Колеса фортуны - Страница 29
— Понял, — развязно подмигнул я, сделав над собой определенное усилие. — Щас будет. Сельпо где тут?
«Наверно, так нужно себя вести с деревенскими?» — решил я.
— Магазин за углом, — величественно указала тетка. — Рекомендую взять портвейну. Или «Изабеллы». Даже предпочтительнее — «Изабеллы».
Я широко раскрыл глаза и оглянулся на Ирку.
— Наша Клавка городская, — рассказывала она, пока мы вместе с парнями шли к магазину. — В институте училась. Она всегда так говорит, когда подопьет.
— Клавка, — усмехнулся Костик. — Клавка — это клавиатура.
— Чего? — не поняла Ирка.
— От компьютера, — пояснил Костик. — Буквы набирать.
— А-а, — протянула Ирка. — Компьютер. Понятно.
— А чего это ее из города сюда занесло? — спросил я.
— В совхоз распределили. Зоотехником или кем-то. А она, дурища, и осталась. Замуж выскочила. Лет пятнадцать назад.
— А муж-то где?
— Муж-то? — Ирка зло рассмеялась. — А он почти и не заходит. Он, как третьего заделал, к молодой сбежал. У нас тут, чтоб вы знали, с мужиками совсем х…ево.
— А без мужиков-то еще… хуже, — заржал Макс, но сразу умолк.
Мы долго шлепали по грязи, обходя лужи, и наконец ввалились в магазин. Это был низенький кирпичный домишко с окнами, защищенными толстой сварной решеткой. «От алкашей», — понял я. В лавке воняло керосином, хлебом и рыбой. Три эти запаха не смешивались и били в нос попеременно, как бы на разных уровнях. У рыбного прилавка дремал кот; в дальнем углу стояли косы, вилы, корыта из оцинковки и много других удивительных вещей. Я толкнул локтем Костика. Он только языком щелкнул.
— Не хватает игр для playstation, — сказал он.
Ирка оглянулась на него, но ничего не сказала.
За продавца был какой-то мужик нерусской внешности. Он тупо посмотрел на нас, на Ирку и отвернулся. Мы взяли крепленой «Изабеллы». Честно признаться, когда-то мы с Максом пробовали такую Изабеллу и остались довольны. Костик повертел головой и попросил себе пива. Ирка оказалась хозяйственнее: она, не глядя на продавца, набрала каких-то продуктов и даже конфет подешевле. Посмотрела на меня, и я полез в карман за деньгами.
Шериф поступил любопытнее всех. Он переглянулся с лавочником, о чем-то с ним поговорил на непонятном нам языке и помахал нам рукой: «идите». Мы подождали его за дверью, и через пару минут он вышел, таинственно улыбаясь.
— Есть шмаль, — объявил он.
И мы тронулись в обратный путь.
Жилище тети Клавы производило удручающее впечатление. Там воняло подсолнечным маслом. Девочка Нинка за руку таскала по полу младшего брата — тому было года два. Старшего сына не было дома. «Где-то шляется, опарыш, — так выразилась про него мамаша. — Может, и до утра не придет». В наиболее чистой комнате стояла кое-какая мебель и сломанный советский телевизор, накрытый сверху салфеткой. Ирка отнесла продукты на тесную кухню, и они с теткой принялись что-то готовить. Запахло жареным. Потом я услышал отчетливый хлопок: так отлетает пластиковая пробка от винной бутылки, если ее открывать тупым ножом. «Начинается», — подумал я.
— Ой, бл…дь, я-то думал — это у родителей на даче полный п…дец, — промолвил Макс, глядя в окно на убогий огород. — А тут вообще что-то необыкновенное.
— Даже радио нет, — сказал Костик.
— У нас тоже было бедно. Но не так, — оценил Шериф. — Пьют много?
— Так ведь везде пьют, — предположил я.
— А здесь — только пьют.
Сказав это, Шериф вытащил из кармана пачку беломора и занялся некими специальными приготовлениями.
— Мальчишки, садитесь жрать, пожалуйста, — пропела Клава чуть погодя. Она вошла в комнату, сжимая в одной руке бутылку, а в другой — кухонный нож, как разбойничья атаманша. — Пошли, пошли. У меня гости… Да все такие славные… а? Кому рассказать?
Дети получили одну миску на двоих, а нам досталось каждому по тарелке жареной картошки с колбасой. На столе стояли сразу три бутылки «Изабеллы». «Изабелла» пахла искусственной земляникой. Граненые стаканы наполнялись.
— Я говорю — на это государство, бл…дь, трудишься, трудишься… И чего? Что я с этого имею? — пьяная Клава уже забыла о городских манерах. Она закрывала лицо руками, мотала головой, указывала на Ирку: — Вот, смотрите. Девке семнадцать лет. А? Щас залетела — и пошло-поехало. Прощай, молодость. Гляди, Ирка! Двадцать лет просвистит — не заметишь! Не заметишь!
— А мне сейчас жить хочется, — нагло замечала Ирка, ковыряя вилкой в своей тарелке. — Особенно глядя на тебя.
— Что-о? Что ты мне говоришь?
— Да я лучше сразу повешусь, Клава, — отвечала Ирка уже серьезно. — Не надо мне твоих двадцати лет. А насчет залёта — так, если хочешь знать, я…
Она тянулась через весь стол и что-то шептала тетке на ухо. Та качала головой, сердилась, порывалась встать, но не могла. Потом тетка и племянница мирились, громко смеялись и толкали друг друга. Младшие ползали по полу, доедая свою кашу руками из плошки.
— Пособие за троих, — косилась на них Клавка. — Вот и вся от вас польза, от спиногрызов. А что? Может, четвертого сотворить? А, парни? Это же все равно как ваучер. Неплохая прибавка к пенсии. А?
Мне стало противно. Я поднялся из-за стола и вышел.
Вслед за мной на улицу выбрался Костик. Мы стояли на крыльце рядом и глядели в мутное низкое небо. Оно нависало над нами, как отсыревшее ватное одеяло, и из него все еще сочились капли. Я закурил сигарету, руки у меня дрожали.
— Ты что, Пит? — спросил Костик.
— Да ничего. Нервы.
— Что ты обо всем этом думаешь?
— Да какая разница. Уже стемнеет сейчас. Иди спать.
— Нет, но это же кошмар какой-то. Петь, неужели так люди живут?
— Теперь ты понимаешь, зачем мы едем? — сказал я, схватив его за плечо: увы, я чувствовал, что пьянею. — Чтобы никогда, блин… вот так.
— Да мы и сами всё пьем и пьем, — сказал Костик. — Всё никак не остановимся.
— А чего останавливаться? Мы же еще не приехали, — засмеялся я.
Сзади скрипнула дверь.
— Эх, у баб там такая тема пошла, вам бы послушать, — проговорил Макс. — Шериф наверх свинтил. Зовет всех туда же. Мало-мало подкурить.
— И это правильно, — согласился я.
— Дождь… Мрак… — Макс огляделся и почесал в затылке. — Да, кстати, я тут подумал: чего-то здесь реально не хватает.
— Чего, блин, тебе не хватает? — спросил я устало.
— Бассейна с подсветкой.
Эпизод27. — Мне хватит, — поднял руку Костик. — Пропускаю.
Мы вчетвером сидели, поджав ноги, на дощатом чердачном полу. Посередине на блюдечке горела свечка. Низкие своды двускатной крыши то вытягивались ввысь готическими формами, то валились на голову, как крышка гроба. Лучше всего было не обращать на них внимания.
Поэтому я время от времени закрывал глаза и прислушивался к собственным мыслям.
«Вот огонь свечи, — чудился мне голос внутри. — Он притягивает человеческий взгляд. Но почему? Что означает этот огонь?»
«Рекламный сэмпл адского пламени, — отвечал кто-то другой насмешливо. — Глядя в огонь, начинаешь понимать, что такое вечные муки. Представить вечное блаженство куда труднее».
«Но я гляжу на это пламя и не чувствую боли», — отвечал первый голос.
«И даже совсем наоборот, — соглашался тот, второй. — Ведь ты обычно видишь, как сгорают другие. А это всегда так приятно».
«Кто сгорает? Это же всего лишь свечка», — не верил первый.
«Ну, в сущности, любой дух — это горючий газ. А тело — это фитилек. Тебя устраивает такая система образов?»
«Да как бы нет, — сомневался первый голос. — Тогда получается, я тоже горю?»
«Всенепременно».
«И это так мучительно?»
«До умопомрачения».
«Так, может, мне это… задуться?»
Тот, другой, помолчал. А потом заметил холодно:
«А кто, интересно, тебе даст такое право?»
«Вот именно, — осмелел первый. — Интересно — кто? Это же не только я интересуюсь. А всё человечество».
Тот, другой, как будто даже слегка замялся.