Когда умрут газеты - Страница 3

Если отобранное юзером сообщение действительно значимо, его подхватывают десятки, сотни, тысячи других юзеров, каждый из которых добавляет свою микроредактуру (даже самим фактом перепоста), еще более рафинируя значимость. В результате сотен или тысяч частных микроредактор вирусный редактор интернета способен сгущать значимость, интересность, актуальность и формировать повестку в масштабах огромных сообществ, зачастую уже замещая в этой функции классические СМИ.

Традиционные редакции управляются волей, а вирусный редактор воли не имеет. Он ничей, он распределен, стохастичен, вездесущ, накрывает всё. Скорее всего, им нельзя управлять, что создает проблемы как для власти, так и для бизнеса, если интересы власти и бизнеса идут вразрез со свободными реакциями участников вирусного редактора. Редакция — это воля, вирусный редактор — это стихия. Он к победе над СМИ равнодушен, для него понятие победы иррелевантно. А вот для прессы вопрос о победе — вопрос выживания. Ну и кто победит?

Дальше — больше. Размышляя над пресловутой привычкой людей к бумаге, к краске — к газете, нельзя было обойти тему смены поколений. Я предложил понятие «осевого поколения». В России это люди, родившиеся в 30-е годы прошлого века. Они родились в аграрной эпохе, работали в индустриальной, доживают свой век в постиндустриальной эпохе, осторожно нажимая кнопки в мобильнике указательным пальцем (тогда как у цифрового человека уже большой палец стал оператором, а не контропорой; то есть уже и физиология поменялась).

Раньше в одну эпоху умещались тысячи поколений. Теперь в одно «осевое поколение» уместились три эпохи. Такого прежде никогда не было. Это мой ответ тем, кто говорит, что апокалипсические прогнозы были всегда и всегда не сбывались. Прогноз были, но сейчас в нашей теме есть нечто, чего не было раньше, что не могло раньше влиять на качество прогнозов. А именно — демографический фактор. «Осевое поколение» и состояние общества после него — это впервые.

После осевого поколения, когда эпоха короче жизни человека, происходит важный культурный перелом — социальные привычки не передаются по наследству. Они остаются в рамках поколения. Да, вам приятна, может быть, газета на ощупь. Но нынешние подростки уже и не знают, какую роль газета когда-то играла в жизни человека и общества.

Речь не только и не столько о возвышенных эмпиреях, сколько о банальном бытовом навыке. Семейная традиция выписывать газеты прекращается. В 80-е подростком я выписывал «Науку и жизнь» вслед за отцом. То есть навык подписки приходил в период подростковой социализации — мы выписывали газеты уже школьниками. Моя старшая дочь-студентка смутно что-то слышала о подписке от бабушек-дедушек, но не заморачивается ненужными сведениями. А младший сын вообще не знает, что это такое. И правда — зачем?

Согласно результатам недавнего исследования, больше половины студентов на вопрос «что такое подписка», отвечают — «подписка о невыезде». Они просто не умеют потреблять прессу. В брутальном бытовом смысле. Они еще видят газеты и могут их по случаю прочесть, но приобретать уже не умеют.

Влияет это как-то на будущее газет? Можем ли мы измерить срок, когда это влияние критически нарастет? Я отвечаю: да, да.

Последнее газетное поколение родилось в год Московской Олимпиады — в 1980-м. В статистическом массиве его читательская активность придет к закату в 30-е годы нынешнего века (речь о России, разумеется, где продолжительность жизни не радует). Вот и все. В ту чудесную пору газеты с журналами и прекратятся. Что-то останется в разделе винтажной моды, но эпоха печатных СМИ — прекратится. Вот фактор поколения, с интернетом, конечно, как-то связанный, но все-таки отдельный и куда более убийственный, чем пресловутая оперативность проклятущего интернета.

Но это еще не все убийцы газет.

Традиционные СМИ сильно зависят от инфраструктуры распространения. Будучи по способу потребления розничным массовым товаром, они нуждаются в разветвленной и довольно дорогой системе дистрибуции с мощным оптовым звеном, логистикой, жутко дробной «последней милей» и т. п. А ключевым фактором выживания для любой разветвленной розничной мелкотоварной сети является пороговое наполнение товаром и ассортиментом. Если наполнение ниже порога — сеть просто не сможет сама себя поддерживать в рабочем состоянии.

Это и произойдет с системой дистрибуции классической прессы, когда интерес читателей к газетам и журналам упадет ниже порогового значения. И этот момент близок. Распад дистрибуции прессы не будет постепенным, он будет историческим мгновенным — произойдет в несколько лет. Сотни тысяч читателей из «газетного поколения» еще были бы и не прочь по привычке читать газеты с журналами. Но редакции, лишившись инфраструктуры распространения, просто не смогут доставлять сотни тысяч экземпляров своим читателям.

Вот и окончательный диагноз. Вымирание газет предопределено технологиями (интернет, мультимедиа), фактически начнется крахом дистрибуции в конце 2010 годов, а завершится в 2030-е годы уходом последнего «газетного поколения». Процесс умирания прессы будет длиться с 2017 по 2035. Поотрядно. Газетной эпохе осталось около 20–25 лет. Мы будем свидетелями.

Так я пришел к безусловному утверждению о довольно близкой смерти классической прессы. А когда-то «был на светлой стороне» (как тонко подметил один из комментаторов), начав свои изыскания с тезиса о бессмертии газет.

Тема смерти газет выглядит, на первый взгляд, по-газетному желтой и, чего греха таить, этой желтизной вызывает интерес, обеспечивая моим прогнозам, как минимум, эмоциональную провокативность. Но давайте посмотрим на эту концепцию с практической стороны. Если дни газет сочтены, то это устанавливает новые ориентиры для медиа-бизнеса, для инвесторов, для всех людей, занятых в отрасли. Даже если я ошибся со сроками (что вряд ли), описываемые явления уже заставляют многих беспокоиться о другом будущем. Так что, помимо увлекательного чтива, в теории смерти газет стоит искать полезные, практические решения. И они там есть.

Пресса умрет, но не умрет журналистика. Простота авторства, простота связи каждого с каждым ведет к атомизации общества — эту болезнь чувствуют многие. Чем больше каналов и форматов коммуникации, тем выше разобщенность. В этих условиях спрос на коммуникативные авторитеты, которые предлагали бы единую для всех систему координат, единые ориентиры и навигацию, будет только нарастать. Вот вызов для журналистики. Вот общественный спрос, который еще не совсем понятен по форме, но по сути уже обозначился. Общество обязательно будет нуждаться в журналистике или в постжурналистике (кажется, это термин Василия Гатова).

Кто и как будет утолять спрос на навигацию в общественных ориентирах? Кто будет унифицировать эти ориентиры? Как общество будет платить новым медиаторам и коммуникативным авторитетам? Таковы наиболее интересные и практически весьма значимые вопросы, которые логично вырастают из теории смерти газет.

В ее рамках я попытался нащупать некоторые ответы, применимые и уже применяемые на практике. Они касаются бизнес-моделей, редакционных принципов, профессиональных подходов журналиста. Есть некоторые наработки, связанные с успешным «дожитием» отдельных типов изданий в последний, переходный период. Именно в контексте теории смерти газет можно кое-что сказать о нарастающей роли корпоративных медиа, о принципах журналистики и медиа-бизнеса в новом, цифровом формате, о новых синтетических медиа. Всем этим предстоит заниматься уже нынешнему поколению журналистов и редакторов. Применять эти идеи, искать новые.

Поэтому теория смерти газет нужна не столько для того, чтобы ошарашить обывателя очередной катастрофой, сколько для того, чтобы описать будущее СМИ, каким оно будет, когда умрут газеты. И как-то готовиться к этому будущему.

В основу книги положены мои публикации, прежде всего на портале Slon.ru, а также на порталах «Взгляд, ру», «Коммерсант-Деньги» и в некоторых других источниках. Одни статьи подвергнуты поздней переработке ради единства подачи, другие оставлены нетронутыми. Это не научный труд, а публицистические изыскания. Предполагалось, что эти статьи, по сути, — блоггерские колонки — должны быть емкие и увлекательные. Надеюсь, читабельность им не только удалась, но и сохранилась при переводе в книжный формат.