Когда я был настоящим - Страница 17

— В ресторане, — сказал я. — В современном ресторане, чтобы там были большие окна и много света. Можете вы это устроить?

Не прошло и пяти минут, как он перезвонил сообщить, что заказал для нас столик в заведении под названием «Проект-кафе».

— Это ресторан в музее дизайна, — объяснил Наз. — Батлерз-уорф, рядом с Тауэрским мостом. Прислать за вами машину?

— Не надо. Увидимся через час. Как я вас узнаю?

— Я азиат. На мне будет голубая рубашка.

Я наскоро принял ванну, надел что-то чистое, приличное и только собрался выйти из квартиры, как зазвонил телефон. Я уже включил автоответчик. Он сработал, и я задержался в дверях, проверить, кто бы это мог быть.

Это оказался Грег. «Але, мужик, — произнес его голос. — Жаль ты рано ушел в субботу. Под конец там все пошло ва-аще патрясающе». Эти последние слова он произнес с шуточным калифорнийским акцентом, голосом «девушки из долины». «Ну ты как, Кэтрин своей уже засадил? Или, может, сейчас как раз дерешь? Ты ее дерешь, а она: да! Да! Еще! Еще школ и больниц! Еще деревянных построек!»

В этом духе он продолжал довольно долго. Я стоял, слушая, как его голос проходит через дешевенький аппарат, пытаясь симулировать оргазм. До аварии все это показалось бы мне очень смешным. Теперь — нет. Не то чтобы это казалось мне обидным или грубым — мне это вообще ничем не казалось. Я стоял и смотрел на автоответчик, а из него шел голос Грега. В конце концов он повесил трубку, и я ушел.

Хорошо, что Наз сказал мне, во что он будет одет — в «Проект-кафе» был еще один молодой парень-азиат. Однако Наза я все равно узнал бы. Он выглядел прямо как я себе представлял, но слегка по-другому, что я так или иначе предвидел. Он сидел за столиком у окна, вбивая что-то в карманный органайзер. У него было интересное лицо: по большей части искреннее и открытое, только глаза темные — темные, запавшие и пронзительные. Он поднялся, чтобы поздороваться со мной, мы пожали друг другу руки и сели.

— Добрались без проблем? — спросил он.

— Да, все отлично.

На стенах в «Проект-кафе» висели фотографии видных британских дизайнеров. Это было хорошо, очень хорошо. Появился официант, и Наз попросил большую бутылку минеральной воды.

— Поедим? — спросил он меня.

Я не был особенно голоден.

— Вы как? — ответил я вопросом на вопрос.

— Что-нибудь легкое.

Мы заказали кеджери и две маленькие тарелки рыбного супа. Вина не взяли. Официант удалился в направлении кухни, которая частично виднелась за большим круглым окном. Так она была задумана: открытая, но не полностью, не так, чтобы обедающим были видны все действия поваров до последнего, — открытая настолько, чтобы они могли кое-что ухватить взглядом: голубые языки пламени, выскакивающие из сковородок, пальцы, окропляющие блюда дождем из трав, и тому подобные вещи.

— Прежде чем начать воплощать ваш проект в жизнь, — сказал Наз, — нам нужно получить какое-то представление о масштабах. Какого размера здание вы имеете в виду?

— Большое. Шесть или семь этажей. Вы в Париже бывали когда-нибудь?

— Две недели назад был.

— Ну вот, такое здание, как там. Большие жилые дома, с кучей квартир, нагроможденных одна на другую. Такого типа здание мне и нужно. Моя квартира должна быть на предпоследнем этаже.

— А здание напротив? Если я правильно помню, вы дали понять, что это здание вам тоже, вероятно, понадобится.

— Верно. Оно должно быть почти такой же высоты. Возможно, на один этаж пониже. Под «напротив» я понимаю стоящее сзади. Отделенное двором. В этом здании мне понадобятся только две вещи: чтобы на крышах был красный шифер, а по нему гуляли черные коты.

— Крыши во множественном? — спросил он.

— Они идут вверх и вниз. Поднимаются и опускаются. Определенным образом. Может быть, нам придется их видоизменить. Нам наверняка придется видоизменить многое во всем здании и во дворе.

— Да, вы мне говорили. Но расскажите про людей, которыми вы планируете заселить здание. Я имею в виду, основное здание. Они в действительности будут там жить?

— Ну да. Они могут там жить и в действительности. Только им придется привыкнуть к тому, чтобы существовать в двух режимах: включено и выключено.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, в режиме включено они выполняют задания, которые я их прошу выполнять. А все остальное время могут делать, что хотят. Как солдаты — только что были на параде, а потом идут, курят свои сигареты в караулке, моются, может, переодеваются в гражданское. Но потом, через несколько часов, им снова надо быть на параде.

Подошел официант. Перед Назом лежал его карманный органайзер. Это был «Псайон» — одна из компаний, чьи акции мы с Мэттью Янгером недавно купили. Он лежал на столе экраном кверху, но Наз им не пользовался. Вместо этого он заносил мои требования в голову, переводя их в маневры, которые надо было выполнить. Это было заметно — там, в глубине его глаз, что-то жужжало. Я почему-то подумал про жуков-скарабеев, потом — про слово «сайон»[2]. Та штука в глубине его глаз пожужжала немного, а потом он спросил:

— Какие задания вы хотите, чтобы они выполняли?

— Внизу, непосредственно подо мной, будет жить старуха. Ее основной обязанностью будет готовить печенку. Постоянно. Ее кухня должна выходить наружу, во двор, в задний двор, куда будут выходить и мои собственные кухня с ванной. Запах печенки должен подниматься кверху. Еще от нее потребуется выставлять за дверь мусорный мешок, когда я спускаюсь по лестнице, и обмениваться со мной определенными репликами, которые я вспомню и закреплю за ней.

— Понятно, — сказал Наз. — Кто еще?

— Еще там будет… что означает слово «сайон»?

— Не знаю. Давайте выясним. Сейчас свяжусь с коллегой и попрошу его посмотреть в словаре.

Он вынул крохотный мобильный телефон, включил его и набрал сообщение. При каждом нажатии кнопки телефон издавал писк. Он положил телефон на стол и подождал, пока сообщение отправится. Я снова представил себе его офис: сине-красные пластмассовые ящички для входящих и исходящих, стеклянные внутренние перегородки, ковры. Мысленно начертил треугольник: луч от нашего ресторана вверх, к спутнику в космосе, потом обратно вниз, к офису «Контроля времени», куда спутник должен был его отразить. Я вспомнил, как меня тряхнуло ветром — последнее цельное воспоминание до аварии.

— Еще, — продолжал я, — там будет пианист, этажом ниже этой старухи.

— Так, а кто еще живет на ее этаже?

— Никто. В смысле, никто из конкретных людей. Просто безымянные, невнятные соседи.

— Эти невнятные соседи — им не нужно быть на параде? Я имею в виду, в режиме включено? Их можно все время держать выключенными?

— Нет. Все… исполнители — нет, не исполнители; это не то слово… участники… сотрудники… должны быть… я хочу сказать, вся территория должна будет целиком находиться в сфере наших полномочий.

— Вы продолжайте, — сказал Наз. — Простите, что перебил.

— Разве?

Тут я слегка заволновался — почувствовал, что не могу удержать нужный тон. Я вспомнил последнее официальное слово, которое использовал, и повторил его, чтобы вернуть этот тон.

— Да, так вот — в сфере наших полномочий. Кроме хозяйки печенки, под ней или, может, через этаж, должен быть пианист. Под сорок или чуть больше, лысая макушка, патлы по бокам. Высокий и бледный. Днем он репетирует. Музыка должна подниматься кверху точно так же, как запах при готовке печенки. Когда репетирует, он должен время от времени ошибаться. Ошибшись, он медленно повторяет пассаж, снова и снова, а в том месте, где споткнулся, совсем замедляется. Как «Ленд Ровер» замедляется перед неровным участком — например, там, где рытвины. Дальше, после обеда он учит детей. Ночью сочиняет. Иногда он злится на…

Мобильный Наза издал громкий двойной писк. Я остановился. Взяв его в руки, Наз нажал кнопку «ввод».

— Отпрыск, потомок, — прочел он. — От среднеанглийского sioun и старофранцузского sion — побег, ветка. Первое упоминание 1848 г. Оксфордский словарь английского языка.