Кобра - Страница 2
– Да. Говорили. – Я наконец отыскал валяющийся возле аквариума с рыбками серый немнущийся костюм, в котором обычно ходил на работу, и ужаснулся, констатируя его полную непригодность к носке, по крайней мере, до тщательной чистки и утюжки.
Надо будет, уходя, оставить записку Марии Ивановне, соседке с верхнего этажа, за небольшую плату выполняющей по совместительству с обязанностями консьержки подъезда еще и работу моей домработницы. Добродушная бодрая старушенция с лихвой компенсировала патологический недостаток заботливой женской руки в моей трехкомнатной холостяцкой квартире. Она кормила рыбок в аквариуме, стирала почти всю мою одежду, кроме нижнего белья – его я принципиально забрасывал в машинку лично, – дважды в неделю проводила легкую уборку; а по специальному заказу, когда после очередной удачной поездки в Штаты я вечером оттягивался с друзьями дома, готовила поразительно вкусный ужин. Я ценил помощь Марии Ивановны и, когда мы рассчитывались за хлопоты, не раз замечал приятное смущение в ее добрых глазах, которым так и не суждено было взглянуть на своего собственного ребенка. Зная об этом, в приступах добродушия я иногда даже называл соседку «мамулей», и ей это доставляло явное, хоть и старательно скрываемое, удовольствие.
– Вот я и хотел переговорить с тобой, Деник, относительно твоих новых обязанностей, – мурлыкающий в трубке голос Моисевича снова отвердел. – Грядут кардинальные изменения во всей структуре распределения обязанностей в фирме, так что тебе, как одному из самых ценных моих помощников, нужно обязательно с ними ознакомиться. Надеюсь, ты по достоинству оценишь мое предложение. Ну, не стану тебя отвлекать. Жду.
– Буду через час, босс, – буркнул я в трубку, мысленно прикидывая сразу, какую каверзу приготовил мне хитрый еврей и что, черт побери, напялить на себя вместо костюма.
К вещам, по определению, неудобным, официальным, я всегда относился как. к ортопедическим сапогам. Или колодкам каторжника, вынужденного в них ходить по велению судьбы. Вернувшись из клуба или офиса, я частенько бросал смокинг и белую рубашку куда-нибудь в угол, с глаз долой, во всем полагаясь исключительно на способности Марии Ивановны приводить замученные дорогие «стойки» и брюки в подобающий их номинальной стоимости вид. В душе я все эти не естественные для человека, сковывающие движения одежды и скрипучую сверкающую обувь ненавидел так же искренне, как манную кашу в сопливом детстве.
Слава богу, в шкафу, среди кучи шмотья на вешалках, нашелся сносно выглядящий пиджачок цвета «соль с перцем» и терпимые черные брюки. Я наскоро сползал в душ, покричал там пару минут, обливая себя то теплой, то ледяной водой, не доверяясь только зубной пасте, сжевал две таблетки антиполицая. На кухне, с тоской покосившись на банку с пивом, одним залпом выпил все остатки черного кофе из кофеварки. Есть не стал. С похмелья меня воротит от одного только вида пищи. Кажется, я готов. Один щелчок зажигалкой, выдох – и можно закрывать за собой стальную дверь квартиры.
Еще через две минуты я уже выруливал из дворовой арки на шумящую потоком машин улицу, сидя за рулем своей гордости – зеленого, с перламутровым отливом, красавца «БМВ-650» с кузовом «купе» и салоном, отделанным под кожу и дерево. Несмотря на то, что тачка была европейская, я привез ее из Нью-Йорка, где, по клятвенным заверениям американских поставщиков, еще год назад на ней рассекал по Бродвею с девочками не кто иной, как младший сын самого мэра, Рудольфа Джулиани. Машина была изготовлена в Баварии пять лет назад, по спецзаказу, за сумасшедшие деньги, и перед тем, как поцеловаться с фонарным столбом, выглядела просто супер. Но плевая авария мигом обломила всю трепетную любовь плейбоя к своему четырехколесному другу, и когда приехал полицейский эвакуатор, а копы надели на руки не вписавшегося в поворот пьяного тинейджера «браслеты», парень со злостью пнул своего издохшего железного коня и сказал, что готов продать раздолбанную эксклюзивную машину за пять штук баксов первому встречному. Один из копов мигом смекнул, в чем тут собака порылась, и 6т-звонился своему дружку, который имел непосредственное отношение к нашим партнерам по закупке подержанных тачек. Купля-продажа пепелаца состоялась прямо в полицейском участке. Автомобиль отбуксировали в сервис, привели в полный порядок, потратив на ремонт всего пять тысяч долларов, и включили в число экспортируемых в Россию машин. По цене двадцать три штуки.
Когда я увидел это перламутровое чудо, у меня ноги подкосились. Я всегда западал на правильные и редкие тачки и, устраиваясь на работу в «Фортуну», втайне лелеял мечту, что однажды мне удастся собрать денег и купить вместо своего двенадцатилетнего «опеля» нечто эксклюзивное, существующее в Санкт-Петербурге в единственном экземпляре. И вот этот день настал: Боря-гей, скрепя сердце и едва не плача, уступил мне роскошный «бимер» всего за двадцать пять кусков. К тому времени у меня было за душой ровно столько, плюс три сотни. Но я не колебался ни секунды. Я воплотил в реальность свою маленькую мечту и был на седьмом небе от счастья. Так и хотелось крикнуть: «Эй, девчонки! Как вам мой самокатик? Нравится? Так будем знакомы, меня зовут Денис Стрельников. Можно просто – Кент. Мне двадцать девять «с хвостом», я почти каждый месяц бываю в гостях у Дяди Сэма, у меня отличная квартира, клевая работа и целый океан нерастраченной любви!!!»
…После одной из моих поездок в Столицу мира мой двоюродный брат Влад, бывший офицер ВДВ, а ныне – шеф охраны закрытого клуба «Старый диктатор», представил меня менеджеру их заведения, где три раза в неделю проходили запрещенные законом собачьи бои и работал черный тотализатор. Тот мельком взглянул на мою тачку, на мои часы – почти настоящий «ролекс», купленный у уличного воришки на Брайтоне за пятьдесят баксов, покосился на шузы, задал пару наводящих вопросов и в тот же вечер выдал мне именную пластиковую карточку сроком на год. Отныне я мог брать с собой в клуб двух гостей, при условии, что несу полную ответственность за их поведение и возможный материальный ущерб.
С тех пор я уже не мыслил своей жизни без клуба. Я быстро заимел среди завсегдатаев нескольких влиятельных, известных в городе знакомых. Все они, купаясь в деньгах, отчего-то считали меня компаньоном ведущего затворнический образ жизни Бори-гея, я же не спешил их разубеждать.
Но лишь одно из моих клубных знакомств оказалось ценным в прямом смысле слова.
Среди десятка тех, с кем я скорешился в «Старом диктаторе», был худой и бледный бармен Костя Николаев. Нас связывали не только «родство душ и единство взглядов». Именно с помощью Кости мне случалось, не слишком привлекая внимание хозяев клуба, крупно выигрывать на собачьих боях. Как раз на тех двух-трех схватках в месяц, где результат «кое-кому» был известен заранее. Николаев, как работник клуба, не имел права участвовать в тотализаторе, и ему нужен был надежный напарник и спонсор. Поэтому деньги ставил – свои личные – я, а чистый выигрыш делили поровну. О первоисточнике получения скромным барменом столь бесценной информации я Костю никогда не спрашивал. А он сам ничего не рассказывал. Такой вариант нас обоих устраивал оптимально. Меньше знаешь – крепче спишь. Главное – у нас был дополнительный, тайный ото всех, источник дохода примерно по десять тысяч баксов в месяц. Нельзя сказать, что для меня это были очень уж большие деньги, но ведь всерьез назвать «мелочью» банковский пресс из стодолларовых купюр может разве что полный бычий отморозок с опилками вместо мозгов. Коммерсанты – те, как правило, всегда считают деньги. Даже потраченные на свои любимые развлечения.
Вот, в общих чертах, что я из себя представлял и какое место занимал в окружающем нас волчьем мире в то пасмурное сентябрьское утро. Я лихо гнал своего красавца «БМВ» к расположенному на Каменноостровском проспекте офису процветающей автокомпании, и единственное, что меня по-настоящему волновало – это гудящая от текилы голова.