большой шишкой.

— Вы Малахов? — спросил важный господин.

— А кто спрашивает? — не очень вежливо отозвался Вадим. И почувствовал, как Тимур дергает его за рукав.

— Извините, я думал, вы меня знаете. — Полноватый улыбнулся. — Президент Российской Федерации Саломатин Вячеслав Николаевич.

— Это вы меня извините. Я долго был в отъезде и не в курсе дел в России. — Вадим смутился, но взял себя в руки и состроил на лице глубокое сожаление. — Я Малахов Вадим Петрович. Сотрудник Центра. Только, похоже, Центра больше нет.

— Мне доложил глава Центра о вашем вкладе в спасение сотрудников. Вернее, о том, что вы их спасли. Выражаю вам благодарность от имени всего народа России. — Президент пожал руки сначала Вадиму, потом Тимуру.

— А что Зареченский? — спросил Малахов. — С ним все в порядке?

— Его увезла «скорая», у него сильные травмы лица и вывихнут большой палец на правой руке. Еще раз спасибо вам.

Президент дал понять, что аудиенция окончена, и удалился со своей свитой к черному лимузину.

— Ну что, все живы? — раздался за спиной голос Клавы. — Это не вы расплющили главу Центра? Он как под прессом побывал.

— Ну, видимо, в этом есть и наш вклад, — нарочито серьезно произнес Тимур. — Но, по-моему, его просто дверью прихлопнуло.

Все четверо пошли и присели на краю тротуара, на бордюре. Как бывало много раз, группа «Табигон» выбралась из очередной непростой ситуации, и теперь им надо было просто посидеть вместе несколько минут, покурить и поболтать ни о чем.

— Вадим, о тебе девушка одна все время спрашивала, из тех, что вы в администрации освободили, она вот просила позвонить. — Герман достал из кармана бумажку, где был записан телефон. — Вероника ее зовут. Я бы на твоем месте…

— Я бы не хотел, чтобы кто-то оказался на моем месте, — мрачно произнес Малахов, но бумажку с номером телефона взял. — С ними все в порядке?

— Да, вполне, — ответила Клава, которая внимательно слушала их разговор. — Но всех увезли в госпиталь. Надо проверить на травмы, да и помощь психолога не помешает.

— Кто нападал — не ясно?

— Двоих удалось взять живьем, они или под наркотиками, или… Ты помнишь, как выглядели зомби, там? — ответила Клава.

— Ну, не забыл.

— У этих поведение такое же, хотя биологически они вполне в порядке. — Клава развела руками.

— Ты думаешь, опять психотронка? — Малахов попытался закурить, но оказалось, что все сигареты в его пачке сломаны и искрошены в труху.

— Ой, Вадим, ничего не думаю, — вздохнула Клава. — Ты знаешь, за эти годы безделья, вернее, нет, идиотской деятельности, я отвыкла думать, как раньше.

— Придется привыкать назад. — Вадим усмехнулся. — А что, у нас даже фляжки с коньяком нет?

— Нет, — уныло протянул Герман.

— Сейчас. — Клава встала с бордюра и громко окликнула одного из спецназовцев, все еще слонявшихся возле Центра.

— Так, представьтесь, — приказала она спокойно, глядя прямо в глаза военному. — Звание, имя, фамилия.

— Лейтенант Фролов, — немедленно доложил спецназовец.

И тут Клава совершенно неожиданно протянула ему руку, он пожал ее, но Клава не стала выпускать ладонь военного.

— Вот что, Фролов, ты сейчас пойдешь вон в тот магазин, там еще все окна выбиты взрывной волной, и купишь нам бутылку коньяка. Только самую лучшую. «Хеннесси». Денег не плати, скажи, что президент велел, понятно? Ты же видел, как президент страны с нами разговаривал и наделил полномочиями.

Спецназовец без колебаний отправился выполнять. Через пять минут друзья, устроившись на бордюре, пустили бутылку по кругу.

— А ты все-таки форму держишь. Вот так с ходу ввести в ступор подготовленного воина. Молодец! — сказал Вадим, принимая коньяк из Клавиных рук.

— Это я по работе соскучилась, — ответила Клава.

Странное чувство охватило Вадима, когда он вернулся вечером домой. Никогда еще за все время его работы в Центре он не попадал в такую ситуацию, как сегодня. Прямо из пекла, после смертельно опасной схватки он оказался дома. В спокойной, уютной, хоть и требующей ремонта московской квартире. Практически всегда его работа, миссии его группы проходили вдали от своего жилья, вдали от Москвы, во всяких горячих или безумных точках планеты. Работа не заканчивалась сразу, по звонку, всегда после трудных операций был хотя бы небольшой период, когда напряжение спадало постепенно. А здесь… словно съездил на войну на трамвае. Сел на «пятерку», проехал две остановки, сошел на фронте, померз в окопе, сходил в штыковую атаку, а потом опять — дождался трамвая, купил талон, пробил его компостером… На этой мысли Малахова одолел сон.