Когда смерть – копейка - Страница 55
– Ничего, не кипятись. С деньгами на похороны я уже всё решил, так что ты особо-то не задумывайся над этим, ладно?
Виталик проникновенно тронул Глеба Никитина за руку.
– Может, это Жанка, того, Серого-то…, чтобы тот про неё и про Назара никому ничего не растрепал? Баба ведь там, на дачах-то, была, точно, и сковорода – по-бабски, ведь там и ножи ещё, правда, ведь рядом были. А?! Может же ведь?
– Виталик, всё кончено! Не выдумывай ты ни про кого ничего больше!
– Всё, честно! Больше не буду!
Продолжая наблюдать, как Виталик возится у маленького столика с чайниками, сооружая густую заварку, Глеб по трёхдневной привычке подошёл к балконной двери.
– Послушай, ты поклясться можешь?
– Чего, чего?
– Клянись своими дочками и женой, что никому и никогда даже и намекнёшь на то, что я тебе сейчас скажу!
– Да ну, Глеб, ты загнул, девчонками я ещё клясться буду! А Антонина моя вообще этих споров, да пари разных не одобряет…
Внимательный взгляд капитана Глеба не дал Виталику закончить решительную фразу.
– А чего ты хотел сказать-то мне, а?
– Обещаешь?
– Ну…
– Тогда я сам предупрежу тебя. Проболтаешься – не будет счастья твоим дочкам и я к тебе больше никогда не приеду!
– Боже мой, да что ты ещё такого ужасного-то знаешь?!
– Про Серого. Он ведь сам повесился.
Не закончив процедуры с заваркой Виталик растерянно присел.
– Ну, вот! Все тéмно опять как-то, непонятно. Ты же вчера говорил, что…
– Включи голову, Виталь! Пойми ты, наконец, что это наш Серёга устроил майский взрыв на реке!
Глеб нагнулся к Виталику и начал говорить тише.
– Никто из наших, вообще никто, не должен об этом знать! Пусть остаётся всё как есть – случайность, старая мина и прочее. Но ты-то должен понять, что с взрывом связан Серый!
– Значит, на поминках ты говорил об этом всё-таки по-настоящему, а вчера нарочно меня придуривал, да?!
– Ну, я же извинился уже…. Если хочешь, извини ещё раз.
– Нет, нет, подожди… Я чего-то никак не соображу.
Виталик сдвинул брови и прикусил губу.
– Значит, ты точно знаешь, что Серёга подложил взрывчатку мужикам в костёр? А зачем ему это?
– Да, ты прав. Давай-ка я буду по порядку.
– Обижать друзей нехорошо. Издеваться над неудачниками грешно вдвойне. Вспомни, вчера же об этом много говорили, о том, сколько раз он унижался, выпрашивая немного денег у вас, у близких, как казалось ему, людей, а?! На операцию сыну! Даже у тебя, обыкновенного работяги, Серёга просил денег! Да, вы ему давали! Но как?! Ты-то, я уверен, по-человечески, а Марек? А Данилов? Назар на него вообще внимания не обращал, смотрел как на пустое место. Думаешь, Серёга всей этой ерунды не замечал, не переживал по этому поводу?!
И с работой у него, оказывается, ничего не получалось, с семьёй проблемы постоянные копились. За дурацкие проекты хватался, а просто зарабатывать не хотел! Мыслитель!
Мужики его уже напрямую стали гнать от себя, Марек вот рванью назвал…
А ведь Серёга так надеялся на всех нас! Ну, понятно, в конце концов и озлобился… А в таком состоянии можно чего угодно напридумывать, всех подряд в своих бедах обвинить.
Он же и пить от этого начал. Ты и сам об этом прекрасно знаешь.
Перед взрывом Серёга был пьяный. На трезвую голову он бы ни за что подобное свинство не устроил. Продолжал бы думать как отомстить, ненавидел бы вас потихоньку, но не решился бы… Да ещё и Данилов перед этим отшил его от пикника, запретил на реке вместе с ними показываться! Представь, получилась ситуация такая неловкая, вроде как неграм вход воспрещён… Вот, я и думаю, что Серёга решил попугать их, наказать, чтобы деньгами своими мелочными заткнулись.
Точно-то он ничего и не высчитывал. Просто размышлял об этом раньше, а тут по пьяни случай подвернулся… Серый же знал, что Азбель, как всегда, первым едет на место, порыбачить, будет ставить донки и разжигать костер. Марек сам подтвердил свои планы накануне, когда приезжал к Серёге за червями. Он же и сказал, что с Назаром они там вместе будут, поговорить по делам хотели. Ну, а Герман должен был следующим подъехать. Жёны-то ваши всегда ведь позже прибывали, к шашлыкам… Серёга думал, что вся конструкция до того времени хлопнет, до приезда детей.
Виталик осторожно пододвинулся к Глебу.
– Слушай, а ты это… Может тебе это так кажется? Придумать-то что угодно можно, Глебка. Ты уж не обижайся на меня, пожалуйста.
– Панса, ты прав. Мои жизненные наблюдения не всегда бывали верными. Постараюсь оперировать фактами или логическими зарисовками. Поправляй, если что будет не так.
– Когда Серый начал активно пить? Не осенью же, когда жена с тёщей окончательно выгнали его на огород! На Рождество-то он трезвей всех нас был, помнишь?! Как я выяснил, запил-то он круто после той неудачной сделки, зимой, в феврале-марте. А когда Серый совсем перестал показываться в городе? Сколько времени вы все не видели его на улице? Из разговоров я понял, что месяц, полтора. То есть, с начала мая…
– Теперь о снаряде. Вы жгли костёр на этом месте сто лет и ничего никогда не случалось. Если бы эта железяка оставался там с войны, то она давным-давно бы грохнула. Значит её положили недавно. А раз так аккуратно положили и припрятали – была цель.
– Следуем дальше. Много денег в костре и около него. Это тоже есть факт, мсье Дюк. Кто и где мог единовременно взять килограмм разнокалиберной мелочи?! Во-первых, тот, кто по роду деятельности имеет дело с мелкими деньгами. Автобусный кондуктор, продавец, или, например, кассир в институтской столовой…
Виталик ахнул и прикрыл рот ладошкой.
– … Людмила?!
– Был и такой вариант. Но быстро исчез. Во-вторых, столько монеток могло скопиться у того, кому мелочуга не очень нужна, или тот, кто привык к крупным деньгам. Например, у моряка. У бережливого моряка, или у временно находящегося на мели. Медь он не выбрасывает, а хранит. На всякий случай. У какого человека могла возникнуть привычка держать старые, ненужные уже, копейки вне своего кошелька? У такого, который никогда кошелька и не имел. Допустим, что ему это было неудобно. Сам знаю, что летом в узких курсантских брюках любой посторонний предмет выглядит просто неприлично. А без кошелька мелочь звенит в карманах, брюки противно обвисают… Бр-р! И в руках мы тоже никогда ничего не таскали. После увольнения всей ротой высыпа́ли медные деньги в общую банку из-под кофе. Как сейчас помню – железная, желтая, кофе ленинградский, растворимый. Кто из нас был курсантом? Я, Марек и Серёга. Кто был моряком? Я и Серёга.
– Вот это ты зря. Откуда у него лишние деньги-то?
Совсем не желая противоречить своему проницательному другу, Панасенко всё же решил кое в чём немного усомниться.
– Моря-то свои и барыши заграничные Серёга напрочь уже и позабыл за эти годы. Он же в последнее время и десяти копейкам, по-моему, сильно радовался. Бутылки даже, говорили, сдавал…
Капитан Глеб не спорил о деталях. Нужно было правильно объяснить главное.
– Тебе, Виталя, такое чувство точно неведомо, а я вот как-то подловил себя на гадких движениях…
– Знаешь, в жизни почти любого взрослого и обеспеченного мужика иногда наступает момент, когда ему становится стыдно, нет, лучше сказать, неудобно пользоваться мелочью. И даже покупая простую копеечную зажигалку или, допустим, обыкновенные газеты, он старается достать из своего бумажника непременно крупную купюру. Хоть и мелочишка необходимая у него на кармане в тот момент имеется! Не с руки ему, такому приличному, отсчитывать перед всей улицей на прилавочную тарелочку громкие монеты! Увидят же! Услышат! Скажут же, что крохобор!
С этим явлением разумному человеку нужно бороться. И чем раньше он себя за этим занятием честно накроет, тем лучше. По двум причинам. Во-первых, приятный факт – раз мужик имеет возможность не считать копейки, то его благосостояние явно возросло. Это плюс. Второе, и не менее важное, – ещё не поздно как-нибудь изощриться и дать самому себе пинок в сытый зад, а после этого заставить себя же насильно пользоваться мелкими медными деньгами. Хотя, несомненно, этим будут сильно изумлены некоторые знакомые продавщицы и юные девочки, случайно оказавшиеся за твоим плечом у газетного киоска.