«Коламбия пикчерз» представляет - Страница 13

Мы с Женькой поднялись и подошли ближе. На полке стояла фотография президента и портрет женщины в черном платье с ниткой жемчуга.

– Моя мать, – пояснил Петренко. – Умерла год назад. А вот это мой дед. – Он протянул фотографию мне.

На фото солдатик лет двадцати в шинели и шапке-ушанке улыбался, глядя в объектив камеры. Снят он был на фоне какой-то церкви.

– Ваш дед воевал? – спросила я.

– Да. Это единственная фотография тех лет. Он рассказывал, что к ним в часть приезжали газетчики… Я нашел снимок в бумагах отца после его смерти.

– А с Кошкиной на похоронах вы разговаривали?

– Разумеется.

– О чем?

– О чем в таких случаях принято говорить? Народу было мало, его жена, соседи… жена, по-моему, очень переживала из-за наследства. Тетю это раздражало. Если честно, я ее даже не узнал, и она меня тоже, что неудивительно. Я уехал сразу после похорон, а она отправилась на поминки, сказала, что останется на пару дней.

– И вы больше не встречались?

– Нет.

– И не заходили к ней домой?

Мой вопрос его вроде бы удивил.

– Заходил ли я к ней? Признаться, я даже не уверен, что точно помню, где она живет. До похорон мы виделись лет двадцать назад. По-моему, она тогда жила где-то в Гончарном переулке.

– Вы знали, что она развелась с мужем?

– Кажется, мама что-то говорила об этом.

– Они общались?

– Нет. Но какие-то сведения до нее доходили, через общих знакомых, наверное. На похоронах у нас не было возможности побеседовать, какие-то общие фразы… в общем, я понятия не имею, как жила тетя все эти годы. И ее письмо для меня загадка.

– Но в детстве вы часто бывали у деда, по вашим собственным словам, – не унималась я, хотя было ясно: ничего ценного от Петренко мы не узнаем. – Может быть, вы слышали какие-то рассказы… или ваша мама что-то вам говорила.

– О чем? – вроде бы удивился Павел Ильич.

– О чем-то, что можно было бы счесть родовым проклятием?

Павел Ильич серьезно посмотрел на меня, потом как-то нерешительно улыбнулся, а в следующее мгновение уже тихо смеялся.

– Боюсь, что из истории моей семьи романа не получится. Понять не могу, что имела в виду тетя… Знаете, если честно, мне она показалась… немного… не в себе, одним словом.

– Чокнутой, что ли? – хмыкнула Женька.

Павел Ильич нахмурился.

– Я не стал бы называть это именно так, но… иногда одинокие женщины в ее возрасте очень увлекаются своими фантазиями. Возможно, она что-то вообразила… развод, смерть отца, ее собственное здоровье. Она сказала мне, что живет на пенсию по инвалидности. Я еще подумал, что надо бы ей помочь. Собирался позвонить, но все руки не доходили.

– Номер телефона она вам оставила?

– Да, мы обменялись телефонами. Но она мне тоже не звонила.

Я точно помнила, что в записной книжке номера телефона племянника не было. Или она не успела занести его в записную книжку, или вовсе не собиралась звонить.

– А почему вы спросили, не был ли я у нее?

– Из ее квартиры выходил мужчина, – вздохнула Женька. Кажется, разговор ее начал утомлять.

– И что? – не понял Петренко.

– Мы пытаемся установить, кто это был.

– Собственно, я с трудом представляю, чего вы хотите? – задал он вопрос, а я подумала: «Странно, что он не задал его раньше».

– Пытаемся найти вашу тетю, – вторично вздохнула подружка.

– Возможно, она не заинтересована в том, чтобы вы ее нашли.

– Возможно, – согласилась я. – Тогда письмо писать не следовало. Вы же должны понимать, что ситуация странная: это письмо и ее внезапное исчезновение.

– Ах, ну да, вы же пишете детективы, – усмехнулся он, но тут же посерьезнел. – Конечно, то, что ее нет уже… неделю, вы сказали? В самом деле странно. Но… она могла уехать куда-то, а соседи и знакомые не в курсе, потому что она просто забыла им сказать. Или не захотела.

– Однажды она уже отлучалась на три дня, – кивнула Женька. – Как раз после похорон.

– Вот видите. А куда отлучалась?

– Понятия не имеем.

– Жаль, – вздохнул он. – Будем надеяться, что с тетей все в порядке и она вскоре появится.

Эту фразу я сочла сигналом, что разговор окончен. Однако Петренко вроде бы никуда не спешил, предложил еще чаю, но я от чая отказалась, поднялась и кивнула Женьке.

– Павел Ильич, извините, что отняли у вас время.

– Что вы, речь идет о моей тете. Кстати, как вы считаете, может, мне следует обратиться в милицию? В конце концов, человек не показывается дома… Хотя не знаю, что скажу им…

– Не беспокойтесь, в милиции мы уже были, – ответила Женька. Он чуть приподнял брови и изрек: «Н-да?», после чего кивнул. – Соседка заявление написала.

– Неужели все так серьезно? – развел он руками. На это мы ничего отвечать не стали и направились к выходу. – Я вам очень благодарен, – вдруг заявил он. – В наше время не часто встретишь людей, готовых откликнуться… – На что мы там откликнулись, я так и не узнала, потому что Петренко резко сменил тему: – Я вот что подумал: а не поужинать ли нам вместе? – Взгляд его, обращенный ко мне, а затем и к Женьке, прозрачно намекал, что ничего общего с благодарностью его предложение не имеет. – Как вы? – застенчиво спросил он; застенчивость ему так же удавалась, как Женьке скромность.

– Если муж возражать не будет, я не против, – кивнула я. Женька закатила глаза, но тут же улыбнулась еще шире.

– Надо подумать, – пропела она. На раздумье ушло ровно четыре секунды, после чего она кивнула: – Идея в самом деле не плоха.

– Тогда я вам позвоню, если не возражаете. Вы ведь звонили мне с мобильного? Следовательно, ваш номер у меня есть.

Он вместе с нами вышел в приемную и проводил до двери.

– Чего ты сунулась со своим мужем? – зашипела Женька, когда мы оказались в коридоре.

– Для тебя старалась, – съязвила я.

– Да? Ну тогда спасибо. – Женька почесала нос и посмотрела на меня с сомнением. – Как он тебе?

– Красавец.

– Я серьезно.

– Серьезно красавец.

– А насчет всего остального?

– Бабник.

– Печально, но это почти вне сомнений. Одни секретарши чего стоят, небось трахает их по очереди. Блин, время только зря потеряли. Петюню придушу, – буркнула она.

– За что?

– За то, что не сказал, кто здесь заправляет. «Работает в фирме», – передразнила Петю Женька. – Вот поросенок. Хотел поставить нас в идиотское положение.

– Вряд ли.

– Не защищай супостата. Значит, так. Павел – мужчина очень даже ничего, опять же на ужин хотел пригласить, за что боженьке спасибо, однако для нашего дела он, боюсь, совершенно бесполезен.

Я пожала плечами.

– Чего молчишь? – не унималась Женька.

– С годовым бюджетом, который парень нам озвучил, битый час потратить на разговор с какими-то девицами…

– Мы красавицы, – обиделась Женька.

– Само собой. Но все равно странно. Допустим, так легко на встречу он согласился потому, что у него с твоим Альбертом дела, – кстати, узнай какие на всякий случай. Но, сообразив, с чем мы пожаловали, он был просто обязан нас поскорее выставить.

– Вдруг в нем сильно развиты родственные чувства? Что, бабник не может быть хорошим семьянином? Ой, что-то я не то сморозила… дедушку любит, портрет в кабинете держит.

– Вот именно. Это тоже странно.

– Почему? Там президент, мама и дед, по-моему, хорошая компания. Ты же помнишь, что он рассказывал: собирался навестить деда, но не собрался, тот взял да и помер, у Петренко чувство вины, то да се… ну и поставил фотку. И с нами трепался, потому что видел в этом свой долг. Хороший парень, одним словом.

Я пожала плечами, не зная, что возразить. Потом покосилась на Женьку:

– Ты пойдешь с ним ужинать?

– Конечно. Должна же я пристроить себя в хорошие руки.

– А эти девицы?

– Уволю, – ответила Женька.

Мы вернулись к машине. Когда она пойдет ужинать с Петренко – еще вопрос, а что делать сейчас – не ясно.

– Есть идеи? – на всякий случай спросила я.