Когда мы разведемся? (СИ) - Страница 4
— Настенька, — хрипло сказала Алиса.
— Вот-вот, ну чисто та Настенька.
Он смотрел на пациентку, пытаясь понять, насколько тут всё серьёзно с психикой.
Худенькая, бледная, кожа белая, почти прозрачная. Огромные голубые глаза, немного веснушек на аккуратном носу, большой рот с сухими, потрескавшимися губами. И длинные густые волосы, русые, но с каштановым отливом. Ну Настенька и есть!
— И глазками так же хлоп-хлоп! "Тепло, батюшка!", — смешно передразнил он. — А у самой всё лицо в инее, да?
— Почему вы так разговариваете? — спросила Алиса, наконец возмутившись.
— А как прикажете, любезная, с вами говорить?
— Глеб! — предостерегающе сказала Раиса Ивановна, но он отмахнулся.
— А? У меня завтра отпуск, а мне привозят эксцентричную дамочку, решившую уснуть в сугробе? — он снова заговорил холодно и резко, сверля глазами Алису. — Это попытка суицида, вы понимаете? И я должен вызвать психиатра! Или отправить вас в Алексеевск!
— Я не псих! Не надо психиатра, доктор! И пожалуйста, не надо в Алексеевск! — взмолилась Алиса.
— А почему я должен вам верить, а? Я должен поверить, что нормальный человек садится в сугроб по своей воле, и спит там? Трезвый человек, в своём уме?
— Да!
— Очень интересно, — теперь он смотрел недоверчиво. — Решила умереть красиво? Другие способы не подошли?
Из глаз Алисы потекли горячие слёзы. Ему стало настолько жаль её, что он поднялся и вышел в коридор. Раиса Ивановна устремилась следом.
— Глеб Андреевич, ты с ума сошёл?! Ей и так плохо, видно же! А ты так… А нажалуется на тебя?! Сейчас все жалуются! Тебе проблемы нужны?
— Не нажалуется, — спокойно сказал он. — Эта не нажалуется. Я специально её на слёзы выводил. Плачет, значит, чувствует. Вот если бы продолжала сидеть, как истукан, тогда точно психиатра, плохо дело. А так нормально. Сейчас проревётся, поставим успокоительное, пусть спит до завтра. Проснётся человеком.
— Ну не знаю… Может, ты и прав, — Раиса Ивановна покачала головой. — Жалко девушку. Видно, что приличная.
Они прислушались. Пациентка рыдала в голос, буквально выла.
— Пойдём, пора. Два кубика готовь, Раиса Ивановна! И не забудь записать, что поставили.
Они вернулись в кабинет. Алиса, лёжа ничком на кровати, ревела в голос.
Он подошёл, сел прямо к ней на кровать, заглянул в лицо.
— Всё, всё, не плачь. Всё будет хорошо, девочка, отдохнёшь, поспишь. Досталось тебе, вижу, — он гладил её по волосам, говорил, как с ребёнком.
Теперь Алиса поверила, что он педиатр. И ей стало легче, на самом деле легче! Впервые за все эти дни. Ей нравилось, как он гладит её по голове, как уговаривает её. Неожиданно она схватила его вторую руку, вцепилась в его большую ладонь своими маленькими вспотевшими ладошками.
— Всё, всё, давай руку освободим, — он мягко поднял рукав её водолазки. Алиса почувствовала, как ей поставили укол. Вскоре её начало клонить в сон.
Глеб осторожно высвободил свою руку из её ослабевших ладоней, встал и устало пошёл к выходу, немного хромая. Засыпая, Алиса смотрела ему вслед. И внезапно она вспомнила! Она вспомнила его!
* * * * * * *
— Вот так и нашёл тебя мой Чапай, — Раиса Ивановна, у которой давно закончилась смена, не уходила, сидела рядом с кроватью Алисы.
— Спасибо, спасибо вам! Мужу вашему! — Алиса неожиданно обняла пожилую медсестру. Та, растрогавшись, вытирала слёзы платком. — Страшно подумать, что было бы… У меня же папа…семья. А я, как последняя эгоистка… Словно переклинило: никому не нужна и не будет ничего в жизни. Стыдоба!
Алиса покачала головой. Как? Ну как она могла настолько распуститься? Она, всегда жизнерадостная и весёлая, стремящаяся всех поддержать? Разве можно так жалеть себя?
— Ваш Василий Иванович мне жизнь спас, так получается. А я заново родилась. И доктор, который ночью был, очень, очень хороший! Настоящий!
— Да, Глеб Андреевич очень хороший, сочувствующий. Хоть все и говорят — нелюдимый и просмешник. Не поймёшь, что и сказал иногда, так шутит. Но детишки его очень любят, а ребёнка не обманешь. В отпуск Глеб ушёл прямо с дежурства. Скоро Людмила Фёдоровна придёт, тоже врач. Посмотрит тебя, и если всё хорошо, отпустит. Куда пойдёшь? Ты с Алексеевска?
— Да, но я туда не вернусь, — Алиса испуганно покачала головой.
— Вот что. Пойдёшь к нам. Мы вдвоём с Чапаем живём, а места много. Отдохнёшь, в себя придёшь, а там и подумаем, что делать дальше.
— Спасибо вам, Раиса Ивановна! У меня деньги есть, немного, я вам заплачу…
— Ещё что придумаешь? Оставь деньги, пригодятся!
После осмотра Алисе разрешили уйти из больницы.
Позвонив отцу и маме, Алиса ушла вместе с Раисой Ивановной.
Папа пока по-прежнему думал, что она в краевом центре. Вот определится к месту, тогда и сообщит ему, где она. Мама же думала, что она в Алексеевске.
Раиса Ивановна и Василий Иванович жили вдвоём. Их сын с семьёй жил в краевом центре, к родителям наведывался крайне редко.
Алисе выделили большую светлую комнату. Отдохнув один вечер, попривыкнув, она начала втягиваться в новую жизнь, помогала своим пожилым спасителям. Делала уборку. Кормила кур и даже корову, которую боялась. Приносила дрова, разводила огонь в печи. Готовила. Ей очень хотелось отблагодарить как можно сильнее, она делала всё возможное.
Через пару дней начала заговаривать о поиске работы. Узнав, что Алиса больше одиннадцати лет проработала в медицине, Раиса Ивановна договорилась с главным врачом центра реабилитации о собеседовании для Алисы. Алиса была очень рада, что отправляясь в лес, зачем-то прихватила с собой все документы.
Главврач, Алексей Михайлович, ироничный и насмешливый, как многие врачи, мужчина лет пятидесяти с ёжиком светлых волос и в супермодных очках, изучив документы об образовании и трудовую книжку, принял Алису процедурной медсестрой.
Три дня она была стажёром, потом начала работать самостоятельно. А ещё через пару дней, посмотрев, как она справляется, Алексей Михайлович назначил её куратором группы, в которой проходили курс реабилитации самые маленькие пациенты с родителями.
Алиса была без ума от своей новой работы; каждый день, каждый час училась чему-то новому, впитывала всё, как губка.
Она всегда мечтала о том, чтобы заняться реабилитацией на практике, а не в теории. Много раз она была на экскурсиях в реабилитационных центрах, и желание оказывать реальную помощь было очень сильно; однако, как это часто бывает, мы боимся перемен и предпочитаем идти по привычной дороге.
Теперь Алиса была благодарна судьбе за неожиданный поворот, открывший новые возможности и перспективы.
А главное, она теперь всегда была рядом с детьми. Пусть не со своими. Но дети — это всегда и силы, и источник энергии, вдохновения, оптимизма.
Но её ждало ещё одно испытание…
Она жила у Раисы Ивановны и Василия Ивановича уже дней десять, когда приехал их сын. Узнав, что "старики" приютили чужого человека, он решил, что Алиса — авантюристка, и мечтает о том, чтобы пожилые благодетели переписали на неё дом. Алиса была в шоке, когда он выставил её на улицу чуть ли не за шиворот. Василий Иванович был на дежурстве. Раиса Ивановна плакала, пыталась уговорить сына, но он был непреклонен.
Алиса сама никогда не была в такой ситуации, но слышала от знакомых, что так бывает: взрослые дети сами к родителям носа не кажут, но и контакты ограничивают, опасаясь за наследство. Как могла, успокоила Раису Ивановну, объяснила, что её отношение к ним с Василием Ивановичем ни в коем случае не изменится, — они были и есть её спасители.
"…И куда идти? Опять. Куда идти?" — Алиса стояла с сумкой посреди улочки. Неожиданно открылись ворота дома, стоящего рядом с домом Василия Ивановича и Раисы Ивановны. В воротах появилась пожилая женщина, высокая, статная, черноглазая, с большими золотыми серьгами, в шали.
Раиса Ивановна говорила, что соседка нелюдимая. Живёт особняком, ни с кем шапки не ломает, и похоже, колдунья или знахарка. Ездят к ней из разных мест люди. Как же зовут? Вроде, Любовь, но Алиса не была твёрдо уверена.