Когда ты будешь моей (СИ) - Страница 9

— Мелко берешь, — зло бросаю я, прежде чем успеваю остановиться. Дерьмо! И знаю ведь, что с ней так нельзя, но иногда срываюсь. Берет верх бешеный темперамент, который рядом с Марьяной мне то и дело приходится сдерживать. Чтобы, не дай бог, ее не напугать. Но сегодня, кажется, я бессилен. Матерюсь. Резкими дергаными движениями складываю зонт и скидываю капюшон. Напряжение, повисшее между нами, такое плотное, что его можно резать ножом. Вдруг дверь на веранду открывается.

— Какие люди, и без охраны! — радуется моему появлению прораб. — Ну, Демид, ну, молодец… Мы с ребятами смотрели бой. Чуть вся работа не встала…

— В доме? — спрашиваю, протягивая ладонь.

— Во всей округе! — ухмыляется тот и трясет мою руку двумя руками сразу. — Сумасшествие какое-то было.

Мне кажется, или Марьяна фыркнула? Вот, кого уж точно не впечатляют мои спортивные достижения — так это её. Впрочем, неудивительно. Я знаю, как сильно её сломал. Потому что после случившегося был рядом с ней. Потому что именно я вытирал ее слезы и разгонял кошмары. С того самого момента, как на стол передо мной легла папка с информацией о Марьяне, и я узнал, где мне её найти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Мы с Марьяной хотели посмотреть, как движутся работы, — прерываю нескончаемый поток восторженных слов и киваю на дом. Игорь переводит взгляд на мою спутницу, только сейчас ее замечая. Трясет уже ее руку и проворным жестом фокусника распахивает перед нами входную дверь.

Прежде чем войти, Марьяна неуверенно оглядывается на меня. Она до сих пор боится, что я на неё наброшусь. Точно так же она на меня смотрела и тогда, когда я впервые появился

Я чудом успеваю подставить ногу и помешать ей захлопнуть дверь прямо перед моим носом.

— Постой, Марьян, я тебя не обижу…

— Что тебе надо? — спрашивает она и смотрит на меня бездонными больными глазами.

— Я хотел извиниться.

— Хорошо. А теперь уходи.

— Не могу, — качаю головой. — Я должен убедиться, что с тобой все в порядке.

— В порядке? — как попугай переспрашивает она и вдруг начинает смеяться. Я шагаю в квартиру, и она шарахается от меня, как от прокаженного. Смех обрывается, но еще звенит под потолком, когда она кричит: — Уходи! Немедленно! Убирайся…

— Послушай, в тот день я просто слетел с катушек. Мне очень жаль, что все так вышло. Мне очень жаль, слышишь? Скажи, что я могу сделать, чтобы загладить вину? Хочешь куда-то поехать, чтобы развеяться, я не знаю… в Монте-Карло или Дубай? Или, может быть, тебе нужен психолог? Я найду! Самого лучшего найду, хочешь? — я мечусь по ее прихожей и этим только еще больше её пугаю. Замираю, довольно поздно осознав этот факт, и распрямляю руки по швам — ну, вылитый пай-мальчик.

— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Хочу забыть тебя, как страшный сон. Вот и все, чего я хочу.

Не знаю, как мне поступить. Мне от самого себя тошно. Взгляд упирается в зеркало, я ловлю собственное отражение, а как будто вижу отца. Морального урода, который превратил мое детство в ад. Я так старался доказать себе, что другой… Так старался! И вот, куда меня это привело. Закрываю глаза. Отступаю на шаг. Облегчение проносится по ее лицу, которое я только сейчас действительно вижу. Она совсем молоденькая. Маленькая и хрупкая. Я не хочу на нее давить, но мне действительно нужно знать.

— Ты была у врача? Я что-то повредил… или…

Она отчаянно трясет головой. Часто-часто моргает, но все равно не может остановить слезы. И вроде бы они текут по её щекам, а такое чувство, что кислотой по моему сердцу.

— Все нормально. Пожалуйста, уходи… — всхлипывает и делает еще один шаг назад.

— Но у тебя была кровь, и… Просто скажи, что это было! — я ору. Не имею на это права, но все равно ору. Мне нужно знать, что с ней все хорошо. Мне нужно, мать его, знать! Чтобы самому дышать дальше.

— Я была девственницей! Девственницей, чтоб тебя! А теперь убирайся отсюда! Немедленно!

Шаркая ногами, бреду к выходу. Я и сам не могу больше здесь оставаться. Стены тесной прихожей давят на меня со всех сторон. Вываливаюсь на лестничную клетку, и меня выворачивает наизнанку. Дожился. Меня тошнит от самого себя.

Где-то совсем рядом начинает жужжать инструмент. Трясу головой, возвращаясь в реальность. Игорь оседлал своего любимого конька и рассказывает Марьяне о доме. Она слушает его вполуха и озирается по сторонам.

— В данном контексте наружная и внутренняя отделка — понятия неразделимые. Благодаря большому количества стекла будущие интерьеры станут словно продолжением фасада, и наоборот.

— Очень интересная задумка.

— Вы правы! Но заказчик знал, чего хотел. С такими, как Демид, приятно иметь дело.

Бровь Марьяны скептически ползет вверх, но она никак не комментирует слова прораба и, неторопливо оглядываясь по сторонам, идет вслед за ним.

— Осторожно! Здесь не споткнитесь. Мы как раз работаем над проводкой…

— Угу…

— Как видите, используемые в отделке материалы довольно интересны сами по себе… Тут вы можете наблюдать фактурный ригельный кирпич ручной формовки. Разные оттенки он приобретает за счет неравномерного обжига.

— Красиво… — соглашается Марьяна, но внимание Игоря отвлекают работающие в доме электрики и ее слова повисают в воздухе, когда он извиняется и уходит посмотреть, что случилось.

— Пойдем на второй этаж. Там уже почти все готово. Покажу тебе Полинкину комнату. Может, ты захочешь добавить в интерьер какие-нибудь детали.

— Зачем? Разве ты не сделал этот дом точной копией дома моей мечты?

Марьяна оборачивается. Я вижу шторм в её глазах. Вижу смятение. Пожимаю плечами, старательно игнорируя вновь вырвавшуюся из-под контроля обезболивающих боль. Мне хватило ночных мучений, и утром я трусливо закинулся парой таблеток, чтобы выдержать этот день.

— Я готов предложить тебе все, что угодно, Марьяна. Но ты же каждый раз выбираешь не меня. Правда? — спрашиваю устало, и чтобы сменить опостылевшую тему, продолжаю: — Пойдем. Дверь в детскую — вторая направо.

Зачем я это говорю, если все равно иду первым? Толкаю дверь, щелкаю выключателем и отхожу в сторону.

— Ну, как?

Я довольно отчетливо помню фото с той глупой доски визуализации, которую по совету психолога Марьяна сделала, в попытке справиться с депрессией. И надеюсь, что поступил правильно. Может, конечно, стоило дождаться завершения работ, но… Ладно, что уж об этом думать. (299f4)

Оборачиваюсь. Марьяна так и стоит в дерном проеме, будто не решаясь войти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Марьян? Тебе не нравится? Мы можем все переделать, ты только скажи. Надо было розовым все здесь выкрасить, да? Я же говорил! Говорил дизайнеру, а она пристала ко мне с этим «модным сливочным», выдержанным в общей стилистике дома…

— Нет-нет, что ты… Мне нравится.

— Правда?

— Да. Это великолепно. Господи, какой же ты показушник, Балашов…

На последнем слове Марьяна всхлипывает, но тут же испуганно прикрывает ладонью рот. Она такая растерянная. Но такая сильная… А мне хочется крикнуть: пожалуйста, будь слабее. Знаете, как в том стихотворении у Рождественского? Один в один. Мне с ней, такой уверенной, трудно очень. И с ненавидящей… такой.

— Все для тебя, детка. Все для те… — сиплю от переполняющих душу эмоций, но даже не успеваю договорить. Потому что она затыкает мой рот поцелуем. Жарким, нет… горячим, как ад. Вот еще стоит у порога, а секунду спустя — висит на мне. Прихватываю ее губы в ответ и врываюсь в ее рот языком. Поверить не могу, что Марьяна сама меня целует. Просто не могу в это поверить! Она вкусная. Она — самая лучшая и желанная. Мне всегда ее мало. И никогда не будет достаточно. Как последний наркоман, тянусь за новой и новой дозой. Она — мой дилер удовольствия. Она — мое все. Толкаю ее вперед, зажимаю между стеной и собственным телом. Рычу, ощущая ее так близко. Сгребаю волосы в жменю, оттягиваю вниз, запрокидывая лицо. Царапаю зубами кожу на горле, бью языком по трепещущей на шее жилке. Член стоит так, что становится больно. Брюки вот-вот лопнут по швам. Понимаю, что нужно притормозить. Что могу напугать ее таким напором. Но просто нет сил. Это самое лучшее из того, что случалось со мной за долгое время. Я столько ждал ее, что просто не могу поверить в то, что она моя…