Кольцо удачи - Страница 11

Академики примолкли, изучая рукотворное чудо. Собственно, рассматривать было нечего. Обыкновенное кольцо, легкое, блестящее, серебристо-белое. Никто бы не польстился, валяйся оно на полу. Разве что уборщица, сердито ворча, замела бы его веником в полиэтиленовый мешок, набитый обрывками бумаги, использованными копирками, засохшей грязью и окурками. Лишь знание, что кольцо состоит из атомов водорода, стиснутых огромным давлением, заставляло академиков с мальчишеским восторгом блестеть глазами и шмыгать носами.

— Черт возьми!..

— И что, — спросил Птушинский, — действительно сверхпроводник?

— Три месяца по кольцу бежит постоянный электрический ток напряжением в семьсот вольт.

— Не нужна ли помощь в исследованиях?

— Как же, — сказал Марат Магжанович, протягивая руку. — Очень даже нужна.

Приходько вздохнул и вернул колечко. Оно легло на широкую усмановскую ладонь, поблескивая под огнем люстры.

— Теперь смотрите, — прошептал Марат Магжанович и перевернул его ногтем на другой бочок.

В тот же миг кольцо подскочило, натянув леску. Академики вздрогнули. Кольцо металось из стороны в сторону, мелькало, дергалось и пикировало, как стремительная стрекоза. Леска гитарно звенела. Приходько и Птушинский стояли, разинув рты.

Усманов притянул трепещущее кольцо, поймал его, как муху, и надел на палец.

— Ну-с?

— Фокус? — растерянно спросил Приходько. — Антигравитация? Эта… как ее… левитация? Дайте кольцо, я завтра еду в Киев.

— Понял! — шепотом закричал Птушинскпй. — Эффект соленоида! Взаимодействие электромагнитного поля кольца с магнитным полем Земли!

— Не знаю, не знаю, — усмехнулся Марат Магжанович. — Це дило трэба разжуваты. Га?

В это время его крепко взяли за локоть. Усманов обернулся. Сзади стоял Николай Альбертович. Его шея стала еще длинней, нос шире, в глазах сверкала решимость.

— Прошу проехать со мной в клинику! Очень прошу… Необходимо повторить анализы.

— Голубчик, а сессия?

— Марат Магжанович, — тянули за рукав с другой стороны. — Как же будем с кольцом? Необходимы комплексные исследования!

— Сделаем все, — весело сказал Усманов, — Думаете, мне не интересно?

К вечеру трассу затянуло туманом. Огни фар едва пробивали белесую муть. Стас вел машину на малой скорости, поминутно наклоняясь к ветровому стеклу, чтобы увеличить видимость хоть на несколько метров. В салоне было холодно.

— Есть хочется — сил нет, — пожаловалась Инна Ивановна. — Давайте перекусим.

— Брюхо — злодей, — согласился Стае. — Старого добра не помнит. Где-то здесь была автобусная остановка…

Они проехали еще немного, свернули направо и притормозили. Вспыхнул верхний свет, стало веселей. Вокруг машины сомкнулась черная ночь, а в салоне было уютно, и серый усмановский кейс распахнулся словно скатерть-самобранка, выявляя желтые пластины сыра, темнокоричневые колбасные кружочки с белыми крапинками сала, духовитые ломти хлеба, теплые пирожки с мясом и даже пахнущую йодом, невесть как попавшую в Володимирскую губернию, морскую капусту. Стас достал стаканы.

— За твою язву, Аркаша!

— Нет, люди, без смеха. Выпьем за удачный день!

— Действительно, — вгрызаясь в сыр, молвила Инна Ивановна, — сколько успели за один день!

— Рассказали бы, — попросил Стас. Он ел хлеб с колбасой и запивал «Фантой». Я целый день тосковал.

И тогда, перебивая друг друга и упиваясь словами, подтрунивая над великосветскими повадками Аркадия Борисовича и поэтической запальчивостью Камилла, они принялись рассказывать Стасу и друг другу, а вернее — заново переживать этот суматошный день. И как члены худсовета единогласно одобрили бусы, только вредный старичок успел высказаться по поводу сочетаемости цветов; и как благодаря Камиллу удалось склонить областную газету на рекламу алмазных ожерелий; и как в ювелирном магазине собралась толпа покупателей и, разогретая речами Камилла, рассуждениями Аркадия Борисовича и обещаниями Инны Ивановны, — моментально раскупила пятнадцать ниток и заполнила бланки-заказы еще на сорок.

— Теперь я спокойна, — сказала Игнатьевна. — Буду разворачивать производство.

— Ты еще сомневалась? — негодовал Камилл. — Да через два месяца из Москвы повалят толпы женщин!

— Весной в Париже откроется выставка, — пригрозил Степанов. — Обещаю вам золотую медаль и заказы «фирмачей».

Потеплело. Даже туман несколько рассеялся. Когда Стас включил фары, в столбах света встали лохматые ели с нашлепками снега на ветвях.

Усманов терпеливо слушал главного бухгалтера Гертруду Дмитриевну, которая монотонно посвящала его в финансовые проблемы… Судя по ее утверждениям, до краха института осталось всего несколько минут. Но в этот момент в кабинет заглянула ослепительная Елизавета и, сразу взбодрив своим видом, выдохнула:

— Марат Магжанович, внизу академик Жемчужный!

— Да-а?.. Пожалуйста, спустись, проведи его сюда без всяких пропусков!

Выпустив из-под ресниц сноп искр, Елизавета бесшумно исчезла. Терять время больше нельзя. Поэтому Усманов сказал:

— Любезная Гертруда Дмитриевна, технолог третьей категории Устинович способствовала перевыполнению институтского плана. Однако из ваших рассуждений я так и не понял, почему ее нельзя перевести во вторую категорию и тем самым повысить зарплату. Зато недавно я случайно узнал, почему вы так печетесь об экономии фонда зарплаты. Оказывается, это накручивает вам премиальные… Ловко придумано. Только, ради бога, не смотрите на меня так укоризненно. Да, для справедливости вы, к сожалению, взяли в долю и меня. Какие заботливые вокруг люди… Просто диву даешься! Одни вписывают меня в свои статьи, другие устраивают мне премии… Сегодня вы получите приказ, на основании которого с первого числа Устинович будет повышена зарплата. Повышена за счет моей премии. Вам все ясно?

Гертруда Дмитриевна торопливо кивнула и бочком направилась к двери, у которой поклонилась вошедшему академику Жемчужному.

— Николай Альбертович, рад вас видеть, — радушно улыбаясь и выходя навстречу, сказал Усманов. — Признаюсь, не ожидал. Нет, нет, пожалуйте сюда, на диван.

Пока они пожимали друг другу руки и усаживались, бесшумная Елизавета поставила на низенький столик поднос с двумя чашечками кофе, сахаром и нарезанным лимоном. Потом достала из холодильника початую бутылку армянского коньяка, разлила в пузатые стопочки. И ушла, пахнув специфическим ароматом французских духов.

— Прошу, — сказал Усманов. Он грел в ладонях коньяк и широко улыбался, щуря глаза. Жемчужный, напротив, был серьезен и держался слегка напряженно. — Отдохните с дороги, потом пройдем в музей. Вы на машине?

— Электричкой, — кратко ответил Николай Альбертович и одним махом выпил стопку.

— Зачем же так сложно? Звонок — и я бы выслал машину.

— Спасибо. Можно еще рюмку?

— Ради бога!

Глаза Жемчужного за толстыми линзами очков заблестели. Он был одет в свитер, полностью закрывающий длинную шею. Кисти топких рук далеко высовывались из рукавов.

— Марат Магжанович, помнится, вы любите полную информацию.

— Естественно.

— Вообще-то об этом врачи не говорят, но мы с вами ученые. Кроме того, опасность миновала окончательно… Так вот, я не ошибся, когда диагностировал рак… Не смейтесь, это серьезно! Процесс был необратим и неоперабелен. А вот вчерашние анализы показали, что в вашем организме происходит что-то сверхъестественное. Раковые клетки внезапно изменили генетическую информацию. Их белок, молекулы ДНК и РНК стали чуждыми для белка здоровых клеток. То есть ваши антитела получили разрешение на борьбу с опухолью. И они этим воспользовались… Да еще как воспользовались! Ремиссия идет с колоссальной скоростью! — Жемчужный поперхнулся, схватил чашку и выпил кофе одним глотком.

— Чудо?

— Нет, не чудо. Срезы исследованы на инфракрасном спектрометре. Судя по полосам поглощения, клетки содержат какой-то металл, похожий на щелочной. Он определяется по собственным колебаниям и по возмущениям, которые вносит в колебания гидроксогрупп. Возможно, это и есть гипотетический блокатор Зильбера.