Кодекс Оборотня 3 (СИ) - Страница 43

— Знаете, в чем забавная драматичность ситуации? — процедил я сквозь зубы. — В том, что все оборотни эту метку увидят. Я дал им прощение от их позора, а сам оказался всего лишь в одном шаге от того же самого и по своей собственной воле.

— Так это удар по твоей репутации, Руари? — сержант попытался усмехнуться.

— Это совсем не смешно, мистер Фалви, — хрипло заметил Туал. — Вы помечены, как овца на убой. Причем только у одного есть право убить вас. Остальные вас трогать не посмеют. Это, пожалуй, единственная хорошая новость.

— А какая плохая новость?

Туал вопросительно взглянул на меня, но я промолчал.

— Ни один оборотень не сможет себя сдерживать, когда тот, на ком его метка, стоит всего в паре шагов. Поэтому я восхищаюсь выдержкой Руари.

Фалви посмотрел на меня с неверием.

— Это так?

— Нет. Хотя, может быть, я просто чертовски устал и мечтаю только об одном: как добраться до постели и спать сутки без перерыва. — Отвезите нас, наконец, домой. И отправьте уже автобус.

— Руари, и все же?

— Мне хочется вас убить не более, чем обычно. Вас это устраивает?

— О’Шэннон мне говорил, что есть два типа меток.

— И вам не повезло, потому что тогда я был в дикой ярости.

Мы замолчали. Фалви, чувствуя себя неуютно, переступил с ноги на ногу, потом махнул водителю автобуса, а нам на свою машину. Автобус ненадолго останавливался у красного креста, откуда в него притащили несколько ворохов одежды. После этого мы медленно выбрались из вечернего Дублина. Где-то над домами садилось солнце, в городе пахло осенью, за редкими тучами поблескивала неполная еще луна. Я чувствовал себя совершенно разбитым. Мне хотелось спать, но чувства от пережитого и лезшие в голову дурацкие мысли не позволяли уснуть.

— У вас выпить не найдется, сержант?

— Конмэл, черт тебя побери! — выругался Фалви. — Тебе разве по статусу можно теперь, а?

— Да пошли вы! — огрызнулся я.

— В бардачке возьми!

Я нашел там непочатую бутылку «Бушмилса». Открыл и хлебнул из горла. Виски обжег гортань, в желудке стало тепло, и легкий, почти незаметный озноб, который бил меня с тех пор, как я спустился в министерский подвал, ослаб. Я сделал еще глоток, ополовинив бутылку, под неодобрительные взгляды обоих спутников. Мне стало смешно, что и бывший Охотник, и старый оборотень чувствовали одно и то же. Я громко фыркнул, посмотрев на них, и, прикончив бутылку, вышвырнул ее в окно. Она разлетелась в воздухе золотистыми искрами.

— Черт, Конмэл, надираясь в этот раз, ты побил рекорд по скорости, — Фалви покосился на меня.

— И вам доброй ночи, сержант. Разбудите, когда приедем.

«Бушмилс» прогнал озноб и крутящиеся без конца мысли в голове. Я закрыл глаза и отключился, успев заметить, что мы нагнали автобус и теперь плелись у него в хвосте. О’Шэннон, похоже, уехал далеко вперед.

Мы приехали на Эйр-Хилл поздней ночью. Фалви остановился за автобусом, протянул ко мне руку и замер, увидев, что я уже не сплю. Лиадан, Мак и Рианнон суетились, провожая всех в дом. Я вышел из машины. Накрапывал дождь, холодные капли стекали по лицу, а с юго-востока дул холодный горный ветер. Я поежился, скрестив руки на груди. Рядом встал Туал, похожий на дикого горца в своем пледе-килте и со взлохмаченной седой шевелюрой. Следом за нами из машины выбрался Фалви.

— Руари, что насчет кураторства все-таки? Это из-за метки?

— У вас статус теперь не соотвествующий. Станете министром — тогда поговорим об этом.

— Что⁈ — Фалви вытаращил на меня глаза. — Ты шутишь, да?

— Нет. Держитесь от меня подальше, сержант. И от них тоже.

— Конмэл, проклятье! — возмутился Фалви.

— Да приду я к вам завтра в Управление. Отвяжитесь уже!

Бросив досадливый взгляд на полицейского, на лице которого появилось облегчение, я направился к дому. Туал Трэсах следовал за мной.

— Руари, я хотел бы услышать историю в подробностях, — произнес старик.

Я кивнул, зашел на кухню, поняв, что жутко хочу есть, и открыл холодильник. Но тут же вспомнил, что еды дома и быть не могло, потому что семья последнее время провела в министерских застенках.

— Мам! — позвал я.

Я еще раз обвел взглядом холодильник. Еда в одинокой кастрюле на полке наверняка была давно испорчена, так что я даже не стал заглядывать под крышку. Поэтому я взял яйца, разбил их об дверь и выпил сырыми, чтобы хоть как-то притупить чувство голода. Потом посмотрел на Туала. На его лице были противоречивые чувства. Ему хотелось улыбнуться, глядя, с какой непосредственностью я поел, и в то же время он помнил о предстоящем серьезном разговоре.

— Руари?

Я выкинул скорлупу в помойное ведро, обернулся. Лиадан замерла на пороге, виновато посмотрела на меня.

— Все ужасно устали. И Сид обещал привезти еду сюда. Минут через десять будет.

— Отлично! Спасибо.

Лиадан улыбнулась, кивнула и ушла. Мы со старым оборотнем ушли в библиотеку. Лиадан принесла нам поесть. После еды я совсем успокоился, словно только сейчас ощутив, что оказался дома. Мы немного посидели в молчании, прежде чем я взялся за свой рассказ. История оказалась гораздо длиннее, чем я предполагал. Но Туал слушал, не перебивая. Когда я смолк, Туал некоторое время сидел, обдумывая услышанное.

— Вот оно как, — наконец сказал он. — У тебя и без нас хватало хлопот — Хозяину много о ком нужно заботиться… А мы свалились как снег на голову.

— Ты неправ. Просто, когда я попал в министерский подвал, я словно пережил все заново — боль, одиночество и невозможность что-либо изменить.

— И все же ты смог что-то изменить, Руари.

— Лишь крошечную часть.

Туал, хмурясь, кивнул.

— После того бунта, в который нас втянул Фэлан, мало осталось выживших… Но твоему отцу, конечно, сказали, что не осталось никого. Ты, верно, хочешь спросить, почему мы пошли за Артегалом тогда?

— Нет, я прекрасно помню тот день, когда отец собрал здесь глав семейств и сюда заявился Фэлан…

— Это трудно забыть, — Туал улыбнулся, но тут же помрачнел. — Это было бы весело вспоминать, если бы не было в дальнейшем таких драматических последствий.

— Да, помню, что предлагал Артегал. Обещания Мака уже не имели ценности. Только он сам этого долго не понимал. Другой альтернативы, кроме как пойти за Фэланом, у остальных не было. Разве что смириться с тем, что у них должны всё отнять.

Старый оборотень вздохнул.

— Эх… Иногда жалею, что ты не был старше, что тогда не оказался на месте своего отца…

Я только несогласно мотнул головой.

— Понятия не имею, что бы я делал на месте отца. И было ли бы это лучше.

— Может, ты и прав. Доброй ночи, Руари. Хотя скоро — через пару часов уже — будет утро.

Старик Туал поднялся из глубокого кресла. На пороге он остановился и обернулся.

— Так ты пьешь, Руари?

— Что-то вроде того. Еще я воровал со своим приятелем барменом, и без него тоже. Впутывался в сомнительные дела с магами. Работал в полиции, был напарником своего куратора-полицейского, бывшего Охотника…

— На котором твоя метка.

— Именно. Так что король из меня так себе.

Туал негромко рассмеялся.

— Твоя ложная скромность и признание вины — тот еще показатель амбиций.

— Да неужели? Доброй ночи, Туал.

Старик, все еще смеясь, покачал головой и ушел. Я открыл тайник, в котором раньше хранился Кодекс. Теперь там ничего не было, кроме изумрудного шемрока, отданного мне когда-то О’Шэннонном. Может быть, этот камень защищал мой дом, а может быть, дело было во мне. Я и сам уже не знал. А вот Кодекс мне предстояло восстановить, слово в слово, чтобы магия Луны пропитала новую книгу.

Я еще несколько минут сидел в темноте, прислушиваясь к звукам дома, потом закрыл тайник и пошел вниз. Этой лестницей не пользовались, наверное, лет сто. Ступени, покрытые слоем пыли, теперь были в многочисленных следах. В носу у меня зачесалось, и я едва сдержался, чтобы не расчихаться. Внизу, в глубине холма, на котором стоял Прайор-Парк, было устроено еще три этажа. Гостевые комнаты, просторная зала для больших собраний — все они теперь превратились в приют для освобожденных мною оборотней. Кому-то перепали кровати, кому-то матрасы и одеяла. А кто-то спал на полу, в волчьем облике, и не располагал ничем лучше собственной шкуры. Я чуть улыбнулся, глядя на них, и тихо прокрадывался мимо, чтобы никого не разбудить. В комнате, доставшейся семье О’Лири, я остановился на пороге. Из двенадцати детей осталась в живых только половина. Девочки Ашлин, Дарра, Шени спали на кровати, тесно прижавшись друг к другу, а их братья, Баган и Кэлху, — на полу, словно охраняя их. Скаа среди них не было.