Когда наступит воскресенье (СИ) - Страница 3

Так он незаметно для самого себя очутился прямо перед распахнутой дверью кабинета. Скорпиус тут же отпрянул, нырнув в спасительный сумрак коридора, но успел увидеть большой дубовый стол, настольную лампу с зеленым абажуром, папки с документами и дедушку Люциуса, читающего какую-то скучную на вид газету. Скорпиус не был уверен, что дедушка не заметил его, поэтому еще долго стоял в коридоре, настороженно прислушиваясь к шороху газетных страниц и не смея пошевелиться. Наконец он собрался с духом и на цыпочках двинулся прочь, а потом, уже отойдя на порядочное расстояние, с колотящимся сердцем бросился бежать, испытывая возбуждение и восторг необъяснимого страха.

«Мы оторвались?» — спросил один из его спутников, самый трусливый. «Да, — шепнул Скорпиус, разглядывая комнату, в которой очутился. — Не будь таким… таким…» — он задумался, вспоминая необычное слово, которое недавно прочел в одной из своих книжек, но в этот момент нечто иное привлекло его внимание, и Скорпиус, так и не назвав своего трусливого спутника «малодушным», подошел к украшенному резьбой серванту. Сервант звенел стеклами при каждом шаге Скорпиуса — тот даже прошелся по комнате еще раз, с силой ударяя ступнями по старому паркету и слушая, как сервант всякий раз отзывается жалобным звоном. «Хватит дурачиться», — укорил себя Скорпиус голосом своего рассудительного спутника. Он вернулся к серванту, оглядел хрусталь, расставленный за стеклом; потом, задрав голову, посмотрел наверх, где стояли фарфоровые статуэтки: ягненок с голубым колокольчиком на шее, танцующие пастух с пастушкой, музыкант в парике за клавесином, нарядный розовощекий ребенок, облизывающий ложку, крохотный белый, овальный зайчик с ушами, тронутыми золотом…

Встав на цыпочки, Скорпиус попытался дотянуться до зайчика, но смог лишь взяться за край кружевной салфетки, на которой стояли статуэтки. Испугавшись, что случайно уронит их, Скорпиус отпустил салфетку и огляделся. Приметив стоящий у окна стул, Скорпиус подтащил его к серванту, забрался на него коленками, а потом встал в полный рост. Затаив дыхание, он бережно погладил зайчика по гладкой фарфоровой спинке.

«Раньше я жил в зачарованном лесу, — сказал он за зайчика, — но слуги Темного Лорда поймали меня и теперь держат в плену в этой ужасной крепости». «Не бойся, я тебя освобожу», — утешил его Скорпиус. Поставив зайчика обратно на сервант, он взял в руки ребенка с ложкой. «А что случилось с тобой? За что Темный Лорд держит тебя в плену?» — спросил Скорпиус. «Мама говорила мне, что облизывать тарелки и ложки некрасиво, — ответил розовощекий ребенок, — а я не послушался, поэтому Темный Лорд меня забрал. Он забирает всех невоспитанных детей». Скорпиус не выдержал и прыснул. «Мерлин, какая чушь! — фыркнул его язвительный спутник. — Ты не мог придумать причину получше?». «Извини, моя фантазия иссякла, — ответил Скорпиус, изображая раскаяние. — Наверное, это действие магии Темного Лорда». Он потянулся было к ягненку, но вдруг за размеренным тиканьем часов и еле слышным топотком домовых эльфов где-то наверху Скорпиус услышал быстрые шаги, приближающиеся к комнате. «Спасайся! — приказали ему сообщники. — Темный Лорд идет сюда!».

Скорпиус быстро слез со стула, подбежал к окну и скользнул за занавеску. На подоконнике стояли часы — должно быть, это стрекотание их механизма Скорпиус слышал всё время, пока был в комнате — а рядом лежали подушечка для иголок и пяльцы с натянутой на них канвой для вышивания. Скорпиус не удержался и потрогал пальцем вышитый всеми оттенками фиолетового цветок ириса.

Судя по скрипу, дверь отворилась; кто-то сделал шаг в комнату и остановился.

— Найтмер! — раздался раздраженный женский голос. — Найтмер, что это значит?!

«И никакой это не Темный Лорд, — сказал Скорпиус своим спутникам мысленно. — Это же моя бабушка!». Он осторожно выглянул из-за занавески и увидел, как Нарцисса, стоя у серванта, нервно поправляет статуэтки; ее руки дрожали, отчего статуэтки опрокидывались и с тихим теньканьем стукались друг о друга.

— Найтмер, — бросила она вошедшему в комнату старому эльфу, — когда слуги вытирают пыль со статуэток, они обязаны после ставить их на место! Может быть, это кажется вам всего лишь моей прихотью, но все вещи в этом доме стоят на строго определенных для них местах, и я не желаю, чтобы их переставляли или… или… сдвигали. Почему этот стул стоит здесь?! И фарфоровый зайчик лежит на самом краю, он может упасть и разбиться! Посмотрите, посмотрите, Найтмер!

— Хорошо, госпожа, — старый домовой эльф взялся за спинку стула и понес его к окну. — Мы всё поправим, госпожа…

Наконец Нарцисса оставила в покое статуэтки и повернулась к домовому эльфу, нервно теребя камею, скалывающую воротник ее строгого черного платья.

— И еще, Найтмер, — сказала она всё еще раздраженно. — Дверь кабинета опять открыта. Это, должно быть, Тилли, она такая рассеянная, всегда забывает запирать двери комнат, в которых убирала. Напомните ей, Найтмер, — Нарцисса отпустила камею и указала в сторону коридора, — дверь кабинета должна быть заперта.

— Как пожелаете, госпожа, — Найтмер с кряхтеньем поставил стул у окна, поправил штору, за которой притаился Скорпиус, и, вздыхая, ушел, низко поклонившись Нарциссе.

Та еще некоторое время неподвижно стояла у серванта — Скорпиус почти чувствовал, как она шарит взглядом по комнате, словно догадываясь, что он прячется где-то здесь — а потом резко развернулась и вышла, захлопнув дверь сильнее, чем это было необходимо. Послушав, как шаги бабушки удаляются по коридору, Скорпиус вылез из-за шторы и опустился на стул. Настроение играть пропало окончательно; он бездумно смотрел в окно, на струйки дождя, бегущие по стеклу, и слушал, как тикают часы на подоконнике.

Когда за спиной послышался скрип двери, часы уже показывали половину третьего.

— Скучаешь, малыш? — Драко потрепал Скорпиуса по волосам.

Скорпиус, всё еще немного обиженный на отца, ответил, не глядя на него:

— Бабушка ругалась, что я играл с ее статуэтками. Скажи ей, что я их не разобью! Я буду аккуратно.

Драко досадливо поморщился, будто Скорпиус опять побеспокоил его из-за пустяка.

— Скорпиус, нельзя трогать чужие вещи.

— Они не чужие, они же бабушкины, — упрямо возразил Скорпиус.

Драко обнял его за плечи.

— И всё же, малыш, не трогай бабушкины вещи без разрешения, — сказал он уже мягче.

— Без разрешения, — кисло повторил Скорпиус. — Бабушка вообще со мной не разговаривает. Делает вид, что не замечает меня. Почему она на меня сердится?

Драко помолчал.

— Она сердится не на тебя, — проговорил он наконец. — Это… сложно, малыш.

Скорпиус, не ответив, потыкал пальцем упругую игольницу. Он вспомнил, как в первый день в Малфой-мэноре бабушка вообще не вышла к ним, а дедушка, встретив их на широкой, головокружительно крутой лестнице, ведущей в столовую, окинул Драко холодным взглядом, в котором сквозило разочарование, и процедил сквозь зубы:

— Я не ждал тебя так рано, Драко.

Мельком взглянув на оробевшего Скорпиуса, он добавил, уже отворачиваясь:

— Тебе не следовало брать его с собой.

Скорпиус с тоской посмотрел в окно: дождь прекратился, и залитый, потемневший парк стоял поникший и унылый.

— Можно мне погулять? — спросил Скорпиус. Гулять ему совсем не хотелось, но всё же пахнущее ежевикой и полынью одиночество парка было куда лучше разговора с отцом, с которым Скорпиус всегда чувствовал себя неловко — должно быть, оттого, что редко с ним виделся. Он не знал, о чем говорить с этим печальным растерянным человеком, вечно погруженным в свои мысли; и, кажется, Драко чувствовал то же самое, потому что с облегчением ответил:

— Да, конечно. Беги, малыш.

Выйдя из дома, Скорпиус обнаружил, что из-за ливня земля в парке превратилась в грязь. С сожалением взглянув на свою «тайную тропу», Скорпиус прошел мимо и медленно двинулся вперед по мощеной дороге, ведущей к воротам. В тени старых буков было темно, промозгло и немного жутко; пахло влажной землей, влажной корой и влажными травами. Ветер улегся, и всё вокруг застыло в каком-то мрачном оцепенении: казалось, даже воздух стал густым и тяжелым. В тишине Скорпиус слышал только тихий звук своих шагов. Дорога казалась бесконечной, словно дом, оставшийся за спиной, не желал отпускать Скорпиуса и тянул его обратно к себе.