Когда невозможное возможно: Приключения в необычных реальностях - Страница 76

Несмотря на то что именно книга Зигмунда Фрейда «Введение в психоанализ. Лекции» и мой восторг по поводу нее побудили меня заняться психиатрией, мое восхищение теориями Фрейда и его методами терапии были серьезно подорваны моим более поздним клиническим опытом. Я все так же восхищался Фрейдом как великим первооткрывателем глубинной психологии, но вместе с тем был уверен, что большинство его теоретических концепций не смогли пройти проверку временем и нуждаются в существенном пересмотре. Куда более сильные возражения вызывали у меня применяемые им стратегии терапии.

Во время психиатрической практики я видел множество пациентов, которые после многих лет психоанализа могли читать лекции о своих эмоциональных и психосоматических симптомах и их связи с различными постнатальными биографическими проблемами, такими как оральный каннибализм, приучение к туалету, первичные эпизоды и комплексы Эдипа и Электры. Однако их интеллектуальные открытия не привели к равно впечатляющим клиническим результатам. Мои опыты с терапевтическим использованием холотропных состояний сознания дали прямо противоположные результаты. После сильных психоделических переживаний и сессий холотропного дыхания мы часто становились свидетелями поразительных терапевтических результатов, но не имели ни малейшего представления о том, как и почему они происходят.

Выдающимся примером подобного типа является история Глэдис, молодой женщины, принимавшей участие в одном из наших пятидневных семинаров в Эсалене. Как она рассказала в самом начале семинара, она уже четыре года страдала от серьезных приступов депрессии, сопровождавшихся сильной тревогой. Эти приступы приходили каждый день рано утром и, как правило, длились несколько часов. В это время ей с трудом удавались самые простые вещи — принять душ, почистить зубы и одеться. С традиционной точки зрения подобные черты характеризуют ее депрессию скорее как «эндогенную» (буквально «порожденную внутри»), чем «реактивную» (вызываемую внешними обстоятельствами жизни).

На наших пятидневных семинарах по холотропному дыханию участники обычно проводили две сессии в качестве дышащих, а две другие в качестве сиделок у своих товарищей. На своей первой сессии холотропного дыхания Глэдис получила очень сильные переживания, во время которых она столкнулась с различными травмирующими событиями собственного младенчества и детства. Она также пережила несколько последовательных эпизодов собственного рождения. Ее ощущения по поводу сессии были очень хорошими, хотя и не принесли никакого заметного облегчения ее утренних депрессий.

Вторая ее сессия, которая произошла два дня спустя, унесла ее глубже в подсознание и практически полностью состояла из переживаний процесса рождения. Результатом была невероятная активация физической энергии, которая является важным шагом в работе над избавлением от депрессии, состояния, характеризуемого глобальной блокадой эмоциональной и физической энергии. Однако, несмотря на интенсивную работу тела в период завершения сессии, она не достигла удовлетворительного результата. Подобная ситуация является редким исключением для тех случаев, когда предпринимаются систематические попытки облегчить интеграцию сессии.

На следующее утро депрессия проявилась как обычно, но была куда более ярко выраженной, и также приняла совсем иную форму, чем имела прежде. Вместо обычной заторможенности, отсутствия инициативы и апатии Глэдис была сильно взволнована. Первоначально мы планировали провести на утренней сессии открытое обсуждение для всей группы, во время которого участники могли бы задать любые вопросы об их собственном процессе, методе холотропного дыхания и теории. Однако, видя, в каком состоянии находится Глэдис, мы решили изменить программу и немедленно провести с ней экспериенциальную работу.

Мы попросили Глэдис лечь в середине комнаты, глубоко подышать, слушать расслабляющую музыку, которую мы поставили, и не сопротивляться любым переживаниям, которые могут появиться в подобной ситуации. Примерно пятьдесят минут Глэдис испытывала сильную дрожь, удушье и кашель, издавала громкие звуки и, казалось, боролась с невидимыми врагами. Потом, она рассказывала, что в этой части сессии она переживала свое трудное появление на свет, но на этот раз глубже, чем прежде.

Позднее во время этой сессии крики Глэдис стали более четкими и напоминали слова неизвестного языка. Мы уговаривали ее не сдерживаться, вне зависимости от того, какую бы форму ни принимали эти крики, без цензуры или отбора, даже если они кажутся ей бессмысленными. Постепенно ее движения превратились в очень стилизованные и подчеркнутые, а ее слова стали четко различимыми. Однако язык, на котором она говорила, мы не только не знали, но и не смогли определить. В какой-то момент Глэдис села и начала повторять довольно навязчивый текст, который звучал как какая-нибудь молитва, и это продолжалось еще некоторое время.

Воздействие этого происходящего на группу было очень сильным. Не понимая слов и не зная, что именно переживает в этот момент Глэдис, большинство участников были глубоко тронуты, многие начали плакать. Некоторые приняли медитативные позы и соединили руки в молитве. Когда Глэдис перестала петь, она успокоилась и легла на спину, перейдя в состояние блаженства и экстаза, в котором оставалась больше часа, совершенно неподвижно. Позднее, описывая собственную сессию, Глэдис сказала, что испытывала настойчивую потребность сделать то, что она делала. Она не понимала, что произошло, и подчеркнула, что совершенно не имеет представления, на каком языке она произносила молитву.

Карлос, аргентинский психоаналитик из Буэнос-Айреса, принимавший участие в этом семинаре, сказал, что Глэдис пела на великолепном сефардском языке, который он неплохо знал. Этот язык, известный также под названием «ладино», был своеобразным гибридом средневекового испанского и иврита. По странному совпадению, Карлос, бывший евреем по происхождению, несколько лет изучал этот язык, бывший его хобби. Глэдис не была еврейкой и не знала ни иврита, ни испанского. Она никогда не слышала о существовании ладино и не знала, что это за язык. Карлос перевел то, что повторяла Глэдис, и что произвело такое сильное впечатление на остальных членов группы. Буквально это звучало так: «Я страдаю и буду страдать всегда. Я плачу и всегда буду плакать. Я молюсь и всегда буду молиться».

Во время этого впечатляющего завершения сессии, когда она произносила сефардскую молитву, Глэдис справилась с депрессией, и ее состояние стабилизировалось на вполне комфортном уровне. После того семинара в Эсалене мы дважды встречались с Глэдис и выяснили, что ее депрессия больше не возвращалась. Это было одно из самых глубоких и впечатляющих исцелений, которые мне приходилось наблюдать за всю мою психиатрическую карьеру. Однако этот эпизод и то глубокое воздействие, которое он оказал на Глэдис, и по сей день остается тайной и для нее, и для нас.