Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е - Страница 98

Голос с места:

— Правильно, сечь их надо, драть, выселять!..

Женщина с принципиальным лицом:

— Тише, граждане, тише… Все вы правы. Сейчас я вам отвечу… — Она лихорадочно листала какие-то бумаги. — Вот. Сейчас я вам отвечу… Мы, советские люди, строим светлое и радостное будущее, и наши люди должны выглядеть так же красиво, как их дела. У нас свобода, но свобода для здоровых людей, а для тунеядцев, распущенности и хулиганства у нас свободы нет и не будет! А откуда все? Вы спросите меня — откуда все это? Я отвечу: от так называемой западной культуры, музыки, моды! Пора прекратить эти безобразия, пора призвать на помощь дружинников и милицию, пора показать этим господам…

Зал одобрительно гудел.

— Я не вижу пострадавшего… — скромно повторила Элеонора Филипповна.

— Вот, и наша подсудимая… — запальчиво продолжала женщина с принципиальным лицом. — Посмотрите на нее!..

Зал с готовностью посмотрел, но, к разочарованию, не обнаружил ни брюк, ни особой прически. Прислонившись головой к бюсту Энгельса, Улыбка спала.

— Войдите.

Улыбка вошла. В комнате был полумрак. Когда глаза привыкли, она увидела гипнотизера. Он лежал на ковре, на полу. Перед ним стояла маленькая настольная лампа. От лампы на ковер падал ровный кружок света. В кружке лежали какие-то монеты.

— Пришла… — сказал гипнотизер. — Я знал, что ты придешь, но не думал, что так скоро. Садись. — Он указал на ковер, рядом с собой. — Видишь монету? — Он сунул ей под нос ржавый кружок. — Представь, она фальшивая.

— Надо же… — сказала Улыбка.

— Нет, ты послушай… Они думали меня надуть, это меня-то! Молокососы! И долго что-то, как говорится, вклеивали. А я молчу. Они посоветовались и немного сбросили. А я все молчу. Ну, еще сбросили. Словом, купил за бесценок. И эти олухи еще радовались, что меня надули.

— Но она же фальшивая, — сказала Улыбка.

— Ничего ты не понимаешь! — Гипнотизер даже подпрыгнул от удовольствия. — В том-то и дело, что монета ценна и как фальшивая. В восемнадцатом веке в Германии стали находить много кладов. Нумизматика стала модной, монет стало не хватать, их начали подделывать. Эти подделки бывают очень редкими. Да ты спишь совсем…

— Ничего, — пробормотала она.

— Нет, ты спишь. И давно это с тобой?

— Что?

— Засыпаешь, как говорится, на ходу?

— Не очень…

— Этого я и боялся. — Гипнотизер вздохнул. — Ну, что же, ложись. — Он указал на тахту.

Она легла.

— Ах, забыл совсем, у меня для тебя кое-что приготовлено! — Он вскочил с ковра, погасил свет.

Она слышала, как он пересек комнату, что-то щелкнуло, и в комнате пошел… снег. Под потолком крутился блестящий фонарь, и от него по комнате носились белые хлопья.

— Сам придумал. — Гипнотизер радостно потирал руки. — Так и знал, что тебе понравится.

Улыбка смотрела на фонарь. Ей казалось, что комната летит, и кружится, и проваливается куда-то.

— А я выхожу замуж, — сказала она.

— Замуж? — Гипнотизер озадаченно хмыкнул. — Ну, что ж, будем надеяться, что это тебе не повредит.

— И за кого же? — через некоторое время спросил он.

— За массая.

Гипнотизер досадливо поморщился.

— Что-то рыбное? — поинтересовался он.

— Вообще-то он нигериец, — сказала она, — но происходит из массаев.

— Надо же!

— Вообще-то он не совсем негр, — продолжала она, — бабушка у него была русская.

— Бывает, — сказал гипнотизер, — а дедушка?

— Дедушка — массай, отец — нигериец, мать — вроде бы массайка.

— Прекрасная родословная, — сказал гипнотизер. — А чем он занимается?

— Прыгает в высоту.

— Прыгун, значит? В высоту. А в длину он не прыгает?

— Нет.

— Что же он такой узкопрофильный?

Но Улыбка уже спала.

Вечерами приходил массай. Он приходил без переводчика и потому все время кивал и улыбался. Они кивали и улыбались ему в ответ. Он приносил на подпись какие-то бумаги. Поулыбавшись полчаса, массай убегал, а гипнотизер ложился на ковер и просил вызвать «скорую помощь», потому что у него выскочила челюсть… Улыбка же сворачивалась в клубок и засыпала.

Однажды, когда она проснулась, в комнате был агроном. Гипнотизер лежал на ковре и читал газету, агроном бегал вокруг него и что-то возбужденно говорил.

— Разбудите ее, добром прошу, разбудите!

— Спит и пусть себе спит, — отвечал гипнотизер. — Тебе нужно, сам ее и буди!

— Я разбужу, я сейчас всех разбужу!

— Ну, буди, буди, чего же ты не будишь? — ворчал гипнотизер.

— Не могу, — сдался агроном. — Сами знаете, что не могу. Ваша работа…

— Я тут ни при чем, — сказал гипнотизер, — так и было.

— Но вы же можете, можете! Что вам стоит?

— Не могу, — прервал гипнотизер. — Уедет она или останется — ее больше не разбудить. Редкий случай. Да ты не поймешь. Отстань! И не все ли равно, где спать?

— Это вам все равно! — взвился агроном. — А я требую объяснений!

— Ну и дурак, ишь разошелся, все равно не поймешь. Ну, да черт с тобой! Автогипноз — частичный, условнорефлекторный сон, произвольно вызываемый у самого себя. Наркотическая фаза. Понятно? Сомнамбулическая стадия. Понятно? Генерализованный рапорт, суггестия…

— Издеваетесь?

— Не понятно? Вот и дурак. Ну, ладно. Эта девица, как я сразу заметил, обладает удивительно редкой гипнабельностью, но это не гипнотический сон, это — состояние. Из девицы при случае могло получиться что угодно: художник, актер, поэт или химик, математик, физик… Но случаев не бывает, и ничего не получилось, и ничего больше уже не получится… А я не виноват, я — не случай. — Гипнотизер вздохнул. — Я тут ни при чем, не думал, что все случится так быстро. Пара месяцев, и человек готов. И, думаю, не без твоего участия…

— Но что же делать, что же делать?! — Агроном опустился на ковер. — Неужели ничего нельзя поделать?

— Попробуй. А лучше — ступай к черту. Наверное, кто-нибудь и может, но тебе это не под силу.

Агроном вскочил, подбежал к тахте.

— Улыбка, проснись, — тихо сказал он.

— Я не сплю, — отвечала она.

— Улыбка, давай поговорим. Сядь.

Она села.

— Скажи мне, зачем ты выходишь замуж за этого мазая?

— Массая, — поправила она.

— Хорошо, массая… Но зачем?

— А знаешь, бабушка у него была русская…

— При чем тут бабушка, какое мне дело до его бабушки…

— Не знаю, просто странно, он от этого ни капли не побелел.

Агроном вскочил и перебежал комнату по диагонали.

— Ну, хорошо. Оставим в покое бабушку. Но зачем тебе понадобилось все это?

— Что?

— Выходить за него замуж!

— Он сделал мне предложение.

— Но я, я тоже делал тебе предложение.

— Тебя тогда не было.

Агроном отбежал к окну и уткнулся лбом в стекло.

Гипнотизер включил фонарь, по комнате закружились белые хлопья.

— Там не будет снега? — спросила она.

Агроном подбежал к тахте.

— Да, да, не будет снега! — набросился он на нее. — Не будет зимы, не будет травы, не будет грибов, сена, лугов, полей… А будет жара, такая жара, ну как в бане! Будут змеи, крокодилы… москиты!

— Что за москиты?

— Вроде комаров!

— Ну, комары меня не очень любят.

— Ну, а крокодилы? Представляешь, даже и не выкупаться — вся река в крокодилах.

— Интересно, если приручить крокодила…

— Чепуха!

— И не чепуха… — вмешался гипнотизер. — Я читал: один туземец…

— Заткнитесь вы со своим туземцем! — заорал агроном.

— Я что, я — молчу…

Гипнотизер обиженно засопел.

— Вот и молчите, — огрызался агроном.

— Не кричи на него, — сказала Улыбка.

— Да кто на него кричит? А ты опомнись, опомнись, пока не поздно, подумай…

Он бегал по комнате, а фонарь все крутился, и комната проваливалась куда-то. Агроном разводил руками и поднимался над столом. Он летел по диагонали, покружил вокруг фонаря, уселся на шкафу, поболтал ногами… и вдруг с огромной скоростью понесся прямо на фонарь.