Колеса фортуны - Страница 35

— Все это немного неожиданно, — неуверенно начала Джесси.

— Вы обдумайте, — сказал мистер Хупдрайвер. — Я искренне сожалею о случившемся.

И завтрак продолжался в молчании. Джесси ела очень мало и, видимо, была погружена в глубокое раздумье. Мистер Хупдрайвер, в припадке раскаяния и тревоги, съел необыкновенно много, по рассеянности расправляясь с яичницей ложкой для варенья. Глаза его были опущены. А Джесси то и дело посматривала на него из-под ресниц. Раза два она чуть не прыснула со смеху, раза два приняла возмущенный вид.

— Право, не знаю, что и подумать о вас, братец Крис, — промолвила она наконец. — Я, видите ли, считала, что вы удивительно честный человек. И почему-то…

— Да?

— Я и теперь так думаю.

— Честный — после всего этого вранья!

— Не знаю.

— А я знаю, — сказал мистер Хупдрайвер. — Мне Стыдно за себя. Но во всяком случае… теперь я уже вас не обманываю.

— Я думала, — сказала Юная Леди в Сером, — что в этой истории со львом…

— Господи! — воскликнул мистер Хупдрайвер. — Не напоминайте мне об этом.

— Я почему-то думала, я чувствовала , что не все там вполне правдиво. — Она вдруг рассмеялась, увидев выражение его лица. — Конечно , вы честный, — сказала она. — Как я могла в этом усомниться? Как будто я сама никогда не притворялась! Теперь мне все понятно.

Она вдруг поднялась и протянула ему руку через стол. Он нерешительно посмотрел на нее и увидел ее веселые-дружелюбные глаза. Сначала он не понял. Он встал, продолжая держать ложку для варенья, и покорно «взял протянутую руку.

— Господи! — вырвалось у него. — Какая же вы…

— Я все поняла. — Новое открытие внезапно испортило ей настроение. Она вдруг села, и он тоже сел. — Вы пошли на это, — продолжала она, — потому что хотели помочь мне. Вы думали, что условности не позволят мне принять помощь от человека, который ниже меня по общественному положению.

— Отчасти так оно и было, — сказал мистер Хупдрайвер.

— Как же вы неверно обо мне судили! — сказала она.

— Значит, вы не против?

— Это было благородно с вашей стороны. Мне только жаль, — сказала она, — что вы подумали, будто я могла стыдиться вас из-за того, что вы занимаетесь честным трудом.

— Но откуда мне было это знать? — сказал мистер Хупдрайвер.

Он растерялся. Ему возвращали чувство собственного достоинства. Он был полезным членом общества — это решено и подписано, — и ложь его была самой благородной ложью. Он начал верить, что именно так оно и есть. Кроме того, Джесси снова упомянула о его необыкновенной храбрости. Конечно, признался он в душе, он вел себя храбро. И в результате к концу завтрака он чувствовал себя таким счастливым, каким не видел себя даже в мечтах, — счастливым и покрытым славой, и они с Джесси выехали из маленького кирпичного Блэндфорда так, будто их отношения никогда не омрачала ни малейшая тень.

Но когда они сидели на обочине дороги среди сосен, на склоне холма между Уимборном и Рингвудом, дух откровенности самым странным и неожиданным образом снова заявил о себе, и мистер Хупдрайвер вернулся к вопросу о своем положении в обществе.

— Так вы думаете, — начал он вдруг, задумчиво вынимая изо рта сигарету, — что продавец тканей может быть честным гражданином?

— Почему же нет?

— А если он, например, подсовывает людям товар, который им не очень нужен?

— А разве это обязательно?

— Это торговля, — сказал Хупдрайвер. — Не обманешь — не продашь. И ничего тут не поделаешь. Ремесло это не очень честное и не очень полезное; не очень почетное; ни свободы, ни досуга — с семи до полдевятого, каждый день. Много ли человеку остается? Настоящие рабочие смеются над нами, а образованные — банковские клерки, или те, что служат у стряпчих, — эти смотрят на нас сверху вниз. Выглядишь-то ты прилично, а, по сути дела, тебя держат в общежитии, как в тюрьме, кормят хлебом с маслом и помыкают, как рабом. Все твое положение в том и состоит, что ты понимаешь, что никакого положения у тебя нет. Без денег ничего не добьешься; из ста продавцов едва ли один зарабатывает столько, чтобы можно было жениться; а если даже он и женится, все равно главный управляющий захочет — заставит его чистить ботинки, и он пикнуть не посмеет. Вот что такое приказчик. А вы говорите, чтобы я был доволен. Вы сами-то были бы довольны, если б вам пришлось служить продавщицей?

Она промолчала, и поле сражения осталось за ним.

Немного спустя он заговорил.

— Я все думаю… — начал он и остановился.

Она повернула к нему подпертое ладонью лицо. Глаза ее сияли и от этого казались нежными.

— Вы так скромны, — сказала она, — вы так себя принижаете.

Мистер Хупдрайвер ни разу не взглянул в ее сторону, пока говорил. Он смотрел на траву и каждое свое слово подкреплял движением рук с покрасневшими суставами, которые держал ладонями вверх. Теперь они вяло лежали у него на коленях.

— Я все думал, — повторил он.

— Да? — сказала она.

— Я все думал этим утром, — сказал мистер Хупдрайвер.

— О чем?

— Конечно, это глупо…

— Что?

— Ну в общем… Мне сейчас около двадцати трех. В школе я учился до пятнадцати. Восемь лет я уже не учусь. Начинать сейчас поздно? Я учился неплохо. Знал алгебру, прошел латынь до вспомогательных глаголов и спряжение по-французски. Так что основа у меня есть.

— И теперь вы подумали, не продолжить ли вам учение?

— Да, — сказал мистер Хупдрайвер. — Совершенно верно. Видите ли, в торговле тканями без капиталов много не сделаешь. Но если бы я мог получить хорошее образование…

— А почему бы и нет? — сказала Юная Леди в Сером.

Хупдрайвера удивил такой решительный подход к делу.

— Вы думаете? — спросил он.

— Конечно. Ведь вы мужчина. И вы свободны. — И она пылко добавила: — Как бы я хотела быть на вашем месте, чтобы попробовать свои силы в такой борьбе!

— Только могу ли я назвать себя настоящим мужчиной, — промолвил Хупдрайвер, думая вслух. — Если бы еще не эти восемь лет! — добавил он, уже обращаясь к не».

— Но вы можете наверстать их. Кто-кто, а вы, конечно, можете. Те, кого вы называете образованными, они ведь не развиваются дальше. Вы можете догнать их. Они всем довольны. Играют в гольф, думают о том, что бы сказать такое умное дамам, вроде моей мачехи, и ходят на обеды. А в одном вы уже и сейчас впереди них. Они думают, будто все знают. А вы так не думаете. А знают они очень мало. К тому же вы такой решительный, быстрый…

— Господи! — сказал Хупдрайвер. — Как вы можете ободрить человека!

— Вам мешает ваша скромность. Если бы я только могла вам помочь… — сказала она и многозначительна умолкла. Он снова задумался.

— Значит, вы все-таки не очень высокого мнения о работе приказчика? — спросил он вдруг.

— Для вас это, пожалуй, не место, — сказала она. — Но сотни великих людей вышли из самых низов. Берне был пахарем; Хью Миллер — каменщиком, и многие другие… Додели был даже лакеем…

— Но не приказчиком! Слишком мы… Слишком много в нас убогого аристократизма, который мешает нам выбиться в люди. Глядишь, как бы, упаси боже, не помять пиджак или манжеты…

— А по-моему, был один писатель — теолог по фамилии Кларк, который раньше был приказчиком.

— Был один, который открыл швейную фабрику — о других я не слышал.

— Вы читали «Восставшие сердца»?

— Нет, — сказал мистер Хупдрайвер. И не дожидаясь, пока она объяснит, к чему клонился ее вопрос, поспешил поведать ей о своем литературном багаже. — Правду сказать, я очень мало читал. В моем положении много и не почитаешь. Есть у нас в магазине библиотека, так я всю ее прочитал. Много книг Безанта, а потом еще миссис Брэддон, и Райдара Хаггарда, и Мэри Корелли, и роман-другой Уйды. Это все, конечно, интересно, и писатели первоклассные, только меня все это мало волнует. Но, конечно, много есть на свете книг, про которые я слышал, а читать не читал.