Когда закончится война (СИ) - Страница 4

- А может быть, причина в тебе?

- Ах, конечно... Не подхожу под стандарты? Ну прости, что не угодила.

- Успокойся сначала... - Феликс пытается схватить меня за руку, но я вырываюсь и, отскакивая от него, с новой силой начинаю кричать, срывая на нем всю мою долго копившуюся злость.

- Мне надоело, что все вечно вмешиваются в мою жизнь! За меня постоянно решают, что я буду делать. Меня спросили, когда переводили из моей старой школы, где у меня, кстати, были настоящие друзья, в новую? Нет. Меня спросили, когда отправляли сюда? Нет. Ты меня спросил, как я буду жить здесь одна, когда ты уедешь в свой Лондон? Нет, нет и нет! Это моя жизнь, и я буду распоряжаться ей так, как захочу. Мне на всех плевать, - добавляю я, делая ударение на каждом слове.

Замолкаю, чтобы перевести дыхание, и тут замечаю выражение лица Феликса. Он стоит передо мной, растерянный и удивленный. Рот приоткрыт, серые глаза внимательно разглядывают мое лицо, черные длинные волосы растрепаны от ветра, челка снова упала на лоб. Сейчас он очень похож на воробья.

- Видно, я зря приехал, - холодно роняет он и разворачивается, намереваясь уйти.

Первой моей мыслью было - кинуться вдогонку, вернуть, попросить прощения. Ведь я действительно виновата. Феликс приехал сюда ради меня, потратив на меня свое свободное время и силы. Сделал доброе дело, навестил, а что получил взамен?.. Я накричала на него, обвинила во всех своих неприятностях, да в придачу предстала перед ним истеричкой. Но вместо того, чтобы попытаться восстановить отношения, я, сузив глаза, крикнула ему вдогонку:

- Ну и катись! Видеть тебя больше не хочу, понял? Катись отсюда, катись в свой Лондон!..

После чего разворачиваюсь и бегом направляюсь в сторону корпуса.

Вторая глава

По крыше громко барабанит дождь. Я сижу и смотрю на пустынную дорогу. Я даже ни разу не наткнулась взглядом на старого лохматого кота, который живет на территории лагеря. Закрываю глаза и с силой втягиваю в себя воздух. Куртка Феликса имеет еле заметный запах бензина и чего-то еще, похожего на сирень. Возможно, это одеколон.

Застегиваю 'молнию' до самого носа и подтягиваю колени ближе к себе, обхватывая их руками. Ветер начинает пробирать, а колючие дождинки так и норовят залезть за шиворот.

Ну вот. Доигралась. Он больше не придет. Это надо же так постараться обидеть человека... Да еще кого - Феликса! Феликса, который, в отличие от многих, не сделал мне ничего плохого.

Вспоминаю его фразу, и внутри меня словно кошки просыпаются и начинают рвать душу в клочья. А, может, дело действительно во мне? Скорее всего, это так.

Внезапно понимаю, что хочу есть. Сколько же сейчас времени? Меня наверняка уже все обыскались.

Встаю и спускаюсь с крыши. Прикрыв за собой дверь, осторожно наклоняюсь и всматриваюсь в лестничный проем. Никого.

Прислушиваюсь и только сейчас замечаю, что в корпусе непривычно тихо - никто не бегает и не суетится. Почему-то становится обидно. Я-то возомнила себе, что меня ищут, возможно, даже волнуются. А в действительности я снова никому не нужна.

Тихо спускаюсь по лестнице и привычным коридором иду к себе в комнату. Кажется, это крыло здания совсем заброшено: картины на стенах покрыты толстым слоем пыли. Странно, что я раньше их не замечала. Подхожу к ближайшей картине и протираю ладонью грязное стекло. Это черно-белая фотография, немного помятая и сильно выцветшая, словно ее долго носили в кармане до того, как вставить в рамку. С нее на меня смотрит еще молодой мужчина в военной форме и в пилотке; нос немного вздернут, как-то по-мальчишески, что придает его чертам какое-то детское очарование. Уголки его губ слегка подняты, словно он улыбается, а глаза смотрят серьезно, тревожно. Я смотрю в его глаза, и появляется такое чувство, будто передо мной живой человек. От этого становится не по себе.

Вынимаю изо рта жевательную резинку и приклеиваю ее на стекло. Быстро, словно воровка, оглядываюсь по сторонам и торопливо отхожу от портрета. Во мне возникает непреодолимое желание поскорее покинуть этот коридор, убежать отсюда и никогда не возвращаться. Сдерживая себя, чтобы не пуститься со всех ног, как ненормальная, я иду быстрым шагом к выходу, спиной ощущая на себе взгляд того военного с фотографии.

Миновав коридор, поворачиваю за угол и стремглав бегу вниз по лестнице.

- Вика! - неожиданно раздается у меня за спиной, и я вздрагиваю от неожиданности, словно захваченная врасплох преступница.

- Ты где была? - оборачиваюсь и вижу перед собой Свету. Вожатая стоит, нахмурившись и уперев руки в бока, и смотрит на меня сверху вниз.

- Где надо, - довольно грубо отвечаю я. Все волнение сразу куда-то испарилось, словно его спугнула Света. И мне отчего-то даже стало смешно. Испугалась какой-то старой фотографии...

- Дома с отцом будешь так разговаривать, - хмуро говорит вожатая, нервно одергивая свою блузку.

С интересом гляжу на нее. Что же такого особенного могло произойти, что она так разозлилась? Ведь Света - сущий ангел, рассердить которого мне не удавалось ни разу с того момента, как я здесь оказалась. Все мои выходки не имели действия на эту добродушную девушку. Зато теперь, когда я, по сути, ничего не делала, она стоит передо мной, готовая метать огни и молнии.

- Все уже в столовой, - смягчаясь, говорит Света и, кидая на меня придирчивый взгляд, уходит.

Всю дорогу до столовой я пытаюсь понять, обед сейчас или ужин. Как оказалось, ужин. Захожу в столовую - просторное светлое помещение, уставленное четырехместными столами - и сразу направляюсь к своему месту. При виде меня все разговоры смолкают, всего лишь на секундочку, но этого достаточно, чтобы еще больше испортить мне настроение.

Садясь за стол, ловлю на себе удивленные взгляды соседок. Это и не удивительно. Мокрая, лохматая и вообще черт знает на кого похожая, да к тому же еще жутко злая. Такое соседство не каждый выдержит.

- Фу, какая гадость, - бормочу я, ковыряя вилкой омлет, который расплылся по тарелке, словно желе. - Как такое вообще можно есть?

Отставляю тарелку в сторону и беру в руки хлеб. Посыпаю его солью и жую, стараясь не встречаться взглядом с сидящей напротив соседкой по комнате.

- А я-то полагала, что только мы не входим в твой избранный круг общения, - совершенно не к месту говорит рыжая и очень кудрявая девчонка, что сидит рядом со мной. Совсем не помню, как ее зовут.

- А я всегда знала, что у тебя с головой плохо, - отбиваю я удар, продолжая, как ни в чем не бывало, жевать свой хлеб.

Рыжая надувает щеки, словно лягушка, и в возмущении отворачивается от меня. Краем глаза замечаю, как неодобрительно на меня смотрит какая-то девчонка.

- Что? - спрашиваю я, удивленно приподнимая одну бровь, словно я весьма удивлена. - Что я опять не то сделала?

- Ровным счетом ничего, - спокойно возражает миролюбивая соседка.

- Ну и славненько, - пожимаю я плечами. - Значит, все недовольные могут успокоиться.

- Убери свои колючки! - вскидывается рыжая, стремительно поворачиваясь ко мне.

- В чем дело? - четко произнося каждое слово, спрашиваю я, в упор глядя на девчонку.

- Совершенно ни в чем, кроме того, что ты - самая что ни на есть стерва! - выпаливает та, причем глаза ее, кажется, вот-вот вывалятся наружу.

Задохнувшись от возмущения, я роняю хлеб на пол. То открывая, то закрывая рот, я не могу найти слов для внятного ответа. От всей души хочется послать ее куда подальше, и я прикладываю массу усилий, чтобы не исполнить желаемое.

Лидка, да, именно так ее и зовут, смотрит на меня с триумфом. Неожиданно я успокаиваюсь и ровным тоном произношу, не глядя ни на кого:

- Кажется, кто-то к кому-то ревнует...

Сказала я это наобум. Просто от нечего делать, вдруг попаду? И попала. Прямо в цель.

- Что? - шипит Лидка, подпрыгивая на стуле. - Ах ты...

Смотрю на нее, еле-еле сдерживая злорадную улыбку. Неужели она и правду ревнует меня к какому-то мальчишке из нашего отряда?