Книжник - Страница 37

поднимали ящик, и она оглянулась. — Мой сын донимает тебя с первого дня…

— Он помог мне вернуть веру, Диана. — Ох, не надо было называть ее по имени.

— Мы видели, как ты страдал, когда пришел к нам.

— Все страдают.

— Одни сильнее других. Я никогда не видела ни Петра, ни Павла. Никого, кто ходил с

Иисусом. Только тебя.

Сила внутренне вздрогнул. Всколыхнулись старые сожаления.

— Я не ходил с Ним. Не так, как ты думаешь. Только раз прошел вместе с Ним

несколько миль по дороге, уже когда Он воскрес. — Он не смотрел на нее из страха увидеть

разочарование в прекрасных темных глазах.

— Пора возвращаться. — Он улыбнулся, глядя поверх ее волос. — А то Епенет еще

подумает, что я снова сбежал.

Макомбо отворил по первому стуку:

— Слава Богу! Заходи. Епенет места себе не находит.

— Ну, наконец то! — Римлянин вышагивал по двору. — Тебя не было так долго, что за

это время можно было добраться до самых Помпей!

Сила промолчал про Диану.

— Я оставил свитки.

— И закончил тот, который все ждут услышать.

— Я видел. — Епенет казался серьезно озабоченным.

— Что случилось?

— Многое изменилось. — Нерон свирепствует. Он расширил поиски христиан.

Некоторые из знатнейших сенаторов умерщвлены исключительно по причине своего

благородного происхождения. Их казнил Тигеллин, сицилийский выскочка, при Калигуле

находившийся в изгнании.

— Тигеллин подогревает в Нероне тщеславие и страх одновременно. Если кто-нибудь

задремает на одном из Нероновых выступлений, он поплатится жизнью! Одно хорошо: если

у императора не остается времени на то, чтобы править страной, он будет править недолго.

Андроник, Юния, Руф и его милая матушка, все, кто были так добры к Павлу — замучены.

— Они с Господом, — сказал Сила.

— Хотел бы я видеть своими глазами, как умрут их убийцы! — яростно воскликнул

Епенет.

Сила с некоторым удивлением осознал, что не испытывает подобной ненависти.

85

— Я не желаю смерти никому, кто не спасен.

Епенет повернулся к нему.

— Даже Нерону?

— Даже ему.

Римлянин какое-то мгновение изучал его взглядом.

— Юлий говорил мне, что Павел тебя очень любил и уважал. Павел рассказывал ему, что ты человек большого ума и сердца и оставался ему другом при всех обстоятельствах.

При этих словах у Силы защипало в глазах.

— Откуда ты знаешь того, кто охранял Павла?

— Мы служили вместе в Иудее перед тем, как я сбежал.

— Сбежал?

— Скажем так, я еле унес оттуда ноги и до сих пор озираюсь через плечо. — Он

огляделся вокруг. — Этот дом мне не принадлежит.

Сила подавил желание разузнать больше.

— А где сейчас Юлий?

— Не знаю. От него уже несколько недель нет известий. Патробас его не нашел.

Сила боялся, что знает, что это означает.

— Тебе грозит опасность?

— Не от Рима. По крайней мере, пока. — Римлянин немного расслабился и поманил его

жестом. — Идем. Тебе надо поесть до прихода остальных. А то потом ведь не дадут.

— Должен поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал, — сказал Сила, следуя за

ним по пятам.

Епенет фыркнул.

— Я боялся, что приковал тебя к письменному столу.

— Это укрепило меня. Когда я переступил твой порог… — Он покачал головой, — у

меня было мало надежды.

— Я знавал людей, повредившихся в уме из-за меньшего, чем то, что довелось

пережить тебе, друг. Тебе просто нужен был покой. И время — вспомнить.

*

Тем вечером Сила прочитал им свиток с начала до конца. Сворачивая его, он знал, что

многое осталось недосказанным — вещи, гораздо более важные для них, чем события его

жизни.

Не изобразил ли он себя с лучшей стороны, написав о себе только самое хорошее? Он

знал: так оно и есть. У ног его сидела Диана, рядом с ней — Куриат. В Иерусалиме люди

знали о нем все. А эти двое, которые стали значить для него так много — ничего не знали.

— Ты ничего не упомянул о своей семье, Сила.

— Да. Пожалуй, пора это сделать. — Он не включил в воспоминания постыдную

истину о том, каким человеком был, когда впервые встретился с Христом. Сердце его

дрогнуло, когда он заглянул в глаза Дианы. — Есть вещи, о которых я должен вам сказать. — Он отвел взгляд от нее, обращаясь ко всем. — Вещи, о которых не сказано в свитке. Я

пытался забыть их и, может быть, загладить… — Сила запнулся. — Я… — Он не смотрел ни

на ее лицо, ни на Куриата.

— Моя мать умерла, когда я был еще младенцем, отец — когда мне исполнилось

двадцать два года. Я был единственным сыном и унаследовал богатство, накопленное отцом, и отцом моего отца, и отцом моего деда. С первых моих шагов со мной обращались, как с

принцем крови. Я обладал любыми преимуществам и, которые можно купить за деньги: образование, удобства, положение в обществе. Мы владели домами в Иерусалиме и в

Кесарии. При всем моем уважении, Епенет, — я вырос в доме пороскошнее этого. Слуги

исполняли каждый мои каприз по мановению руки.

Он не нервничал так сильно, даже когда проповедовал в Ликаонии.

— Мой отец много путешествовал и всякий раз брал меня с собой. Я оказался способен

86

к языкам и к ведению дел, и он всячески поощрял меня, с юных лет доверяя мне многое. — Он крутил в руках свиток. — Меня учили, что мы лучше других, и я верил этому, потому что, где бы мы ни появлялись, с нами обращались лучше, чем с другими. Наше богатство

свидетельствовало, что Бог благоволит к нам, и все это признавали. Даже ученики Иисуса

полагали, что богатство означает Божье благоволение, пока Иисус не научил их другому. Не

всегда это так.

Он оглядел комнату. Прости меня, Господи. Я позволил им составить слишком хорошее

мнение обо мне.

Диана взяла у него свиток.

— Я подержу, пока ты говоришь. А то ты его испортишь.

Он тяжело сглотнул.

— Я слышал об Иисусе и Его чудесах и верил, что Он — Божий пророк. Мне хотелось

познакомиться с ним. И вот я облачился в лучший наряд, уселся на лучшего мула, призвал

стражей и свиту, обеспечивавших мне безопасность и удобство, и отправился к Нему

навстречу.

Он никогда не слышал такой тишины.

— Его ученики вызывали у меня недоумение, потому что были людьми такого сорта, каких отец учил меня избегать. Простые работники, необразованные — или, по крайней

мере, не такие образованные, как я. — Такие же, как те, что смотрели сейчас на него. — Один из них был известным мытарем. Я держался поодаль от толпы, чтобы не коснуться

кого-нибудь из них даже краем одежды, полагая, что это осквернит мою чистоту.

Он потряс головой, на глаза навернулись слезы.

— Вот какой была моя гордыня, когда я направлялся встретиться с Господом. — На миг

он лишился дара речи. — Я стоял так далеко, что не мог расслышать каждое слово Иисуса, да

и вообще почти не слушал. Меня слишком занимали мысли о том, что и как скажу я, когда я

приближусь к Нему, чтобы начать разговор.

Сила закрыл глаза.

— Он увидел меня и что-то сказал другим. Они расступились, пропуская меня. Я не

обратил на них никакого внимания. Мне всю жизнь оказывали такое почтение. Люди всегда

расступались передо мной.

Голос его вдруг охрип.

— Я подошел к Иисусу. Я назвал его «Учитель». Хотел оказать ему честь, понимаете

ли. Может быть, даже польстить. А потом я спросил… — Комок в горле мешал ему

продолжать, он сглотнул. — Я спросил: «Что мне делать, чтобы наследовать вечную жизнь?»

Он почувствовал, как кто-то осторожно коснулся его ноги. Диана глядела на него снизу

вверх полными слез глазами.

— Видите. Как я гордился собой. Я давал деньги нищим всякий раз, когда входил в

Храм. Всегда приносил десятину по Закону. Когда-нибудь я буду править в народе Божьем.