Княжич (СИ) - Страница 49

— Тебе не надоело пить, отец?

— Меня удивляет, почему не пьёшь ты. — Князь шутливо стукнул княжича по плечу. — Расслабься. Впереди Ямайка. Полная свобода. Куча денег под задницей. Живи как хочешь, делай что хочешь. Это ли не рай?

— От тебя страшно разит перегаром. — Скривился княжич. — Не говори в мою сторону.

— Теперь я буду не князь, — усмехнулся Волховский-старший, и сделал длинный глоток. — Теперь я буду — пират! Неужели эти забугорные шавки решили, что напугают меня? Не тут-то было! Как только мы обоснуемся на Ямайке, то я найму собственный флот! Буду грозой морей, буду наводить ужас на моряков от Карибского моря и до акватории Суматры! А, нет! Лучше… И-ик, лучше от Тихого и до Атлантического океана! Да с таким оружием в страхе можно держать всю планету!

— Тебя и так боится вся планета, — хмыкнул княжич. — Именно поэтому мы плывём на Ямайку. Царь-Император попросил не светиться.

— Да мне п-плевать, что он там просил!

— Тебе ведь главное не создать будущее для меня, не построить крепкий бизнес… Ты просто хочешь, чтобы тебя боялись?

— Это банальное человеческое предпочтение. — Волховский-старший облокотился на перила, и свесил вниз руку с бутылкой рома. — Все ведь чего-то хотят, правда? Ты вот славы хотел, Попов твой — любви. А я — страха.

— Жаль, что я сразу этого не понял. Ты ведь сам говорил, что людей нужно держать в ужасе. Это во многом тебя характеризует.

— Почему же жаль? — Волховский-старший пьяно покосился на сына. — Давай-ка, гони дурь из своей башки, а я пошёл спать. На Ямайке у нас к-куча… и-ик… дел.

Дурь, значит? Нет, вряд ли это была дурь. Просто Волховский-младший кое-что понял. Осознал, что клинки-умбра вытягивали из уголков души самые мрачные желания, и позволяли воплотить их. Но при этом их исполнение каралось самым дорогим, что было, и самым дорогим, что могло бы быть.

Княжич дождался, пока стемнеет, пока отец уснёт в каюте, вошёл туда, и взял футляры с мечами. С ними он вышел на палубу, вскрыл, и вытянул одачи-умбру в прохладный ночной воздух. Красивый меч. Он был совершенен от цубы до кончика ножен. Однако Волховскому-младшему было тошно на него смотреть.

Чего ему стоила сила этих клинков?

Не состоявшейся первой любви, уничтоженной дружбы, слома в душе, из-за которого он никогда не станет прежним, из-за которого он сделался убийцей. Он ведь осознавал, что после обмана Молчановой вряд ли сумеет довериться женщине и завести семью. После раздора с Поповым вряд ли сумеет довериться новому человеку, чтобы обрести друга.

Смысл в этой мировой славе, если не с кем её разделить?

Волховский медленно, будто бы колеблясь, вытянул вперёд руки, занёс одачи-умбру над водой. Затем разжал пальцы, и услышал плеск. Второй в морскую бездну канула катана Рэнджиро, и, наконец, настала очередь катаны-умбры. Расстаться с ней княжичу было особенно сложно. Всё же, она множество раз спасала ему жизнь, но вопрос, а пришлось бы вообще бояться смерти, если бы не появился этот клинок?

Пришлось бы марать руки в крови?

Не факт. Было ясно, что убивает человек, а не оружие, и что только человек ответственен за последствия его применения. Однако, как ему казалось, Волховские — точно не те люди, которым стоило обладать таким могуществом. Искать более подходящего кандидата на владение ими, повторять ошибку старика Игараси, тоже не хотелось. Оставалось только выбросить их, и лишить всякое существо доступа к силе клинков-умбра.

Волховский-младший понял, что отец не собирался спасать человеческие жизни. Напротив, собирался пролить ещё больше крови, погубить ещё больше душ, чем уже погубил. Если выбросить меч, то там, на Ямайке, будет новая жизнь. Вдали от дворян с их интригами, вдали от войн и кровопролития.

Эта мысль помогла княжичу разомкнуть пальцы.

Он увидел, как цуба блеснула в воде, скрылась во тьме глубины, и испытал облегчение.