Кочевники (СИ) - Страница 4

Самым величайшим сооружением в городе, да и на всей планете, как считали монголы, был ханский дворец. Огромный зал для приема верноподданных, две сотни комнат, половину из которых составляли женские покои. Что-что, а хан Улукбек, не смотря на свой возраст, а ему уже шел девятый десяток, предпочитал проводить каждую ночь в обществе молодой наложницы. Единственной женщиной, которую по-настоящему любил правитель, была его первая супруга, но животная страсть (осталась только одна платоническая) исчезла после того, как Хонгурзул родила ему третьего сына. Прогонять или даже отстранять хан ее от себя не стал. Иногда даже консультировался с ней, как в той или иной ситуации поступать. Но, увы, лет десять назад Хозгурзул умерла, и Улукбек почувствовал себя совершенно одиноким. Вот и сейчас стоя перед девицами, он размышлял, кого из этой сотни ему выбрать. Туяа, Бадрал, Чойжил или может Кыз-тугмас? Каждой совсем недавно девятнадцать лет исполнилось. Все идеальны, иначе, зачем Айтек, человек, пополнявший его гарем, каждый год по планете заставлял своих людей путешествовать. Хан Улукбек ходил вдоль длинного ряда красавиц, изредка бросая взгляд то на одну, то на другую. Сайхан, Дулмаа или Жанчив? У каждой свои достоинства и недостатки. Эта в постели ласкова, но болтлива. Та холодна, но божественна. Другая готова на все, но при этом ленива.

Улунбек остановился около черноокой красавицы. Волосы у нее заплетены в многочисленные косички, от тела исходить запах молока. Хан взглянул на нее, словно видел ее в первый раз.

— Сегодня. Ты. — Проговорил он властно, развернулся и направился к выходу.

Глаза у девушки заблестели. Выбор сделан.

Евнух отворил перед ханом Улукбеком дверь. Правителю даже на какое-то мгновение вдруг стало жалко. Пришлось кастрировать несчастного, чтобы тот не позарился на то, что ему никогда не будет принадлежать. Вышел из комнаты. Дверь тут же за ним закрылась, чтобы не один из четырех тургаудов, что постоянно ходили за ханом не заглянул туда.

Сейчас хан Улукбек направлялся в тронный зал. Там он собирался встретиться с суйбаши. Обстановка в подвластных ему улусах была напряженной, его сыновья не могли миром разрешить все свои конфликты. Урнур, Мэнэр и Улзий вечно воевали друг с другом, находя всевозможные причины и поводы. А ведь Улукбек уже стар. Сколько ему еще осталось жить на этом свете? Год, два, пять? А на старших сыновей положиться не возможно.

Два тургауда открыли для него двери в просторный зал, пропуская правителя. Их четверо товарищей, проследовали за ханом и заняли свои места позади трона. Хан Улукбек сперва подошел к стене и дотронулся ее рукой. Эти камни помнили слова Джучи, произнесенные им когда-то тут.

— Какие, вы, холодные, — проворчал правитель, — но за вами чувствую я себя в безопасности. Но и мне суждено будет умереть. — Хан провел рукой по кладке, словно пытаясь погладить их, — Увы, ни вы, ни мои верные кешикеты не способны остановить неизбежное. Я, увы, уже стар.

Улукбек подошел к трону. Коснулся его. Минуту стоял, опираясь на подлокотник, затем сел и громко крикнул, чтобы к нему немедленно явился суйбаши. Пока того не было, хан вновь задумался о сыновьях. Так же было когда-то и с ним. Вот только братья тогда уступили воле отца, что с позволения духов предков, назвал Улукбека своим приемником. Гуйджи был младше его на год, Сюиджо на три, Шахрух на пять. При этом только с младшим у них была одна мать. И только его Улукбек всегда понимал с полуслова. Поэтому, когда отец назвал его своим приемником, тот не задумываясь пообещал Шахруху должность суйбаши. Нет, он двух других не обидел, одного назначил судьей, пообещав, тому, по сложившейся традиции совершить девять преступлений, за которые тот не будет наказан, другого одарил богатством…

Между тем туаргауды распахнули двери, и в зал вошел суйбаши. Он остановился в паре метров от трона и поклонился.

«А ведь Шахрух совсем не изменился, — подумал Улукбек, — несмотря на годы, выглядит молодо. Может быть, ему передать власть на планете? Назначить приемником?»

Суйбаши смотрел на правителя, ожидая, что тот скажет. Хан взглянул на своего брата.

— Ответь мне на один вопрос, Шахрух? — спросил он обращаясь к суйбаши.

— Да, хан.

— Ответь мне, Шахрух, когда дети мои перестанут, между собой, грызся? Словно не люди они, а какие-то голодные шакалы. Что им не хватает?

— Вспомни, Улукбек, что и мы с братьями постоянно враждовали…

— Но… Это было из-за Хонгурзул. Помню, в тот год Юрги выкрал ее, чтобы самому взять ее в жены.

— И ты обратился ко мне за помощью, так как с детства только со мной был все время дружен.

— О, да. Я помню, как ждал твое появление на свет, Шахрух. Бегал вокруг юрты, в которой рожала наша мать. Тогда я тебя ни кому не дал бы в обиду. Помню, как вместе с тобой скакали мы по степи…

— Уж не о смерти ли ты задумался, хан Улукбек?

— О ней, брат. О ней. Стар я уже. Годы, когда я мог скакать по степи в прошлом…

— Так и я не молод. — Сказал Шахрух, догадываясь, куда клонит брат. — Только ведь ты меня, великий хан, не для этого вызвал.

— Не за этим, — проговорил Улукбек. — Я хочу остановить братьев.

— С помощью огня и силы?

— Если не будет другого выхода то да. Так что готов кешикетов.

Суйбаши тяжело вздохнул. Он понимал, что примерять все время враждующих братьев придется ему. Шахрух видел, как стали в последнее время воевать братья. Набегами на отдельные племена одного из улусов, победитель полностью старался вырезать все мужское население, оставляя в живых только женщин и детей. Те тут же войны уводили к себе в улус, делая из них в худшем случае рабов. В лучшем — женщины вынуждены становиться наложницами, а их дети превращались в маленьких воинов, с помощью которых тот или иной хан, собирался в будущем править миром.

— Война это большое событие затрагивающее подъем и падение государства. — Проговорил скйбаши.

— Выступление хана против братьев заставит их объединиться…

— Надолго ли, — вздохнул Шахрух. — Или мы их разобьем, или они нас. Но в любом случае, объединение братьев будет временным. Недаром наш отец беспокоился за тебя. Прежде чем подняться на небо, он призвал меня к себе. Хан велел присматривать за тобой, ни когда не знавшим настоящих войн.

Улукбек стукнул кулаком по подлокотнику, так что суйбаши показалось, что материал, из которого тот был сделан, погнулся. Он, конечно, предполагал, что его слова возымеют вот такой вот эффект, но Шахрух, не ожидал, что до такой степени разгневает брата.

— Хан опасался, что ты будешь, вряд ли способен управлять в мятежные времена. И вижу, что они настали, — суйбаши вздохнул, — жаль, что мы теперь оба с тобой старые.

— Старые, — согласился хан.

Двери в тронный зал распахнулись, и вошел богатур, командовавший дворцовыми тургаудами. Он поклонился и проговорил:

— Хан, к вам прибыл дервиш!

— Дервиш?!

Улукбек побледнел. Не иначе духи послали уже за ним. Дервиш ни когда не появлялся в городе, а уж тем более во дворце без причины.

— Стой! — приказал дервишу, богатур. — Мне нужно доложить о тебе великому хану!

Ширэ Джиладкан побагровел. Он не ожидал, что сей никчемный кешикет будет создавать ему препятствие. Ведь знает, презренный пес хана Улукбека, что дервиши просто так во дворец не приходят. Стало быть, есть у «общающегося с духами предков» к правителю послание. Но, как бы то ни было, Ширэ Джиладкан вынужден был смериться с неприятным ему дворцовым этикетом. Богатур приоткрыл дверь в тронный зал и вошел в помещение.

До этого дервишу прошлось, вначале пройтись, в сопровождении начальника стражи, по длинному коридору, украшенному коврами ручной работы. Затем подняться на лифте на пять этажей, чуть ли не под самую крышу, потом прогуляться по балкону, где ему выпала вот уже который раз возможность полюбоваться городом с высоты чуть ли не птичьего полета, и лишь только после этого замереть на месте.

Стражников, что стояли у дверей тронного зала Ширэ Джиладкан ни когда раньше не видел. Вполне возможно, решил он, что хан с возрастом стал мнительным и постоянно тасовал тех.