Колдун из Темногорска - Страница 82

– Отлично, – сказал Колодин, трогая пальцем серебряную водную нить. – И что же с ним можно делать?

– Все, что ни пожелаешь, на что силы твоей хватит. Какой талант скрытый в человеке сидит, то ожерелье и откроет, высвободит и укротить поможет, – отвечала Марья Севастьяновна. – Тут все от человека зависит. Вон сынок мой непутевый мог бы весь мир к ногам своим положить, а он сидит в Темногорске да беглых мужей бабам разыскивает. Глупец! – она в сердцах плюнула на пол.

Игорь отсчитал старухе обещанные четыре сотни, и она, тщательно обсмотрев каждую бумажку и про каждую спросив «не фальшивая ли?», спрятала добычу во внутренний самодельный карманчик в пальто. После чего несказанно подобрела, и теперь расспрашивать ее сделалось сплошным удовольствием. Сама Марья Севастьяновна умела многое. Исцеляла по мелочи – бородавки там или прыщи, порой и похуже заразу усмирять ей доводилось. Ну лучше всего удавалось ей наводнения, ливни, паводки и прочие напасти. Дождь могла вызывать, и сын ее теперь этим балуется иногда. А вот чего не передалось от предков – так это умение бриллианты с помощью воды делать. Сказывали, бабка ее тем занималась, и богато жила, трое мужей ее состояние мотали, и промотать не могли, безвылазно в Монте Карло на зеленое сукно деньги метали, проигрывались в пух и прах, и через это частенько помирали. А, на следующий год, глянь, новый супруг катит за границу на воды с новыми пухлыми пачками кредиток, и опять все спускает, а дом Марьи Гавриловны – бабку тоже Марьей звали – краше и богаче прежнего. Было у Марьи Гавриловны два малолетних сынка, один куда-то сгинул еще в революцию, а куда – неведомо, а второй – Севастьян, в бега кинулся. Потом уже, при Советах, в детдоме воспитывался, прикинулся, что не помнит, кто он такой и откуда. Хотя помнил все прекрасно, и бабкины наговоры, и многие ее штучки с водой, но – хитрая бестия – все это скрыл, ни словечком не обмолвился. А бабку ту в «парилке» большевички от души попарили, бриллиантики ее хотели найти, да так ничего и не нашли, кроме водички нашенской, пустосвятовской. Слышал, наверное, милый, про «парилки», которые большевички придумали для тех, у кого золото припрятано, или хотя бы предполагалась, что припрятано? Слышал, конечно. Теперь про это пишут в газетах. А в прежнее время об этом не по газетам знали, глаза у людей лопались от жара в этих самых парилках. Говорят, Марья Гавриловна там и померла, не вынесла многочасового жара, сердце остановилось. Да и как вынести, коли студёная вода – ее стихия? Водное ожерелье ее там, в жару-то, и придушило. Чем вам, скажите, не Пиковая дама двадцатых годов?

– Воду, говоришь, нашли вместо бриллиантов? – задумчиво переспросил Игорь и стиснул пальцы в замок, чтобы унять внезапную дрожь. – А принеси-ка ты нам чайку, Тимофей, – велел охраннику. – Ну и конфеток для гостьи не пожалей. Пожилые сладкое любят.

– Я не люблю, – отвечала старуха, – но конфетку, может, и съем.

Конфеток она съела три штуки – до того оказались вкусные.

– Это откуда ж такие? Из Франции наверняка.

– Как же бриллианты из воды-то получаются, – недоверчиво усмехнулся Колодин. – Бриллианты – это углерод, а вода – аш-два-о.

– Слово главное, а что под ним – не столь важно, – засмеялась старуха. – Если заклятие умело наложено – после этого хоть в лупу смотри, хоть в микроскоп – одно увидишь – алмаз природный чистейшей воды. Слышал, милый, такое выражение?

– А если ваши бриллиантики поддельные кинуть в огонь, что будет?

– В огне они испарятся, как капли влаги. Но ведь это не имеет значения. Кто же так бриллианты проверять станет? Однако, в давние времена, был, сказывают, случай. Красотка одна на бал собиралась, колье бриллаинтовое достала, и ну вертеть так и сяк перед зеркалом. А подле канделябр стоял с четырьмя свечами. Она колье над свечами пронесла, и бриллиантики фьють – и испарились! Одна оправа осталась. Только я думаю, все это враки. Хорошее заклятие одну стихию от другой отделяет. И уж от жара свечи камень ложный оборонит. В печке, конечно, такой водяной камешек не выдержит, ну а против свечи устоит.

– А может, ты все врешь, может, ты и сама можешь алмазы делать, а?

Старуха затряслась от смеха.

– Смеешься ты надо мной. Шутник! – погрозила Марья Севастьяновна Игорю пальцем. – Да разве я ходила бы в этом пальтишке, если бы мне подобная тайна была ведома? Или Роман мой непутевый разве бы промышлял своим дурным ремеслом? Да по нынешним временам мы, этой тайной владея, пол России могли бы скупить.

– Верно, могли. Если бы позволили, конечно. А как говоришь, бабку твою звали?

– Гамаюнова Марья Гавриловна. Отец всегда говорил, что фамилия у нее была подходящая для этих дел. А Севастьяну в детдоме простенькое прозвание дали – Кусков. Потому что он куски хлеба под подушкой прятал.

– Гамаюнова, – повторил Колодин и, помолчав, усмехнулся. – Хитрые, как я посмотрю, вы все, колдовское племя! Может, ты мне байки рассказываешь, а у самой бриллиантов полный сундук?

– Да не знаю я того заклинания! Чтобы никогда мне не напиться пустосвятовской воды!

– Ну и черт с ними, с бриллиантами! Плевать. У меня у самого денег хватает. Только что из того? В моей беде от денег никакого толка! Эх, если бы ты помогла мне, Марья Севастьяновна! – воскликнул Игорь с искренним отчаянием в голосе.

– Так я ж тебе ожерелье сделала. Это разве не помощь?

– Мало этого. У меня враг есть. Смертный. Тоже ожерелье имеет. Он моим другом прикинулся, к невесте моей прокрался и изнасиловал… Она после этого как будто умом тронулась… – В голосе Игоря прорвались самые настоящие рыдания.

– Мерзавец!

– А мне никак с ним за все не посчитаться! Его ожерелье неуязвимым делает. Алексей Стеновский его имя. Может, слышала? Он одно время в Темногорске жил.

– Стеновский… Фамилия знакомая.

– Он отца своего недавно убил, – подсказал Игорь. – Наемный киллер застрелил в подъезде. Об этом в газете писали.

Старуха гневно сдвинула брови – ненавидела она насильников и убийц.

– Давай, я тебе меч сделаю, – предложила.

– Меч? Какой меч? На кой черт мне твой меч?

– Водяной. Разит не хуже стального. Три дня будет меч. А к исходу третьего дня с закатом расплавится.

– Ну и к чему мне этот меч сдался? Я что, рубиться с врагами пойду?

– Меч тот один способен водную нить перерубить. Ничто не может, ни одна сталь, а водяной меч может. А коли ты на человеке водную нить перерубишь, то он навеки твоим рабом сделается. И умрет вместе с тобой. То есть, конечно, может и раньше помереть, но никак не позже. Навек ваши жизни будут связаны. Потому как у вас будет одно ожерелье на двоих. Так ты со своим обидчиком посчитаешься. За все.

– Это уже интересно, – засмеялся Игорь. – А тебе, бабуля, оказывается, цены нет. И бриллиантов никаких не надо – знания твои дороже стоят. – Он знал, как к кому подольститься. Гамаюнову когда-то льстил бессовестно, и Лешке Стеновскому – время от времени. А прежде и позже них – то есть всю жизнь – отцу.

– Насмешил, милый, – махнула рукой Марья Севастьяновна. – Кто ж у нас на Руси знания-то ценит? Их в сундук разве что складывать, да замок навешивать, а более ни для чего они не пригодны. Вот отец мой кем был? Канавы для осушения рыл. Повелитель водной стихии, а с Водой-царицей воевал. Смех, да и только… А я? Книжки глупые в библиотеке тасовала. Теперь Роман мой непутевый одним баловством помышляет… – Она в сердцах махнула рукой.

– Слушай, Марья Севастьяновна, сколько ты за водный меч возьмешь?

– Три сотни, не меньше, – веско проговорила старуха, и тут же поняла, что продешевила. – Пятьсот.

– Идет, – не торгуясь, согласился Колодин. И нервно потер руки. – Делай, не пожалеешь.

Остряков за дверью маялся, дожидаясь, когда же кончится великая ворожба, и можно будет вернуться назад, в комнату. Только не в его обычае было сидеть тихохонько, не имея доступа к информации. Игорь Колодин, оно конечно, умный малый, но ведь не догадался, что по дороге сюда Остряков и для себя у занятной старухи малость колдовства испросит. Так, по мелочи, и ценой всего полтинник. Но ценная крохотулечка вышла. По капле заговоренной воды пустосвятовской в каждое ухо. Поначалу неприятно – постоянно что-то шуршит в ухе, как будто мир с тобой через испорченный динамик разговаривает. Но зато как слышно! Каждое словечко отчетливо через любую стену, будто его произнесли в двух шагах. И сейчас, сидя со скучающим видом на стуле, Остряков прислушивался. Говорили о важном. О даруемой водным ожерельем силе, потом о бриллиантах заговоренных, сделанных с помощью воды. Но так, что не отличимы фальшивые камни от настоящих, если сильное заклятие на них наложить. Услышав такое, Остряков едва не подпрыгнул на стуле – сразу же вспомнился ему сейф в подвале Сазонова и бутыли с водой. И вода эта растекалась по полу, оставляя влажные пятна, и ничего кроме. А ведь достаточно было только слова Гамаюнова, и засверкали бы перед ними тысячи бриллиантов. Бог мой – какое вранье! Не было у Сазонова никаких денег. Идея была, а денег не было. Все фикция, мираж, Сазонов только изображал из себя мецената, а всем распоряжался Гамаюнов. Вот, откуда пошли эти слухи о драгоценных коллекциях, которые якобы вывезли с Родины предки Сазонова, и которые он теперь распродает ради нужд своего Фонда возрождения. Какая досада: спустя столько лет узнать истину! Остряков был так поражен этим открытием, что упустил, о чем же дальше шла речь за стеной, и пришел в себя только тогда, когда услышал слово «меч». Но больше в тот момент он ничего не смог разобрать, потому что в эту минуту из апартаментов Игоря выскочил Тимофей и рысью побежал куда-то – слышно было, как он возился где-то на кухне, потом понесся назад – и с чем же? С оцинкованным корытом в руках! Странно было, что такая заваль отыскалась в роскошной квартире Колодиных. Когда Тимофей скрылся в комнате со своей добычей, Остряков вновь навострил волшебные свои ушки. То, что он услышал, повергло его в изумление: Колодин со старухой обсуждал особенности мечей.