Когти ангела - Страница 5

Стали достоянием гласности позорные подробности эмиграции некоторых драконов в сопредельные страны. Они тайно пересекли границу и, конечно же, сразу набросились на тучные стада. Но нарушителей изловили, связали и посадили в стальные клетки. И теперь они влачат жалкое существование в зверинцах на потеху праздным зевакам.

Все эти события страшно раздражали писателя Драпира. Он, глядя в окно, гневно лязгал клыками, трещал крыльями и сочинял яростные призывы, суть которых сводилась к нехитрой мысли: "Назад к истинному драконству!"

Он настолько озверел в одиночестве, которое уже не скрашивала его подруга, до тошноты ему надоевшая, что даже обрадовался, когда за ним явились два бравых сержанта из дворцовой охраны. Буйное писательское воображение уже рисовало картину неправедного суда, на которое он, конечно же, прогремит страстной речью, и публика будет рыдать, и преступные судьи, дрожа под черными мантиями, забьются под стол, не смея взглянуть в глаза невинно судимому, не смея отвечать разгневанному народу... Конечно же, после процесса, его триумфально вынесет толпа, драконицы закидают цветами... Тут Драпира крепко тряхнули, и он опомнился. Оказалось, что стоит он прямо перед тронным ложем, с которого на него благосклонно взирает Его Великое Змейство Дракороль Восьмой.

Драпир сел на хвост и насторожился. В эту минуту он удивительно напоминал большую умную собаку, спокойно ожидающую от хозяина заслуженной выволочки.

- Что же это, талантливый вы мой? - с доброй укоризной обратился к писателю король. - Хорошенькие вещи тут мне про вас рассказывают!

- Злопыхатели и завистники, - заученно-бодро рявкнул Драпир.

- Да-а? Ну, пусть их. Вы же знаете, гениальный мой, как я к вам отношусь? Я и слушать их не стал... Тогда мне показали вот это...

В воздухе мелькнул и плавно опустился на ковер желтый листок бумаги, исписанный характерным почерком Драпира. Писатель похолодел: это был сочиненный вчера манифест. В общем-то ничего особенного там не говорилось. Начинался манифест ностальгическим плачем по старым добрым временам. Потом яркими красками рисовалось печальное настоящее. И в заключение выражалась надежда на светлое будущее. Пока Драпир лихорадочно - прикидывал тактику защиты, Дракороль Восьмой вдруг уронил слезу и, качая тяжелой головой, сказал:

- Ай, как вы не правы, известный вы мой. И сколь прискорбно видеть, как лучшие умы нации блуждают во тьме устаревших догм и обветшалых стереотипов, вместо того, чтобы честно послужить благородному делу прогресса. Вдумайтесь, куда вы зовете наш многострадальный народ? Во тьму прошедших веков? Я же не спорю, когда-то, давно, наше племя было сильным и славным, владело почти всей землей, океанами и небесами. Но все меняется! И если мы хотим выжить, мы должны измениться сами. Да и дело даже не в этом. Что есть истинное драконство, которое вы так упорно защищаете? Дремучая дикость, жестокость, варварство - не белее! Не возражайте, не надо! А подите к Драфиму, пусть он вам покажет все материалы, подобранные группой теоретиков.

Неделю провел Драпир во дворце. Каждый день ему читали лекции, показывали фильмы, предъявляли длинные безукоризненные расчеты, уговаривали, умоляли, убеждали. Скоро он почувствовал явные признаки размягчения мозга и взмолился об отдыхе. На время его оставили в покое. Драпир лежал на теплом балконе и размышлял.

"Они во многом правы, - думал писатель. - И все это перекликается с идеями древней философии. Были, были и у нас мыслители, которые несколько преждевременно проповедовали равенство всех со всеми, милосердие и доброту. Правда, судьба их незавидна. Дракон с такими идеями не выживает в нашем жестоком мире. И мне раньше казалось, что сама мысль о равенстве смехотворна. С чего это я - могучий, красивый, умный, талантливый - должен считать равным себе какого-то замухрышку деревенского, а? Но это так, пока мы с ним - драконы. А будь мы оба ангелами, чего нам ссориться? Мяса нам не надо, охотничьих угодий - тоже, баб - само собой, при бестелесности-то. Из-за чего глотки друг другу рвать? Черт, привлекательно... Хотя вон покойники тоже не ссорятся, им тоже ничего не надо. Выходит, ангелом быть ничуть не лучше, чем покойником. Хотя Драфим бухтел там чего-то про высоты познания и нравственного совершенствования. Это надо обдумать..."

Кстати, о покойниках. Пока в канцелярии решали, что делать с упрямым генералом Драполеоном, тот тихо протянул ноги в подземном каземате. От голода. Таков был бесславный конец славного когда-то воителя.

А Драпир так ничего и не понял о нравственном совершенствовании и отправился за разъяснениями к Драфиму.

Почтенный академик в последнее время сильно изменился: раздобрел и приобрел вальяжно-покровительственные замашки. Он охотно снизошел до беседы с писателем. Для начала повторил все, уже известное про горний сад и благотворность идеи ангелизма для племени драконов. А когда Драпир завопил, что драконы просто вымрут с голоду задолго до торжества идей ангелизма, Драфим жестко ответил:

- Да. Да, друг мой. Мы отдаем себе отчет в том, что какая-то часть населения страны должна пожертвовать собой, лечь костьми в фундамент светлого будущего. Это неизбежно, к прискорбию моему. Но зато потомки наши будут жить в райском саду. Прекрасная цель стоит жертв, разве не так? Но зато ангелы-то бессмертны, и наши потомки, достигнув ангельского чина, станут вечными, совершенными созданиями. Вы только вообразите себе эту картину!

Потрясенный Драпир вообразил. Нескончаемой чередой уносились в сияющий зенит безгрешные существа, о происхождении которых напоминал лишь зеленоватый отблеск на могучих крыльях. Эфир звенел хором торжествующих песнопений. Хвала вечному счастью неслась над полями нарциссов и асфоделий.

Сие величественное видение произвело переворот в замшелом сознании писателя. Он тяжело зарыдал, раскаиваясь в том, что когда-то, ничтоже сумняшеся, вступил в Лигу защиты драконства, эту компанию заговорщиков-ретроградов. Нет, долой постыдное прошлое! Отныне он желает служить своим пером делу возвышения нации!

Искренний порыв Драпира оценили по достоинству я предложили для начала сочинить проект некоего документа, условно названного "Моральные устои ангелизма". Польщенный высоким доверием, писатель с энтузиазмом принялся за работу. Само собой, что и ему еженедельно доставляли пресловутые корзины с искусственной провизией, так что он мог преспокойно работать, не отвлекаясь проблемами хлеба насущного.

Однажды ночью Его Великое Змейство Дракороль Восьмой захотел пить. На звук колокольчика почему-то никто не отозвался. Проклиная нерадивость слуг, Дракороль сполз с постели и побрел на кухню, которая теперь именовалась лабораторией синтетической пищи. В кухне пылал очаг, и слышался лязг посуды, голоса поваров, шипение расплавленного жира на сковороде. Озадаченный всем этим шумом, Дракороль осторожно заглянул за дверь. То, что он увидел, его потрясло. В полутемном кухонном зале все было, как в старые приснопамятные времена. Суетились поварята, волокли освежеванные кровавые туши животных, рубили их на куски, загружали в котлы, жарили целые горы битой птицы.

Дракороль все понял. Академик и его хитроумная группа теоретиков осмелились водить своего короля за нос! А он-то верил, что подаваемые ему паштеты синтезированы из овощей и фруктов! Как они посмели обмануть правителя и предать великие идеи ангелизма!

Гнев короля был ужасен. От раскатов монаршего рева вздрагивал и шатался дворец. Его Великое Змейство бушевал весь остаток ночи. А утречком несчастного вопящего Драфима в цепях поволокли на суд и расправу.

Но, как уже отмечалось выше, Дракороль был стар и мудр. Поэтому, поостыв, он крепко задумался над тем, что толкнуло почтенного академика на обман. Поразмыслив, король предположил, что и победные реляции о торжестве идей ангелизма в народе надлежит проверить.

С этим благим намерением король грузно поднялся в воздух, желая с высоты обозреть столицу. Старые крылья трещали, но еще неплохо держали хозяина.