Когда-нибудь, но не сейчас (СИ) - Страница 11

"Люди это часто делают. Например, когда думают о смысле жизни, забывая о том, что ей предшествовало и что за ней последует. Но сейчас у нас мало времени и об этом мы думать не будем", - облачка чужих мыслей беззвучно вспыхивали и рассыпались. - "Что касается твоей ситуации, то ты работаешь на компанию "Сурья-Вамша". Примени "Книгу Перемен", и ты поймёшь".

- Я пьян, - в голове Питера всё плыло и разъезжалось. - И я давно ничего не делаю.

"Да, так", - задрожало облачко. Питер почти увидел его - маленькое сгущение чего-то блестящего.

"В лаборатории давно не ведётся никакой работы. В ней происходит что-то другое. Не так ли?" - последние слова явно были вопросом.

Окорочко не смог ответить на это даже мысленно.

"Ты - часть небольшого коллектива из трёх человек. Каждый из них может быть описан гексаграммой "И Цзин". То есть комбинацией шести цельных и прерванных черт. Но для американца это слишком сложно. Белый человек различает в себе тело и душу. Поэтому опишем каждого всего двумя чертами. В лаборатории работают двое мужчин и одна женщина. Китайцы считают тело основой, а душу завершением. Поэтому первая черта у тебя - сплошная, мужская, у Винарского тоже. У Риты Сафари - прерванная..."

"Теперь душа", - чужие мысли поднимались на поверхность сознания всё быстрее, как пузыри в закипающем чайнике. Окорочко мутило от этих пузырей, но он не мог ничего поделать.

"У тебя типичный мужской характер в одном из худших его вариантов. У Риты, несмотря на её пол, характер тоже мужской, у Аркадия - наоборот. Получаем две сплошные черты для тебя, прерванную внизу и сплошную вверху для Риты, сплошную внизу и прерванную вверху для Аркадия".

В голове всплыли чёрточки. Две сплошные, похожие на знак равенства, были его собственными. Окорочко пьяно прищурился, пытаясь разглядеть остальное, но всё-таки сообразил, что видит фигурки не глазами, и вовсе закрыл их.

"Поскольку вы непосвящённые и тело для вас важнее духа, расположим ваши описания согласно порядку возраста. Ты старший, Винарский моложе, Рита самая молодая и к тому же женщина..."

Последняя стопка была всё-таки лишней. Алкоголь, докравшийся из желудка до сосудов, победно взревел. Питер обхватил голову руками и замычал: ему было нехорошо.

"Если сложить все черты в нужном порядке, мы получаем гексаграмму номер двадцать шесть. Она называется "Да Чу", "Воспитание великим", и состоит из двух триграмм. Внизу - три сплошные черты, "Творчество" или просто "свет". Вверху - две слабые и одна сильная, она называется "Гора". Свет, погружённый в недра горы, символ пленённого духа. В лаборатории занимаются пленением духа. Какого духа?"

В голове запрыгали прямые и изломанные чёрточки гексаграмм. Они сложились во что-то, отдалённо напоминающее домик.

Окорочко почувствовал, что алкоголю становится тесно в желудке. Следовало бы посетить туалет, но встать он не мог: выпивка навалилась на него всей тяжестью и прижала к стулу. В ушах тоненько, предупреждающе зазвенело. Какая-то часть мозга тем не менее оставалась странно трезвой - как освещённая комнатка в огромном тёмном здании.

"Думай" - лопнул ещё один пузырь, и Окорочко увидел на месте домика пирамидку мутного льда, оплетённый проводками. Внутри пирамидки посверкивала злая зелёная искорка. Питеру показалось, что это глаз - вроде того, что нарисован на долларе.

"Деньги", - подумал он. Остро захотелось блевать.

"Нет. Это деньги теперь подчинились ему" - лопнуло последнее облачко.

В пьяной голове прокрутилось ещё несколько винтиков.

"26. Устройство 26", - успел подумать Питер, прежде чем сблевать на стол.

*

Винарский сочинял фантастический рассказ.

Эту неприятную страстишку - писательство - он подцепил ещё в школе. Был момент, когда он даже пытался издаваться. Ему это почти удалось - по крайней мере, в Киеве один русскоязычный фантастический журнальчик взял два его рассказика и даже напечатал. Потом журнальчик сдох, Аркадий эмигрировал, но страстишка никуда не девалась и время от времени давала о себе знать. Одно время Аркадий пробовал её утилизовать и направить на полезное - писал что-то на английском, таким образом надеясь быстрее и лучше изучить язык. Это помогло, как мёртвому припарки: выяснилось, что его графомания настоятельно требует русского языка. Винарский старался не говорить на русском, но во время приступов воленс-ноленс вспоминал подзабытые склонения и спряжения.

На сей раз спусковым крючком для очередного прилива дурного вдохновения послужила некстати случившаяся хворь непонятной природы - то ли отравление, то ли приступ застарелого гастрита, заработанного ещё в детстве.

Аркадий отчаянно боялся болеть: компания "Сурья-Вамша", как и любая другая нормальная компания, считала нездоровье сотрудника признаком нелояльности. Винарский не курил, следил за своим весом, старался не слишком увлекаться чипсами и тому подобной пакостью, но слабый желудок время от времени давал о себе знать. На сей раз его скрутило так, что пришлось обращаться в больницу среди ночи, - где он, обливаясь холодным потом, потратил два часа в emergency room. Мимо то и дело провозили на каталках прикованных к ним наручниками негров с огневыми и ножевыми ранениями разной степени тяжести, и всем было не до него. Особо сильное впечатление на него произвёл чёрный парень с разорванной до уха щекой: от такого зрелища его желудок чуть не выпрыгнул наружу. Наконец, пришла появилась чёрная медсестра, померила ему давление и ушла. Ещё через полчаса его привели в комнатку, закрытую занавеской и переодели в больничную накидку. Потом он ещё минут сорок ждал врача. За это время боли в животе поутихли. Потом врач всё-таки пришёл, ему сделали рентген, потребовали проглотить кишку, от чего его едва не вывернуло, и посоветовали покой.

Когда Аркадий выходил из клиники, выяснилось, что он неправильно припарковал машину и его ждёт штраф.

Тем не менее, совет про покой он принял как должное - и, вернувшись домой (если однокомнатную квартирку с картонными стенами можно было назвать домом), честно лёг в постель. От скуки он начал сочинять в уме какой-то вполне бессмысленный сюжет рассказика в стиле фентези, с эльфами, гномами и прочим традиционным антуражем. По ходу дела он растерзал несколько листов бумаги, а потом бумага кончилась и руки надо было чем-то занять.

Через некоторое время он обнаружил себя сидящим на кровати с ноутбуком на коленях, увлечённо долбящего по клавишам. Пальцы вязли в подзабытой уже русской раскладке, но слова лепились друг к другу на удивление бойко. Что самое странное - Винарский очень плохо помнил, что же он, собственно, успел накарябать.

Дивясь себе, Винарский перечитал уже написанный кусок текста. Это было что-то непонятное без начала и без конца. Происходило действие на какой-то площадке, освещённой луной. У Винарского плохо выходили такие описания, но было ясно, что имелось в виду типичное "место силы". Упоминался алтарь в виде ледяной пирамиды. К нему были привязаны три человека - двое мужчин и женщина, и жрица в чёрном собиралась принести часть их души в жертву какому-то демону. Кажется, эта жертва должна была предотвратить столкновение между некоей Державой Восходящего Света и Великим Северным Пределом. В целом это была стопроцентная фентезийная муть, которую не взял бы в печать даже покойный киевский журнальчик.