Когда он был порочным. Второй эпилог - Страница 3

— Только не мне! — провозгласила она и взяла Франческу под руку. Вместе они стали отплясывать джигу, за которой последовал шотландский рил, они крутились и вертелись, пока не начали задыхаться.

— О, какая жалость, что сейчас нет дождя! — засмеялась Шарлотта.

— Что же в этом было бы хорошего?

— Дядя Майкл! — закричала Шарлотта, бросаясь к нему.

— И про меня тут же забыли, — сказала Франческа с лукавой улыбкой.

Майкл тепло посмотрел на нее поверх головы Шарлотты.

— Только не я, — прошептал он.

— Мы с тетей Франческой танцевали, — сообщила ему Шарлотта.

— Знаю. Я видел вас из дома. Мне особенно понравился новый танец.

— Какой еще новый?

Майкл притворился смущенным.

— Новый танец, который вы танцевали.

— Мы не танцевали никаких новых танцев, — повторила Шарлотта, нахмурив брови.

— Тогда как же назывался тот последний, в котором вы упали на траву?

Франческа закусила губу, чтобы сдержать улыбку.

— Мы действительно упали, дядя Майкл.

— Нет!

— Упали!

— Это был очень энергичный танец, — подтвердила Франческа.

— Значит, вы, должно быть, исключительно грациозны — все выглядело так, как будто вы упали нарочно.

— Мы не падали нарочно! Не падали! — взволнованно повторила Шарлотта. — Мы, правда, просто упали. Случайно!

— Думаю, что придется вам поверить, — сказал он со вздохом. — Но только потому, что я знаю: вы слишком честны, чтобы лгать.

Она посмотрела ему прямо в глаза с трогательным выражением на лице.

— Я бы никогда не стала лгать тебе, дядя Майкл, — сказала она.

Он поцеловал ее в щеку и поставил на землю.

— Твоя мама говорит, что тебе пора обедать.

— Но ты только приехал!

— Я никуда не собираюсь. А тебе нужно подкрепить силы после всех этих танцев.

— Я не хочу есть, — возразила она.

— Какая жалость, — сказал он. — Потому что я собирался научить тебя вальсировать после обеда, и у тебя, конечно, ничего не выйдет на пустой желудок.

Глаза Шарлотты стали почти круглыми.

— Правда? Папа говорил, что я не могу танцевать вальс, пока мне не будет десять.

Майкл послал ей одну из его потрясающих полуулыбок, которые всегда вызывали трепет в душе Франчески.

— Ну, мы ведь не обязаны ему об этом рассказывать, разве нет?

— Ох, дядя Майкл, я люблютебя, — сказала она с жаром, и после очередных крепких объятий побежала к Обри-Холлу.

— И еще одна победа, — сказала Франческа, качая головой и глядя, как племянница бежит через лужайку.

Майкл взял ее за руку и притянул к себе.

— И что бы это значило?

Франческа чуть улыбнулась, тихо вздохнула, и сказала:

— «Я бы никогдане стала тебе лгать».

Он глубоко поцеловал ее.

— Очень надеюсь.

Она подняла взгляд, заглянула в его серебристые глаза и позволила себе расслабиться, наслаждаясь теплом его тела.

— Похоже, ни одна женщина не может тебе противостоять.

— Как же мне повезло, что я пал жертвой чар лишь одной из них.

— Это мне повезло.

— Вообще-то, да, — сказал он с притворной застенчивостью. — Но я этого не говорил.

Она сильно стукнула его по руке.

Он в ответ поцеловал ее.

— Я скучал по тебе.

— Я тоже по тебе скучала.

— И как поживает клан Бриджертонов? — спросил он, взяв ее под руку.

— Просто замечательно, — ответила Франческа. — Как ни странно, я прекрасно провожу время.

— Как ни странно? — повторил он, вид у него был слегка удивленный.

Франческа повела его прочь от дома. Они не виделись больше недели, и сейчас ей не хотелось с кем-либо делиться его обществом.

— Ты о чем? — поинтересовалась она.

— Ты сказала «как ни странно». Как будто тебя это удивляет.

— Конечно, нет, — ответила она. Но потом задумалась. — Я всегда отлично провожу время, когда навещаю семью, — настороженно заметила она.

— Но…

— Но сейчас еще лучше, — она пожала плечами. — Не знаю, почему.

Что было не совсем правдой. Тот разговор с матерью… было что-то волшебное в тех слезах.

Но она не могла сказать ему это. Он услышит лишь о слезах и ни о чем больше, станет волноваться, и она будет чувствовать себя ужасно, тревожась за него, а она так усталаот всего этого.

Кроме того, он был мужчиной. Ему все равно никогда не понять.

— Я чувствую себя счастливой, — сказала она. — Наверное, здесь что-то в воздухе.

— И солнце светит, — заметил он.

Она беспечно пожала плечом и прислонилась к дереву.

— Птицы поют.

— Цветут цветы?

— Лишь некоторые, — подтвердила она.

Он огляделся.

— Чего не хватает этому моменту — так это маленького пушистого кролика, скачущего по полю.

Она радостно улыбнулась и потянулась к нему за поцелуем.

— Все эти пасторальные красоты просто изумительны.

— Верно, — губы его нашли ее рот с таким знакомым жаром. — Я скучал по тебе, — сказал он, голос его стал хриплым от желания.

Она тихо застонала, когда он стал покусывать ее ухо.

— Знаю. Ты уже говорил.

— Это не грех и повторить.

Франческа хотела сказать что-нибудь остроумное, вроде того, что она никогда не устанет слушать эти слова, но в этот момент вдруг оказалась крепко прижатой к дереву, одной ногой обвив его бедра.

— На тебе слишком много одежды, — простонал он.

— Мы слишком близко к дому, — ахнула она, в животе ее все сжалось от предвкушения, когда он прижался к ней еще теснее.

— А как далеко, — прошептал он, и одна из его рук забралась ей под юбки, — будет не «слишком близко»?

— Не слишком далеко.

Он отодвинулся и посмотрел на нее.

— В самом деле?

— В самом деле, — губы ее изогнулись в улыбке, она чувствовала себя дьяволенком. Она чувствовала себя всемогущей. И ей хотелось самой обо всем позаботиться. О нем. О своей жизни. Обо всем.

— Идем за мной, — сказала она с жаром, схватила его за руку и побежала.

Майкл скучал по жене. Ночью, когда ее не было рядом, кровать казалась такой холодной, а комната — пустой. Даже, когда он уставал, и тело его не жаждало ее, ему нужно было ее присутствие, ее запах, ее тепло.

Он скучал по звуку ее дыхания. Скучал по тому, как совсем иначе двигался матрац, когда на нем лежал кто-то еще.

Он знал — даже, несмотря на то, что она была гораздо более сдержанной, чем он, и, скорее всего, не стала бы пользоваться столь пылкими словами — она испытывала то же самое. Но, даже, несмотря на это, он был приятно удивлен, когда бежал по полю, позволяя ей вести себя, зная, что через несколько коротких минут он окажется глубоко внутри нее.

— Сюда, — сказала она, останавливаясь у подножия холма.

— Сюда? — спросил он с сомнением. Здесь не было даже деревьев, чтобы укрыться от глаз тех, кто мог проходить мимо.

Она присела.

— Сюда никто не ходит.

— Никто?

— Трава очень мягкая, — сказала она чарующим голосом.

— Я даже спрашивать не хочу, откуда тебе это известно, — пробормотал он.

— Это все пикники, — сказала она, очаровательно надувшись. — С моими куклами.

Он снял сюртук и постелил его на траву вместо покрывала. Склон был немного пологим, что, как он подумал, было бы удобней для нее, чем ровная земля.

Он посмотрел на нее. Потом на сюртук. Она не двинулась с места.

— Ты, — сказала она.

— Что, я?

— Ложись, — приказала она.

Он покорно подчинился.

И, прежде чем он успел отпустить какое-нибудь замечание, попытаться поддразнить ее, спросить о чем-нибудь или просто вдохнуть, она села на него верхом.

— О Боже всемо… — ахнул он, но не смог договорить. Теперь она целовала его, рот ее был горячим, голодным и агрессивным. Это было так восхитительно знакомо — ему нравилось знать о ней каждую мелочь, начиная с размера ее грудей и заканчивая ритмом ее поцелуев — и все же в этот раз она казалась немного…

Другой.

Словно обновленной.