Когда смерть – копейка - Страница 4
Виталик бросился открывать дверь на застеклённый балкон.
Во дворе, в сумрачном квадрате высоких домов, под окнами шумела разноцветная детвора, только-только привыкая к первым дням каникул. Тёплый вечер во дворе собрал немало людей. У соседнего подъезда на тротуаре стояли в беспорядке пианино, холодильник, разнокалиберные ящики; в доме напротив стучал молоток, над верхними балконами вилась, осваиваясь в наступающем погодном тепле, мелкая мошкара.
Из гаражей какой-то мужик приветливо и громко, через всю детскую площадку, окликнул Виталика. Тот, виновато покосившись на Глеба, ничего соседу не ответил и только слабо махнул в ответ рукой. Его друг решительно оперся на балконные перила и молчал.
С тоской в неуверенном голосе Виталик продолжил рассказывать ему о старых знакомых, изо всех сил стараясь отвлечь Глеба от грустных мыслей.
– Серёга-то Серов с зимы уже живет на даче. Жена его совсем достала, вроде бы как на развод подала, он квартиру ей с тещей оставил, там у него сын больной, а сам в дачном домике так и живет, и ночует, копается понемногу в огороде…
– Давай я тебе ещё компотику вишнёвого подолью, а?
– …Серый-то, он аккуратный, у него на дачке все чистенько, прибрано. Я после снега у него был там, сам видел, как он пожар тушил, трава старая с краю около забора горела, так он чуть не прибил из-за этого соседского мальчишку, всё орал на него, что, мол, птицы там, в траве, птенцы… Перелётные вроде… Он там, на своей фазенде, совсем в одиночку-то одичал. Прошлым летом даже кошку в клетке цеплял на яблоню.
Глеб с удивлением повернулся к приятелю.
– Зачем?
– Говорит, чтобы скворцов от урожая отваживать…
Виталик осторожно, стараясь не спугнуть возвращающееся к другу настроение, тронул Глеба за плечи.
– Давай ещё по одной? Чего мы тут, как в театре, в воздух-то уставились?! Пошли, пошли, давай, за стол.
Отчаявшись отвлечь Глеба нейтральными разговорами, толстячок деловито вздохнул, сел попрочнее рядом с ним на диван и отважно вернулся к главному.
– Жанка-то после взрыва совсем каменная тогда стала, на себя непохожая. Антонина моя часто заходит к ней, говорит, что та сидит дома молча, даже и не плачет. В магазине-то ихнем девки-продавщицы вроде сами со всеми делами сейчас справляются, да как там они без неё полностью-то разберутся, она же ведь такая умница… Сейчас в их магазине Гера всё больше бывает, если не в отъезде он где по бизнесу.
Аккуратно разливая водку по рюмкам, Виталик рассудительно продолжал пояснять.
– Назар всё на своём мотоцикле носится, от баб оторваться никак не может. Санька Косачев «сундучить» пошел, в армию, там всё как-никак у прапорщика паёк, на контракте деньги сейчас вовремя платят…
Внезапно он замолчал, сильно, в сердцах, бросил вилку на стол.
– Всё, Глебка, я больше не так могу! Ты грустишь, а я всё треплюсь и треплюсь. Не могу я так больше, говори чего-нибудь и ты. Понимаю, что ты к Жанке чувствуешь, но не молчи же так долго, пожалуйста, а?!
Глеб тряхнул головой, внимательно посмотрел на Виталика.
– Ладно, ты прав. Чего-то я не к столу задумался. Плесни-ка нам для начала ещё по рюмашке холодненькой, выпьем, а потом… После того, как мы закусим твоей волшебной капусткой, ты, гражданин Панасенко, честно ответишь мне на несколько каверзных вопросов. Пойдет?
Виталик просиял.
– …Свояк азбелевский, он при том деле с самого начала был, все сведения Мареку потихоньку о следствии рассказывал.
Раскопали полицейские в костре остатки снаряда, или мины, не знаю точно, ну, такая железная штуковина, с рёбрышками… Старый снаряд, военный, не очень большой – недалеко от костра нашли хвост от него и корпус разорванный, проржавевший. Потом ещё следователь говорил, что хорошо, что так удачно снаряд грохнул, не всех наших накрыл, да и мужики были не у самого костра, вроде как всем повезло, ну, конечно, кроме Маришки… Никакого дела уголовного, вроде, тогда особенного-то и не было, признали, что несчастный случай, ну, типа, как эхо войны…
Покачивая в руке рюмку и глядя на её блестящий ободок, Виталик добросовестно добавил.
– Вадик-то Назаров потом бегал по нам, трясся весь. Это он, сам говорил, высыпал в костер всякое барахло вначале, бумажки с работы притащил туда, на берег, в пакете, мусор из конторы собрал, ну и привёз в выходные в костре сжечь. И полицейские его сколько раз по этому поводу спрашивали…
Не заходя на кухню с балкона, Глеб спросил.
– Чего это он сам пакет с мусором собирал? У него в конторе секретарши нет, некому прибраться, что ли?
– Не заработал он ещё на секретарш-то. Да они ему и без надобности. Для него, ты ж помнишь, любая баба поприличней – уже секретарша.
Хлебосольный и радушный хозяин вовсю пользовался возможностью потчевать друга в полное своё удовольствие. Незаметно как-то, под милый их разговор, исчез со стола запечённый лещик, закончилась картошечка и грибки, затем, облизывая поминутно пухлые пальчики, Виталик поставил на скатерть, ближе к другу, полное блюдо маленьких бутербродов с жирной налимьей печёнкой.
– Ого, магазинный-то напиток мы уже с тобой весь и израсходовали!
Загадочно просмотрев на свет пустую водочную бутылку и, очень хитро при этом хихикнув, Виталик рысцой сбегал в спальню, притащил из расположенного там приватного холодильника литровую пластиковую ёмкость.
– А у нас на этот случай вот что имеется! Самодельная, деревенская!
После очередного тоста Глебу пришлось уступить хозяину и, как это обычно бывало при их редких застольных встречах, подробно, с комментариями, просмотреть знакомые два альбома его семейных фотографий.
…Виталик обнял капитана Глеба за плечи, посмотрел снизу вверх.
– Давай-ка, дружок, завтра приходи к нам пораньше. Антонина моя часов в восемь уже из деревни подъедет, ждать будет обязательно, любит она тебя, бродягу! Перекусим у нас немного и поедем к Жанке на сороковины. Жалко бабу, девчонку тоже… Несчастье-то ведь какое! У Жанки сердце после того каждый день, считай, прихватывает… А потом ко мне в гараж смотаемся с мужиками! Я тебе вещь покажу! Снегоход посмотришь мой отремонтированный и нож охотничий мне подарили знакомые омоновцы… Ладно, завтра помянем Маришку как следует, такая вот гадость получилась, фиговинка маленькая в висок девчонке… Ра-аз! И нету пацанки! Монетка перегнутая вся такая, ну, копейка новенькая, ра-аз – и прямо в голову…!
Глеб вздрогнул.
Он рывком освободился из дружеских объятий, схватил Виталика за мягкую руку, резко тряхнул и, глядя ему прямо в лицо, медленно произнес:
– Что? Какие ещё, к черту, монеты?!! Подробнее можешь? Чего с девчонкой сделали? Её из-за денег убили?!
Виталик от боли ойкнул, ещё больше округлил глаза.
– Да нет, что ты, бог с тобой, Глебка, какое ж тут, у нас, убийство-то, брось… Говорю же – несчастный случай, военное эхо, ну знаешь сам, не в первый же раз у нас в городе такое, до сих пор в земле всякого дерьма военного много находят… Следователь нам сказал, что по весне железяки сами из земли наверх по каким-то физическим законам вылазят, а вы, мол, не поглядели, развели над ней огонь – вот и получилось… Когда там, в костре-то, грохнуло, мужиков наших посекло, конечно, тоже, камни разные, мусор, стекло разбитое, а ей, вот, видишь, копейка из костра какая-то случайная, старая, вылетела – раз и в голову! Прямо на месте, там, около машины назаровской, девчонка и упала… Крови-то не было, только такая небольшая царапина на виске – и всё.
Подвыпив, Виталик с усилием старался строго и убедительно сводить брови на круглом лице.
– Брось ты это, ну не рви сейчас сердце ни себе, ни мне… Ну чего ты так разгорячился, разговорился тут ещё…. Когда ты спокойный – всё хорошо, или вот когда ты улыбаешься – это же ведь тоже замечательно! Слушай, Глебка, давай ещё немножко выпьем – я курочку тебе сейчас подогрею… Хочешь же ведь курочку-то? А вот про политику, ну про современную президентскую линию, ты можешь мне всё грамотно ответить?