Когда смерть – копейка - Страница 54

Глеб Никитин поднялся по ступеням и вошёл в церковь.

Прямо за дверью невысокая, пожилая, как показалось Глебу на первый взгляд, женщина подметала пол.

Он осторожно остановился, чтобы невзначай не испугать её и потихоньку кашлянул.

Поправив глухой платок на голове, худенькая женщина спокойно взглянула на вошедшего. Не выпуская из рук веника и жестяного совка спросила:

– Вы что-то хотели?

– Да. Я знаю, что здесь можно поставить свечки за упокой, так ведь, правильно?

– Правильно. А за кого вы хотите ставить? Имена-то, говорю, какие у вас?

– Мария и Сергей.

– Проходите.

Уборщица прислонила свои принадлежности к краю конторки, заглянула за неё, наклонилась к каким-то ящичкам, подала Глебу две тоненькие, почти невесомые свечечки. На пороге внутренних дверей перекрестилась и привычно опустила голову.

– Вот здесь, так. Зажечь можно от других, а ставить лучше вот так.

И сразу же незаметно отошла за спину Глеба. Через некоторое время от входа послышался слабые ведёрные звуки и тихие размеренные шлепки мокрой тряпки.

…Не выходя на крыльцо Глеб остановился.

Огляделся.

Тёмные стены, календари, рукописные объявления. Плоскость конторки была заставлена церковными книгами, крохотными иконками и бумажными цветами. Большая латунная кружка блестела какими-то сложными узорами, заклеенными бумажкой с прямым компьютерным текстом. «На устройство и благоденствие приходского кладбища». Маленький прозрачный пакетик с варёными яйцами, карамельками и печеньем стоял на конторке рядом со старенькой хозяйственной сумкой.

Глубоко засунув руку во внутренний карман куртки и подробно пошарив там, капитан Глеб высыпал на ладонь изогнутые, обожжённые и перекрученные монетки. Внимательно посмотрел на них, качнул в ладони, перекинул костровые деньги из руки в руку.

«Этим самое место на кладбище».

Подошел к конторке и тщательно, одну за одной, опустил в кружку.

Быстро, почти бегом, Глеб вышел на крыльцо, жадно вдохнул свободного, живого воздуха. Почти сразу же вернулся.

– Это вам. У меня есть личная просьба.

Женщина удивленно взглянула на пачку протянутых ей денег и в изумлении прикрыла рот краем платка.

Перевела взгляд на Глеба.

– Это же очень много.

Чтобы успокоить её и правильно всё объяснить Глеб взял уборщицу за руку. И пошатнулся.

…Его руки держали горячую и сильную, всё ещё молодую ладонь.

Глаза женщины внезапно сверкнули, она молча, красиво поклонилась Глебу.

– Прошу Вас, поправьте тот памятник, на аллее, чёрный, «Младенец Лизанька». Хорошо?

Как приятно идти по солнечной улице, не спеша, не ожидая ничего плохого…. Праздничные люди вокруг улыбаются, знакомые здороваются, дети грызут большие румяные яблоки, женщины шуршат воздушными одеждами….

Что-то заставляет меня тревожно обернуться.…

Из первомайской толпы вдруг высовывается низкое страшное лицо, плюет на мою чистую белую одежду, громко выкрикивает очень грубые, ужасные слова и скалит при этом кривые грязные зубы.

…Скорее уйти, убежать, скрыться! Как же это?! Ведь всё было уже позади, ведь мне обещали… Вот большая подворотня, дом номер двадцать семь, там нет участливых, переполненных своей радостью людей… Без них не так стыдно, нужно подождать, в одиночестве…, без людей, никого рядом мне не надо…, всё пройдет. Там, после очень старой булыжной мостовой, в кирпичной купеческой стене лежат маленькие золотые деньги. Да-да, точно…! Ведь все вокруг говорят, что именно в этом доме лежит много золота, найти его может только удачливый и хороший человек….

Кирпич сам крошится по краям и выпадает под ноги…

Из тёмной дыры сквозь истлевшую серую тряпку всё быстрей и быстрей сыплются на землю небольшие жёлтые монетки…. Их много, становится всё больше, так тяжело держать…, уже подгибаются ноги… Куда спрятать?! Как, чтобы никто из людей не знал… Ведь обманут, или будут завидовать… Нет-нет, что вы?! Не выброшу, ни за что…! Рядом раздаётся тоненький детский плач, нужно помочь, обязательно помочь! Спасти…! Как?! В руках золото, много золота…, а как? Ведь плачет…, рядом плачет… Выбросить?! Спасти…?

Понедельник. 08.00.

Прощание

– Проходи. Ты чего это удумал, с утра-то пораньше? Вчера не наговорился?

Капитан Глеб хотел было громко и убедительно ответить, но спохватился, приложил палец к губам.

– Не волнуйся, Антонина уже ушла. Она по понедельникам в утреннюю смену.

– Ну, тогда держись…

Глеб обнял и закружил по коридорчику Виталика, обтирая его спиной близкие обойные стены.

– Получилось, Панса! Всё получилось!

– Оставь ты меня, сумасшедший! Чего ещё у тебя там получилось-то?

– Не там, а здесь! И не у меня, а у нас! Мы чемпионы, Виталь!

– Да не ори ты так. Антонины нет, так всё равно, у нас пенсионеры за стенкой живут. Они же поздно, в полдесятого утром-то просыпаются.

– Хорошо. Чай у тебя есть? Горячий, сладкий… И пирожки, а?

– Пирожками его с утра ещё тут потчуй… – По Виталику было видно, что ворчать он будет от силы две, максимум три минуты.

– Садимся.

Капитан Глеб первым плюхнулся на привычный диванчик.

Сцепив ладони за головой, он дерзко и загадочно уставился на присевшего рядом Виталика.

– Ну, ты что, так ничего и не понял?!

– Чего это не понял-то… Всё прекрасно понял. Вчера они тут всей гурьбой до поздней ночи миловались друг с другом. Когда у меня спиртное закончилось, так в обнимку и уехали. Одну машину на всех вызвали. До хрипоты спорили, кто из них за такси платить будет. Один орет: «Я, я!», другой – «Ни фига, я банкую!». Марек ещё тут под ногами у всех мешался, всё нудел, что он виноват, что деньги с него причитаются. Вот. Правильно я понял?

– Конечно! Ты просто супер!

– А ты меня так вчера нехорошо…

Предельно отмобилизованный и ещё со вчерашнего вечера готовый к подобным упрёкам, Глеб Никитин смешно сполз с диванчика на пол и встал перед Виталиком на колени.

– Не вели казнить, вели миловать!

Панас радостно, уже больше не в силах сдерживаться и заботиться о сне престарелых соседей, загоготал.

– Да ну тебя, Глебка! Опять ты за своё!

Не поднимаясь с колен и строго, исподлобья, поглядывая на Виталика, Глеб требовал ответа.

– Прощаешь? Скажи, прощаешь?!

Виталик соскочил с дивана и очень похоже встал на колени напротив.

– Тогда и я так же!

– Это не дело. Мы становимся похожими на вежливых японцев. Лучше тащи пирожки. И чай. Обязательно сладкий!

Усаживаясь на своё любимое место среди лебединых подушек и одновременно отряхивая брюки, Глеб задумчиво посмотрел на Виталика.

– А ты ведь сегодня мало спал, дружище…

Виталик отмахнулся от него, не отвлекаясь от плиты.

– Говорю же, наши гаврики почти до часу ночи тут колобродили. Тебя через раз вспоминали. Я ведь, честно скажу, боялся, что ты уедешь, а у нас всё так же плохо и останется. Думал ведь, что ты волну-то поднять поднял, про наши взаимоотношения, а кто дальше расхлёбывать будет? Тебе с вареньем?

– Как вчера, Виталь, на твой взгляд, всё получилось?

– Легче всем стало и мне тоже. Говорили-то под конец мы про разное, планы строили, как на рыбалку вместе выбраться, Марек в гости приглашал к себе всех, семьями. Сегодня он за какими-то лекарствами для Назара в Москву поедет. Галине, чувствую, недолго осталось королевствовать-то. А может и нет… Не знаю. Как они сами там решат.

– У тебя-то Серый деньги брал?

Панас поджал губы.

– Ты же вот говоришь, что всё, проехали, а сам…. Ну, дал я ему тыщу. В апреле, с получки. На улице около Дома культуры его встретил. Жалко было очень, вот я и дал. Тыщу рублей. А чего тут такого, стыдного-то?