Когда закончится война (СИ) - Страница 37

- Ты мне что обещал? - спрашивает меня молодой партизан и тут же сам отвечает за меня: - Что за старшего будешь. И ведь справлялся. А теперь что случилось? Как с проблемой столкнулся, так и сдался? Даже не попытавшись как следует с ней разобраться? Эх, брат, пойми же ты наконец, что не решаемой проблемы нет. Даже тупик не преграда. Его можно обойти, перепрыгнуть, разрушить в конце концов. Да что угодно с ним делай, только на месте не стой! А ты... Ей-Богу, как девчонка!

Слушаю его и чувствую, что краснею. Он снова прав во всем.

- Ну и молодца!

Поднимаю глаза на Павла и киваю головой. Да, он прав. Здесь я не нужен. Возможно, это вообще мой последний шанс. Если я сейчас не успею предупредить Лилю, потом может быть поздно. Хотя, Катя наверняка ей уже все рассказала. А если нет?

Мысли, как сумасшедшие мухи, носятся у меня в голове. И я никак не могу остановить этот рой. Но я ясно понимаю, что времени терять никак нельзя.

Киваю Павлу на прощание. Останавливаю взгляд на его глазах со странным блеском внутри. Затем разворачиваюсь и бегу в сторону села. За спиной раздаются крики и бесконечные выстрелы. Исход боя, конечно, уже решен. Немцев в два раза больше... Неужели это конец? Ведь не может все так плохо кончится...

Обгоняя свои же мысли, выбегаю из леса и почти сразу же попадаю на улицу села. Вихрем проношусь мимо пустого Генкиного дома и, не останавливаясь, подлетаю к своему собственному.

Я сразу же вижу ее. Она стоит на крыльце, бледная и испуганная, с выбившейся из-под платка косой.

- Лиля! - кричу я, подбегая к ней. - Быстро бери девочек и уходи! Здесь больше нельзя оставаться... Уходите, пока не поздно!

Лиля смотрит на меня тревожным, обеспокоенным взглядом. Теребит в руке платок и почти не дышит.

- Подожди минутку, - шепчет она побелевшими губами. - Павел там?

Да, она все поняла. Смотрит на меня широко открытыми от ужаса глазами и ждет ответа.

- Да, - тихо отвечаю я и, минуя тетю, прохожу в дом.

Вбегаю в комнату Лили. На аккуратно застеленных кроватях сидят Верка и Люба.

Хватаю с полки старый отцовский рюкзак и стремительно складываю в него самые необходимые вещи. Лекарства, остатки еды - так, на всякий случай. Потом поворачиваюсь к Лиле и всовываю рюкзак в ее холодные пальцы.

- Сколько их? - заглядывая мне в лицо, спрашивает тетя, и я, не выдержав ее взгляда, опускаю глаза.

- Много, - вру я и настойчиво повторяю: - Уходите...

Лиля немного успокаивается. По крайней мере, ее ступор проходит, и она начинает действовать.

- Где Катя?

Лиля, кинув на меня удивленный взгляд, недоуменно произносит:

- Разве она не с тобой?..

Смотрю на тетю и никак не могу вникнуть в смысл ее слов. Неужели это значит, что Катя здесь так и не появлялась?.. Но где же она тогда?

- Так, - рассеянно провожу рукой по волосам, лихорадочно соображая, куда она могла деться. - Лиля, - поднимаю на нее глаза и твердым голосом произношу: - Я найду Катю, и мы к вам присоединимся, ты меня поняла? Только, прошу тебя, не теряй времени - уходи прямо сейчас! И, пожа-луй-ста, будь осторожнее.

- Хорошо, - шепчет Лиля, прижимая к себе дочь. - Только ты тоже будь осторожнее...

Киваю, не в силах вымолвить ни слова.

Выходим из опустевшего и такого чужого теперь мне дома. На улице так же нет ни одного человека. Ставни окон у многих домов закрыты. Наверно, немногочисленные уцелевшие жители Листеневки, услыхав шум, попрятались по домам.

Оборачиваюсь на своих женщин. Вот за что я люблю Лилю - так это за то, что она даже в самой страшной ситуации способна действовать оперативно. Она стоит на крыльце, прижимая к себе Любу, а к ее ногам жмется моя сестра. Ее глаза смотрят на меня внимательно и как-то слишком по-взрослому.

- Мы будем ждать тебя у дороги, - тихим голосом произносит Лиля, глядя мне прямо в глаза.

Почему-то именно в эту минуту она показалась мне совсем девчонкой. Да ей едва ли больше двадцати!.. Красивая, стройная. Ей не место на войне. И Катьке тоже не место...

- Я вернусь, - почти не слышно обещаю я и чуть громче добавляю: - Мне нужно найти Катю...

Лиля сдавленно выдыхает и чуть заметно улыбается. Потом крепко сжимает в своей руке маленькую ладошку Веры и спускается с крыльца.

Гляжу им в след, пока они не скрываются за поворотом. А потом разворачиваюсь и бегу совсем в другую сторону.

Снова в лес.

***

Мысль о том, что Катя сейчас где-то в лесу, совершенно одна, не дает мне покоя. Я привык видеть ее где-то рядом. А теперь я даже не знаю, где она и что с ней случилось. Но подсознательно я знаю, что с ней не произошло ничего ужасного. Она жива. Если бы Катя умерла, я бы это почувствовал.

Чем дальше я продвигаюсь, тем отчетливее слышатся звуки перестрелки. Я прячусь за деревьями, не показываюсь на глаза никому. Со спины вообще трудно понять, где свои, где чужие.

Прохожу еще несколько метров. В голове, словно рой пчел, мельтешат разные мысли.

Партизаны хотели выведать обстановку. Для этого они и переоделись в немецкую форму. Но вот только их сбили с толку выстрелы... А Павел, возможно, услышав мой голос, подумал, что мне грозит опасность. И рассекретил отряд. Получается, во всем виноват я...

Вспоминаю Генкины слова о том, что немцы хотели построить на месте Листеневки штаб. Он говорил еще что-то о каких-то документах... Напрягаю память, стараясь собрать мысли в кучу. Будто бы их отдавали на хранение Григорию, или что-то в этом роде... Не помню.

Продолжаю свой путь. Выстрелы звучат уже реже и отдаленнее. С горечью признаю, что силы неравны, и игра отнюдь не в нашу пользу. А я ничем не могу помочь...

А вдруг?..

Останавливаюсь в нерешительности. Что, если уничтожить все вещи фашистов? Они наверняка не ожидали того, что сюда прибудут партизаны и, хоть немцы и заметили наших раньше времени, все равно были не подготовлены. А это значит, что, скорее всего, все важные документы так и остались в их убежище - заброшенном доме на краю села.

В нерешительности переминаюсь с ноги на ногу. Что же будет лучше предпринять - искать Катю или вернуться назад и попробовать исполнить свой замысел? Какое-то время я напряженно размышляю, а потом все-таки принимаю решение вернуться назад. На счету каждая секунда, кто знает, сколько времени мне придется искать ее? Внутренний голос подсказывает мне, что она и так не пропадет. В любом случае, я продолжу ее поиски позже.

И снова я бреду по лесу, только теперь в обратную сторону. Павел был прав, когда говорил, что раскисать не время. Как бы ни было плохо, я не должен стоять на месте. Тем более, сейчас во мне прямо-таки клокочет такая жгучая ненависть к войне, что я боюсь сгореть заживо от этого чувства. Но именно это чувство поддерживает во мне жизнь. Сейчас мне надо вернуться в Листеневку. Может быть, Катя уже там. А если нет? Что теперь об этом думать?..

Трясу головой, отгоняя от себя страшные мысли и пытаюсь сконцентрироваться на одной-единственной.

Совсем не помню, как добрался до Листеневки. Единственное, что четко отпечаталось в моей памяти - непривычно тихая и безлюдная улица.

Довольно твердым шагом прохожу мимо домов. По пути убеждаюсь в своем предположении: село покинули все до одного жителя.

Воспоминание о произошедших событиях сводит меня с ума. И я решаю поступить так, как поступал всегда в таких случаях: отвлечься от мыслей и действовать на автомате. Будь что будет.

Подхожу к своему дому. Створка окна покачивается от ветра, издавая протяжный, томительный скрип. Неосознанно вздрагиваю и тут же шагаю через порог.

Захожу в комнату с печью и убеждаюсь в том, что в избе никого нет. Мой взгляд всего лишь на мгновение цепляется за одиноко валяющегося Любкиного безухого зайца. Но этого мгновения мне достаточно, чтобы решиться на осуществление задуманного.

Покидаю дом. Иду по селу, стремительно сокращая расстояние до Генкиного жилища. Взбегаю по ступенькам и толкаю входную дверь. Она не заперта. Уверенно шагаю в малюсенький коридорчик и беглым взглядом окидываю помещение. Здесь все поросло грязью. На стене в углу паутина, на полу толстый слой пыли и прочий мусор. Даже пахнет так, как пахнет обычно в заброшенных домах: сыростью и ветхостью. От всего этого унылого вида хочется куда-нибудь спрятаться.