Кольцо приключений. Книга 5. Кольцо парадоксов - Страница 6

Когда закончились все торжества, только тогда я почувствовал, как меня бьет крупная дрожь, и я почувствовал, что был на краю гибели. Та внутренняя мобилизация на борьбу исчезла, и я почувствовал такую разбитость в теле, как будто я на помосте поднимал сверхтяжелую штангу или таскал огромные камни из карьера. С мыслями о камнях я и заснул.

Мы жили в этом племени уже почти полгода. Стали там своими. Неплохо говорили на скифском наречии. Улучшили, как могли, жизнь людей и даже из других племен приезжали представители, чтобы посмотреть на нас и поучиться тому, что мы умеем.

Я сделал приспособление, чтобы механически доставать воду из глубокого колодца. Ничего сложного в этом нет. В эти времена в пустынных местах уже существовали такие машины, просто они не дошли до скифов. Делается зубчатое колесо, не шестеренка, а именно зубчатое колесо, которое вращается шестеренкой, сделанной из дощечек. На зубчатом колесе веревка с привязанными кожаными ведрами. Лошадь вращает колесо, и оно поднимает ведро за ведром на поверхность.

Кузнецу я рассказал, что по этому же принципу он может построить еще колесо и на деревянный вал надеть абразивный круг для механизации процесса заточки и шлифовки оружия и инструментов.

С кузнецом мы расковали и сделали пилу-ножовку. Времени на нее затратили много, но люди, занимавшиеся работами по дереву, были нам очень благодарны.

В другом колодце была соленая вода, которую невозможно было пить. Я стал мочить в этой воде кошмы и высушивать их на солнце. Надо мной исподтишка посмеивались все, но на кошме выпаривалась соль, пригодная в пищу. Мы сварили мясо с солью, попробовали сами и угостили вождя. Я не буду говорить о том, как были оценены мясо и соль, добытая мной. Вождем было выделено несколько человек для обучения солеварному производству.

Не все подходит для кочевников, но умение добывать соль, воду для водопоя было ценно, и вождь пожаловал мне пять бляшек из желтого металла для украшения моей одежды.

Из немногочисленных в степных краях перелесков мне привозили березовую кору – бересту, на которой я делал свои записи и составлял словарики языка древних скифов. Свернутые свитки были моей библиотекой, и мы с Татьяной по вечерам прочитывали мои записи.

Немного позанимался я гончарным делом и изготовлением кирпича. Во время прогулок по окрестностям места расположения племени я обнаружил небольшую осыпь холма. Меня привлек палево-охряный цвет почвы. Немного покопав ее, я обнаружил настоящую глину. Снова над моими занятиями посмеивались люди. Откровенно смеялись, когда из моих рук вместо сосудов, мисок и чашек выходили калябушки. Но скоро миски стали получаться лучше, а когда я обжег их на костре вместе с кирпичами, то смеяться перестали. Даже вождь загорелся идеей построить дом из глиняных кирпичей, чтобы не хуже, чем у князей и эллинов, с которыми скифы торговали через посредников.

Однажды к вечеру я был приглашен к вождю. У него сидел один из торговых агентов.

– Присаживайся, уважаемый Владимир, – пригласил меня вождь, – вот приехал к нам купец Эфраим с товарами и письмом к тебе от первого министра фараона египетского Шешонка Первого. Почитай свиток, что привез, – и подал мне свернутый в трубку папирус.

Я знаю арабский алфавит, умею писать справа налево, знаю достаточно много китайских иероглифов, но египетское письмо не похоже ни на то, ни на другое. Это даже не китайская грамота, но если внимательно присмотреться, то древнеегипетская письменность и «китайская грамота» имеют общие основы. И та, и другая являлись рисунками того, о чем хотелось сказать. В китайской письменности точные рисунки предметов и явлений стали постепенно заменяться символами, как например, корень стал изображаться в виде вертикальной черточки ствола, горизонтальной черточки – уровня земли и трех расходящихся черточек под ней – собственно корня. Или, к примеру, рис. Уже описанное мною изображение корня и вверху такое же изображение метелочки. Корень внизу и метелочка с зернами – рис. По этому поводу можно прочитать целую лекцию о происхождении каждого иероглифа, и каждый иероглиф будет достоин целой повести со слезами, встречами и расставаниями, солнцем и непогодой, войнами и предательством, и солнцем, которое все равно встает и призывает людей быть такими же хорошими, как оно само.

Древнеегипетское письмо – это такое же изображение картинок, но только с большей прорисовкой деталей и действия. Во всяком случае, я опишу вам то, что было нарисовано в переданном мне письме. Изображение облака и из него на землю лестница. По лестнице спускается человек со скипетром и державой. Все люди склонились перед ним ниц. Человек указывает скипетром на следующее изображение облака и лестницы, спускающейся на землю. По лестнице идут две фигуры. Фигура со скипетром протягивает обе руки к ним и указывает своим скипетром на себя. Человек с двумя мешками в руках плывет на корабле в одну сторону. Затем три человека плывут в обратную сторону. Три фигуры, одна из них со скипетром, смотрят на изображения трех пирамид. В целом все понятно. Сын неба фараон, владыка подданных, приглашает к себе парочку, спустившуюся с неба, чтобы вместе полюбоваться строительством пирамид или поучаствовать в их строительстве. Вообще-то, приглашения царственных особ являются признаком признания нас людьми известными в этом мире и нужно что—то отвечать на письмо.

– Ну, что же, – сказал я, – фараон, Сын Неба, призывает нас к себе. И просит не мешкать, а вождя поблагодарить за предоставленное нам гостеприимство. Направляет тебе посланца с подарками, а посланец должен доставить нас к нему на своем корабле.

Эфраим, до этого блаженно попивавший вино из сделанной мною чаши, вдруг поперхнулся и схватил папирус.

– Где ты увидел, что фараон направил вождю какие-то подарки, – закричал он, – откуда тебе знать, что написано в этом письме?

Вождь взял в руки папирус, повертел его со всех сторон, я ему показал на человека с двумя мешками, который приплыл на землю скифов на корабле. Прокашлявшись, вождь произнес:

– Как ты посмел усомниться в том, что Сын Неба неправильно прочитал письмо другого Сына Неба? Ты кто такой? Я уже давно подозревал, что ты ведешь торговлю в ущерб нам, и что мне давно идут подарки от владетелей других земель, а до меня они не доходят. Как это так, Эфраим?

Купец подпрыгнул и стал еще меньше ростом.

– Пепел на мою голову, – запричитал он, – это все греческое вино. Вкусное, а затуманивает мозги. Чем больше пьешь, тем меньше памяти и вообще не знаешь, кто ты, куда и зачем приехал.

Вождь поднял руку ладонью вперед. Сейчас этот жест трактуется точно так же, как и тогда: заткнись!

Эфраим заткнулся и принялся шарить по бесчисленным и бездонным карманам. Наконец он достал две блестящие фигурки из желтого металла. Конь и баран.

– Это тебе, вождь, подарок и пожелание от первого министра, чтобы стада твои лоснились от жира, как этот золотой баран, и чтобы кони твои были многочисленны и были так же прекрасны, как и этот конь. Не сердись на меня, вождь.

Вождь благосклонно принял дары и сказал мне:

– Если не сам фараон пригласил тебя и твою подругу, я бы никогда и никому не позволил даже высказывать намерение о том, чтобы предложить тебе лучшие условия, чем у меня. Я сейчас сижу и не знаю, что я завтра вечером буду говорить своему народу, и как буду объяснять ему, что буду собирать вас в дальнюю дорогу. Сердце мое обливается горем, я бы и поплакал, но я мужчина, а мужчине не подобает плакать при разлуке. Мужчина может плакать лишь тогда, когда погибает его верный конь или погибает его лучший друг. Ты не погибаешь, поэтому я и не буду плакать, хотя мне очень хочется. Иди. Завтра все мы будем плясать и веселиться, провожая вас. Иди, доделай все дела, которые ты еще не успел доделать.

Я пришел и сказал Татьяне, что нас приглашает к себе египетский фараон.

– Сам, – удивилась она.

– Сам, – и я протянул ей свиток.