Кольцо Луизы - Страница 1

В конце двадцатых годов Петер Клеменс, немецкий подданный, живший несколько лет в Голландии, купил небольшую ювелирную фирму, принадлежавшую некоему Отто Кюнце.

Нотариусу, оформлявшему сделку, отполированному господину в визитке, с бутоньеркой в верхнем кармашке, понравилось открытое, добродушное лицо Клеменса, а своей откровенностью тот совсем пленил его.

Клеменс сказал, что ему сорок восемь лет и у него есть сын Антон. Нет, не родной… Родители Антона — друзья Петера. Они умерли, оставив Антона круглым сиротой. Клеменс усыновил его. Сейчас он работает на алмазных копях в Южной Африке. Да, там он проходит практику…

Вы правы, господин нотариус, я решил, что специальностью сына будет моя профессия гранильщика драгоценных камней. В свое время я имел дело с лучшими гранильщиками мира. Кто они? Это в России, на Урале. Там чудесные мастера. Да, я учился у них и понимаю толк в камнях. Конечно, мне жаль, что господину Кюнце не повезло. Эта проклятая инфляция!… Ах, да! Вы спросили, почему я снова переселился в Германию? В Голландии счастье не улыбнулось мне.

Далее Клеменс сказал: его дело должно быть зарегистрировано в соответствующих инстанциях в качестве одного из европейских отделений концерна «Рамирес и Компания», действующего в пределах некоторых южноамериканских государств. Совет директоров концерна имеет свою постоянную резиденцию в Аргентине. И предъявил документы, подписанные генеральным директором концерна господином Радебольтом, уполномочивавшие Клеменса возглавить берлинский филиал.

Когда было покончено с формальностями, Клеменс сломал дом, где ютилась жалкая фирма Отто Кюнце, и построил великолепное здание в современном стиле. Концерн «Рамирес и Компания» не пожалел средств на внешнюю отделку здания. Вскоре на стене у парадного входа появилась медная доска с надписью "Фирма Клеменс и Сын"».

Верхний этаж — жилые комнаты главы фирмы. Там же приготовлены комнаты для сына. Нижний этаж — магазин. В крыльях — мастерская, где работали всего несколько человек.

Приказчики фирмы — отменно вежливые люди. Что до товара — то здесь предлагались только дорогие, тонкой отделки вещи.

Наиболее выдающихся клиентов Клеменс обслуживал сам. Его предупредительность, полные достоинства манеры и светская непринужденность очаровывали гостей. Через год-другой от покупателей не стало отбоя. Люди, нажившие состояния на войне и инфляции, выбрасывали из портмоне пачки отечественных и заграничных банкнот за какую-нибудь драгоценность. Клеменс небрежно совал деньги в сейф, словно это были какие-то несчастные тридцать — пятьдесят марок.

Соседи установили, что Клеменс в частной жизни (прислуга везде болтлива) очень нетребователен. Его кабинет и спальня отличаются спартанской скромностью. Да и сам он чистый спартанец: неприхотлив в пище, много занимается спортом, много читает, любит серьезную музыку, иногда посещает театры. По вечерам часто сумерничает в одиночестве. Ни о каких интрижках любовного характера прислуга не могла сообщить решительно ничего такого, что могло бы положить тень на личную жизнь их хозяина. Женщины, кроме домоправительницы и горничной, не переступали порога его дома. Не было замечено также, чтобы Клеменс проводил время с женщинами в ресторанах или барах. В крайнем случае, он брал с собой домоправительницу фрау Кнопф — пожилую и довольно уродливую даму.

Фрау Кнопф рассказывала, что господин Клеменс, овдовев лет пять тому назад, решил отдать все оставшиеся годы жизни работе и сыну.

Полиция, особенно в первые годы проживания Клеменса в Берлине, довольно тщательно наблюдала за ним: как-никак некогда он был в России… Вскрывалась (тайно, конечно) его почта. Ничего предосудительного ни в поведении главы фирмы, ни в его переписке не находили. Тем не менее, заметив слежку за собой и узнав, что его письма и ответы на них стали достоянием «черного кабинета», Клеменс, посмеиваясь, рассказал однажды об этом почтенному Фрицу Тиссену, постоянному клиенту фирмы.

Через некоторое время полиция перестала интересоваться фирмой.

С легкой руки того же Тиссена представители знатных фамилий Германии стали клиентами фирмы. Одни покупали, другие, промотав свое состояние, продавали фамильные ценности, третьи клали их в сейфы фирмы под солидные залоги. Щедрый и отзывчивый Клеменс не торопил клиентов с расчетом…

(Из сообщений Клеменса концерну «Рамирес и Компания»)

А. 1930 год. Экономический обзор.

…Промышленность набирает темпы. «ИГ Фарбениндустри», появившаяся в результате слияния трех химических компаний, обеспечивает страну и экспортирует огромное количество синтетического горючего, тканей, красителей, взрывчатых и ядовитых веществ. Здесь не жалуются и на неуспехи в сельском хозяйстве. Предприниматели хоть и фырчат при имени социал-демократа Мюллера, ставшего канцлером, но, в общем, довольны им. Гильфердинг, главный теоретик социал-демократов, сказал, что организованный капитализм есть не что иное, как социалистический принцип планирования.

Первые признаки тревоги, как мной уже указывалось, появились в 1928 году, когда монополии, искусственно снижая цены на продукты сельского хозяйства и оставляя цены на товары промышленные на том же уровне, накинули петлю на шею крестьян. Затянули ее банки, взимающие с крестьян проценты по займам и закладным на землю. Сейчас происходит массовая продажа земли. Цены на продукты деревни снова упали. Двенадцать миллиардов марок — такова задолженность крестьян банкам. Только выплата процентов по задолженности — миллиард марок. По сведениям, полученным из надежных источников, двадцать тысяч крестьянских дворов разорены, вследствие чего крестьяне бросились в города, умножая армию безработных, полубезработных и нищих. Кризис, разоривший сельское хозяйство, не пощадил промышленности, транспорта и торговли. Вся экономика сверху донизу потрясена.

Мною установлено, что все началось с краха какого-то небольшого предприятия. Затем сразу лопнули сотни фирм. Иностранные капиталисты спешат изъять свои капиталы.

До уровня конца прошлого века упало производство стали, свинца, цинка. Общее промышленное производство Германии стоит так низко, что грозит катастрофой. Сокращается внешняя торговля. Государственный дефицит исчисляется, по официальным данным, в два миллиарда марок, а общий долг государства иностранным банкам — двадцать семь миллиардов марок. Крах крупнейших банков разорил тысячи и миллионы мелких вкладчиков. Больше трех миллионов безработных — таков итог 1930 года, и количество их растет. Социалисты утверждают, что к началу тридцать третьего года безработных будет около девяти миллионов. В Пруссии, как нам стало известно, из двадцати двух тысяч учителей только тысяча сохранили свои места. Без работы большое количество врачей и инженеров. Четверть тех, кто окончил высшие учебные заведения, тщетно ищут хоть какое-нибудь занятие.

Кризис сметает с лица земли фирмы, тресты, банки, заводы, сокращает заработную плату. Забастовки прокатываются волной от края до края Германии. Приведу слова лидера коммунистов Тельмана: «Мы должны со всей ясностью сказать, что являемся той партией, которая способна осуществить национальное освобождение народа без завоевательной войны, без угнетения других народов».

Б. 1933 год. Правительство.

«Наши нынешние партии, их вожди в рейхстаге и их представители в правительстве потеряли чувство ответственности перед государством и народом. Все идет к тому, что эту систему должен сменить новый порядок».

Так недавно писали в «Рейнише Меркур».