Коктейль Полторанина. Тайны ельцинского закулисья - Страница 3

VII

Полторанин говорит, что у ФИЦа были только технические функции, но даже сейчас очевидно, что это учреждение имело огромный пропагандистский потенциал — современники в этом были также уверены, оппозиционные газеты называли Полторанина Геббельсом, а группа депутатов Верховного Совета оспорила создание ФИЦа в Конституцонном суде. Суд признал ФИЦ неконституционной структурой, и бюджетно-плановая комиссия парламента заблокировала бюджетное финансирование полторанинского холдинга. Два месяца ФИЦ еще жил, получая деньги непосредственно от Бориса Ельцина из президентского резерва, а в июле 1993 года Полторанин написал Ельцину заявление об отставке, и Федеральный информационный центр прекратил свое существование. Полторанин объясняет свою отставку и ликвидацию ФИЦа нежеланием находиться в подвешенном состоянии; тогдашнее состояние бывшего министра печати и в самом деле иначе охарактеризовать трудно, но вовсе не только из-за признания ФИЦа неконституционной структурой. В знаменитых одиннадцати чемоданах Александра Руцкого был компромат и на Михаила Полторанина — вице-президент обвинял министра в махинациях с бывшей советской недвижимостью в Берлине. Речь шла о Доме советской культуры и техники, который Полторанин своим распоряжением передал российско-германскому СП.

— Вообще меня, конечно, подставляли с этим домом, — говорит Полторанин. — Я там никогда не был, не видел этого дома никогда. Мне принесли бумаги, документы, что в этом доме какие-то друзья Шохина (Александр Шохин, в начале 90-х — вице-премьер… — O.K.)устроили перевалочную базу для перегона машин из Германии сюда. И берлинский дом может уйти так же, как ушел венский дом советской культуры, который к тому времени уже был в частных руках. Меня это, естественно, разозлило. А принес мне эти бумаги Сережка Байгаров, бывший собкор «Правды» по Германии. Он пришел ко мне с каким-то замом Чубайса по Госкомимуществу и говорит: «Вот есть такой дом, можно создать берлинский дом русской прессы. Там издавать газету на русском языке для русскоязычного населения Европы и там же можно нашу газету на немецком издавать». Эта идея мне понравилась, и я подписал распоряжение о создании совместного предприятия — не моего личного, а с российской стороны министерство и с немецкой — немецкая структура какая-то. Мы предоставляем дом, а немцы его капитально ремонтируют. Они еще за это попросили дать им помещение под парикмахерскую. Я все подписал, а потом Госкомимущество отошло от этого дела. А без него я как министр печати не имею права распоряжаться госсобственностью, и получается, что я превысил свои полномочия. Ну, превысил и превысил. Я потом написал бумагу, что я снимаю свою подпись, но тем не менее все это закрутилось.

VIII

В 1993 году в телеинтервью Андрею Караулову Полторанин (несколько лет спустя он станет президентом телекомпании Караулова «Момент истины») произнес словосочетание, вызвавшее бурю возмущения либеральной прессы — «лагерный иврит». В каком контексте были сказаны эти слова и что обозначали, я не помнил и поэтому спросил, что такое лагерный иврит.

— Лагерный иврит — это стиль средств массовой информации современной России, — сказал Полторанин, как будто это и есть ответ на мой вопрос. Потом добавил — Это выражение было в записных книжках Исаака Бабеля. У него это так незаметно проскочило, но мне врезалось в память, и я тогда сказал у Караулова — мы дали большую свободу журналистам, но этой свободой надо пользоваться нормально. Нормальные люди, нормальные журналисты пользуются этой свободой, чтобы что-то для России сделать, а вот вся эта шпана, которая приходит на телевидение, использует свободу для того, чтобы все обгадить. И вот этот лагерный иврит, этот стиль общения с читателями, со зрителями, может вызвать большую волну сопротивления и волну погромов. Ребята, намотайте себе на ус, — если погромы начнутся, вы сами их и вызвали. Вот что такое лагерный иврит.

Я спросил Полторанина, понимал ли он, что такие слова безусловно не понравятся интеллигенции. «Интеллигенция — это кто?» — спросил меня Полторанин в ответ. Я назвал наугад имя одного из наших авторов. Полторанин поморщился: «Вы считаете ее интеллигенцией? По-моему, она просто дура. Интеллигенция — это Астафьев Виктор Петрович, друг мой боевой, царствие ему небесное. Это Василий Белов, это Юрий Бондарев, тот же Распутин Валентин. Я их всех собирал у себя в министерстве, они мне говорили: «Чего ты об Ельцина мажешься, уходи оттуда!» А я говорил: «Чего уходи, я же дело делаю, мы же создаем независимые СМИ».

IX

Понятно, что нужно делать поправку и на эффект мемуаров, но, похоже, старый правдист Полторанин действительно боролся за независимые СМИ — и на должности министра, и позже, в первой Госдуме, когда депутату Полторанину удалось добиться преодоления вето Совета Федерации на закон, запрещающий госструктурам учреждать собственные печатные издания. Закон в итоге отверг сам Борис Ельцин.

— Я позвонил ему, сказал, что вообще не понимаю — с одной стороны не хотите избавляться от государственных газет, а с другой отдаете в частные руки целое ОРТ.

С ОРТ, кстати, тоже была история. Когда мы принимали бюджет, Березовский пришел ко мне: «Дайте нам два миллиарда на содержание ОРТ». Я ответил: «С какой стати я тебе дам денег? В тебя государство комплекс вложило останкинский, все помещения за рубежом, всю технику, ты ни хрена, ни копейки не вложил — давай теперь раскошеливайся». Он побежал к Черномырдину. Черномырдин деньги выделил. Я снова позвонил Ельцину — «На каком основании вы этим хулиганством занимаетесь?» Он говорит: «Разговаривайте с Черномырдиным». Я отвечаю: «С этим м…ком не хочу говорить». Так мы и поругались.

X

Полторанин говорит, что в 1996 году, последний раз в жизни разговаривая с Борисом Ельциным, он отказался сотрудничать с его избирательным штабом и пообещал не только голосовать против Ельцина, но и агитировать против него — говорит, что «к тому моменту уже все про Ельцина понял». В публичных проявлениях оппозиционности, впрочем, Полторанин замечен не был, зато, по его словам, были непубличные. Полторанин рассказывает, что после нового 1998 года в его квартире раздался звонок. Незнакомый мужчина сказал: «Михаил Никифорович? Это Рохлин Лев Яковлевич с глубоким к вам почтением. Мне нужно с вами поговорить». Генерал Рохлин, избранный в Госдуму по спискам проправительственного блока «Наш дом — Россия» к тому времени был, может быть, самым радикальным оппозиционером в Госдуме. Он создавал антиельцинское «Движение в поддержку армии» и вербовал туда бывших соратников Бориса Ельцина. С Полтораниным ему повезло.

— Отношение мое к Ельцину и режиму, который он создал, неизменно с 1996 года, — говорит Полторанин. — Я считаю, что этот режим неконституционный с 1996 года, когда Ельцин проиграл выборы. Никто Ельцина не выбирал, они просто узурпировали власть. А теперь уничтожили парламент, из Совета Федерации сделали какую-то сходку, елки-палки, вместо партий — организованные преступные группировки чиновников. Все это антиконституционно, и конституционным путем нечего мечтать поменять власть, — а дальше Полторанина я цитировать не буду, потому что статью за призывы к свержению строя никто не отменял.

Лев Рохлин действительно нашел в Полторанине единомышленника. Полторанин говорит, что Рохлин готовил вооруженный мятеж, собирался отстранить Бориса Ельцина от власти и передать ее «Комитету национального спасения». «Во главе комитета он хотел поставить Лужкова, и Лужков об этом, конечно, знал, — говорит Полторанин. — А насчет дальнейшего программа была такая — проводятся настоящие честные выборы, отменяются результаты приватизации, и дальше снова все на свои места». Полторанин — первый из моих собеседников, кто так откровенно рассказывает о Рохлине под запись. Раньше я уже слышал — от отставных генералов, от действующих чиновников, — что-то вроде: «Никто никогда не узнает, какую роль в планах Рохлина играл, например, Черномырдин», или: «Последним, кого убило государство, был Рохлин», но каждый раз собеседники оговаривались — только, мол, не пиши об этом. Полторанин этой оговорки не делает — совершенно спокойно рассказывает, как водил Рохлина в банк «Империал» за спонсорской поддержкой, как за Рохлиным постоянно ездила «Нива» наружного наблюдения, как Рохлин за несколько дней до смерти сказал Полторанину: «Меня заказали». Можно допустить, что Полторанин, желая придать своему образу оттенок героизма или еще из каких-то того же порядка соображений фантазирует. Но, черт возьми, рассказ бывшего вице-премьера о подготовке государственного переворота — это в любом случае сенсация. Прозвучи такой, — неважно, правдивый или нет, — рассказ в условной Америке — он стал бы сюжетом для десятков книг и фильмов, а я вон, видите, сопровождаю каждый абзац реверансом, чтобы вы, не дай бог, не подумали, что я отношусь к словам Полторанина всерьез.