Когда он был порочным - Страница 69

Но сейчас, поднявшись с одра болезни, он с удовольствием наблюдал за тем, как веселое солнце играет на росистой траве.

Какое-то движение за окном привлекло его внимание. И он с удивлением понял, что это Франческа спешит куда-то через лужайку. Она была слишком далеко, чтобы он мог рассмотреть ее как следует, но он заметил, что она укутана в самый свой удобный плащ и, кажется, несет что-то в руках.

Он вытянулся вперед, чтобы разглядеть получше, но она уже исчезла из виду, скрывшись за живой изгородью.

И тут в комнату вошел Риверс.

— Вы звонили, милорд?

Майкл обернулся к своему камердинеру.

— Да. Нельзя ли поменять мне белье?

— Разумеется, милорд.

— И… — Майкл собирался сказать, чтобы ему приготовили ванну, но почему-то вместо этого спросил: — Ты, случайно, не знаешь, куда направилась леди Килмартин? Я увидел ее в окно, она шла через лужайку. Риверс покачал головой:

— Нет, милорд. Миледи не посвящала меня в свои планы, однако Дэвис сказал мне, что миледи приказала садовнику срезать для нее в теплице цветы.

Майкл кивнул, мысленно отметив, сколько людей передавали друг другу эту новость. Следует впредь с большим вниманием относиться к наблюдательности прислуги — и к скорости распространения слухов в ее среде.

— Цветы… — проговорил он. Вот что она, должно быть, держала в руках, когда он заприметил ее, идущую через лужайку.

— Пионы, — пояснил Риверс.

— Ах, пионы, — отозвался Майкл и так заинтересовался, что даже вперед подался в своем кресле. Пионы были любимыми цветами Джона и на их свадьбе стали основным украшением букета Франчески. Даже странно, что он помнит эту свадьбу в таких деталях. Но действительно, хоть он ушел и страшно напился, едва только Джон и Франческа покинули гостей, он помнил эту свадьбу с ослепительной ясностью.

Платье на ней было голубое. Светло-голубое, как лед на изломе. А в руках у нее был букет пионов. Пионы тогда пришлось добывать оранжерейные, но Франческа настояла.

И внезапно он понял, куда она пошла, кутаясь в плащ от холодного утреннего воздуха.

Она пошла на могилу Джона.

Майкл посетил это место только один раз после своего возвращения, и он пошел туда один. Это было через несколько дней после того странного момента, который он пережил в своей спальне, когда он вдруг понял, что Джон одобрил бы его брак с Франческой. Более того, порой ему казалось, что Джон, пребывающий где-то там, наверху, весело посмеивается, наблюдая за ними.

И как было не задаться вопросом: а не почувствовала ли Франческа того же? Может, и она осознала вдруг, что Джон желал бы их брака? Ради счастья их обоих?

Или ее по-прежнему мучит чувство вины?

Майкл поднялся с кресла. Он-то знал, что такое чувство вины, как оно грызет сердце и томит душу. Он знал эту боль, знал, что она разъедает человека, как кислота.

И он не хотел, чтобы Франческа испытывала это чувство. Ни за что. Никогда.

Пусть она не любит его. И возможно, никогда не полюбит. Но сейчас она гораздо счастливее, чем была до того, как они поженились, в этом он был уверен. И если ее станет терзать стыд за то, что она стала счастливее, то он… он этого не переживет.

Джон желал бы, чтобы она была счастлива. Джон желал бы, чтобы она любила и была любима. И если Франческа никак не может понять этого…

Майкл принялся торопливо одеваться. Может, он и слаб, может, у него еще жар, но до кладбища при часовне он как-нибудь доберется. Пусть это убьет его, но он не допустит, чтобы она погрузилась в ту же пучину отчаяния, в которой сам он страдал так долго.

Пусть она его не любит. Пусть. За время их недолгой супружеской жизни он повторял себе эти слова столько раз, что почти начал верить в них.

Пусть она его не любит. Но она обязана понимать, что она свободна. Что она имеет право на счастье.

Она должна, должна быть счастлива!

Франческа предвидела, что земля будет сырая, и потому прихватила с собой небольшой плед, зеленый с желтым — цвета клана Стерлингов, подумала она, печально улыбаясь и расстилая плед на траве.

— Привет, Джон, — сказала она, встав на колени и положив пионы возле надгробного камня. У Джона была очень простая могила, куда скромнее помпезных монументов, которые знать обыкновенно воздвигает над гробами умерших.

Но Джон предпочел бы, чтобы все было как раз так, она ведь знала его так хорошо, порой даже предугадывала слова, которые он произносил.

Он бы выбрал именно такое простое надгробие, и он бы выбрал именно этот дальний угол кладбища, поближе к холмистым угодьям Килмартина, месту, которое он любил больше всего на свете.

Так она все и устроила.

— Хорошая сегодня погода, — сказала она, усаживаясь на плед. Она подобрала юбки и села по-турецки, а потом снова прикрыла юбками колени. Конечно, она бы никогда не уселась так, будучи в приличном обществе, но здесь все было по-другому.

Джону только приятно было бы, что она уселась удобно.

— Последнее время дождь лил не переставая, — сказала она. — Иногда посильнее, иногда послабее, конечно, но сухой погоды мы не видали. Тебе это было бы все равно, а вот я, признаться, очень рада солнышку.

Она заметила, что один стебель лежит не так, как ей хотелось, наклонилась и поправила его.

— Разумеется, я все равно выходила гулять, — сказала она с нервным смешком. — Что-то в последнее время часто дождь застает меня врасплох. Сама не знаю, в чем тут дело — раньше я внимательнее следила за погодой. — Она вздохнула. — Да нет, я знаю, в чем тут дело. Просто боюсь сказать тебе. Глупо с моей стороны, конечно, но… — Она снова засмеялась, и этот натужный смех, сорвавшийся с ее губ, прозвучал странно в тишине. Вот чего она никогда не испытывала в присутствии Джона, так это нервозности. С того самого момента, когда они встретились впервые, ей было с ним так хорошо и спокойно.

Но сейчас…

Сейчас у нее появились основания нервничать.

— Кое-что произошло, Джон, — сказала она, и пальцы ее принялись теребить полу плаща. — Я стала испытывать к одному человеку чувства, какие, возможно, мне испытывать не подобало бы.

Она оглянулась, почти ожидая, что вот сейчас ей будет явлен знак свыше. Но ничего не произошло, только ветер продолжал шелестеть в ветвях деревьев.

Она сглотнула и снова обратила взгляд к надгробному камню Джона. Как-то глупо думать, что кусок камня может олицетворять человека, но она не знала, куда бы еще смотреть, когда она разговаривает с душой Джона.

— Может, я не должна была испытывать таких чувств, а может, и должна и только думала, что была не должна. Сама не знаю. Я знаю только, что это произошло. Я не ожидала этого, но оно случилось… и… с… — Она умолкла, и на губах ее появилась почти печальная улыбка. — Ну, думаю, ты и так знаешь с кем. Можешь себе представить!

И тут произошло нечто поистине примечательное. Когда она позже вспоминала об этом, ей казалось, что должно бы было быть что-то другое: земля, колыхнувшаяся у нее под ногами, или луч ослепительного света, упавший с небес на тихое кладбище. Но ничего подобного не произошло. Ничего осязаемого, слышимого или видимого не случилось, только возникло странное чувство, что внутри у нее что-то сдвигается, меняется, вернее даже, становится на место.

И тут она поняла, по-настоящему, окончательно поняла, что Джон как раз мог себе это представить. Более того, он вполне мог желать этого.

Он бы хотел, чтобы она вышла за Майкла. Он бы хотел, чтобы она вышла за любого человека, которого полюбит, но почему-то ей казалось, что Джона очень развеселило бы, что это произошло именно с Майклом.

Ведь Джон любил их двоих больше всех на свете, и. наверное, ему хотелось бы, чтобы они были вместе.

— Я люблю его, — сказала она и только тут поняла, что впервые говорит вслух о своей любви к Майклу. — Я люблю Майкла, и, Джон… — Она коснулась пальцами его имени, вырезанного на камне. — Мне кажется, что ты бы одобрил наш брак, — прошептала она. — Иногда мне даже кажется, что ты все это и устроил. Это так странно, — продолжала она. Теперь глаза ее были полны слез. — Я так долго думала, что никогда не смогу влюбиться вновь. Ну как я могла влюбиться? И когда меня спрашивали, что бы ты, по моему мнению, желал для меня, я всегда отвечала, что ты желал бы, чтобы я вышла замуж снова. Но в душе… — Она печально улыбнулась. — В душе я была уверена, что этого никогда не будет. Что я никогда не полюблю снова. Я знала это. Знала с совершенной уверенностью. Так что не имело особого значения, что бы ты пожелал для меня, верно? Вот только это взяло и случилось. Случилось, когда я совсем этого не ожидала. И случилось с Майклом. Я так его люблю, Джон, — сказала она дрожащим от волнения голосом. — Я все твердила себе, что не люблю, но когда я подумала, что он умирает, это было слишком для меня, и я поняла… о Боже, я поняла, что люблю его, Джон. Он нужен мне. Я не могу жить без него. И мне необходимо было рассказать тебе и убедиться, что ты… что ты…