Книжник - Страница 10

учеником, быть признанным достойным сопровождать Иисуса в Его странствиях.

Несомненно, вся моя учеба, упорный труд и самопожертвование подготовили меня к

тому, чтобы быть допущенным в число учеников. Я думал, что могу оказаться Ему полезен. В

конце концов, у меня были связи. Мне хотелось, чтобы Иисус узнал, как усердно я старался

блюсти Закон всю свою жизнь. Я ждал, что, узнав обо всем, Он даст мне ту уверенностъ, в

которой я так нуждался. У меня было, что предложить Ему. Он примет меня с

распростертыми объятиями. Так я думал.

Глупец!

Никогда не забуду глаза Иисуса, когда Он отвечал на мои вопросы.

Я искал Его одобрения — Он же показал мне, что я нахожусь во власти гордыни и

самообмана. Я лелеял надежду стать одним из Его учеников. Но Он сказал мне, что я

должен сделать, чтобы восполнить то, чего мне недостает. Я получил неоспоримое

подтверждение, что Он Мессия. Он заглянул мне в самое сердце, обнажив такие глубоко

запрятанные тайны, о которых я и сам не подозревал.

А потом Иисус сказал то, что так жаждал я услышать: — Приходи и следуй за мною.

И я не мог Ему ответить.

Иисус ждал. В Его глазах светилась любовь.

23

Он ждал.

Бог ждал — а я молчал!

О, я верил в Него. Я не разумел всего, что Он творил, но твердо знал: Иисус — Мессия!

И все-таки я ушел. И вернулся к тому, что было мне так хорошо знакомо — к жизни, которая была пуста.

*

Шли месяцы. Как страдал я, терзаясь мыслями о Шеоле! Когда я поднимался по

ступеням Храма, раздавая монеты нищим, внутри у меня все сжималось. Я знал правду. Не

ради них то была жертва, а ради меня самого. Благословение — вот что мне было надобно!

Чтобы было еще одно очко в мою пользу, поступок, который поможет укрепиться в

уверенности, что можно надеяться на лучшее. Для меня.

То, что прежде я почитал за благословение и расположение Господа, превратилось в

проклятие, в испытание для души моей. И я не прошел это испытание: моей веры

недоставало, чтобы отречься от того, что обеспечивало почет, положение в обществе и

приятную жизнь. Я снова и снова терпел поражение. День за днем, неделю за неделей, месяц

за месяцем.

Лучше бы я никогда не слышал имени Иисуса! Слова Его не принесли покоя моей

растревоженной душе, напротив, огнем жгли мне совесть и разрывали сердце. Основания

моей жизни Он превратил в руины.

Приближалась Пасха. Евреи стекались в Иерусалим. Я слышал, что Иисус въехал в

город на молодом осле, а люди устилали Ему путь пальмовыми ветвями и пели: «Осанна

сыну Давидову! Благословен грядущий во имя Господне! Осанна Богу в вышних!»

Иисус, Мессия, явился.

Я не пошел Его встречать.

Войдя в Храм, Он взял бич и изгнал оттуда меновщиков и торговцев, заполонивших

двор, предназначенный для язычников, ищущих Бога. Он негодовал на тех, кто превратил

дом Отца Его, дом молитвы, в разбойничий вертеп. Люди бежали от Его гнева.

Я не был там. Я узнал об этом позже.

Каждый день Он учил в Храме. Его притчи обличали лицемерие религиозных вождей, разжигая их ненависть, но те притворялись, что ничего не понимают. Они извращали Его

слова, пытаясь обратить их против Него. Притесняли тех, кто Его любил, и даже пригрозили

вышвырнуть из Храма бедного калеку за то, что он, исцеленный Иисусом в субботу, взял и

понес свою постель.

— Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры!

Я дрожал при звуке Его голоса. Прятался при Его приближении.

— Все дела свои делаете с тем, чтобы видели их люди! Потому-то, когда молитесь, надеваете на лоб и на руку коробочки шире, чем у других, и кисти на одежде делаете

длиннее. Любите на пиру сидеть на почетных местах и в первом ряду в синагогах! Горе вам!

— Голос Его гремел, многократно усиленный эхом в коридорах Храма. — Пожираете

имущество вдов и потом напоказ долго молитесь!

Книжники возмущались, но не в силах были заглушить поток истины, изливавшийся из

Его уст. Он осуждал и священников, которые должны были пасти Божий народ, как пастыри, а вместо этого уподоблялись хищным волкам, не щадящим стада.

— Вы обходите море и сушу, дабы обратить хотя бы одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас! Вожди слепые! Глупцы! Дотошно

отсчитываете десятину с мяты, аниса и тмина со своего огорода, но оставили важнейшее в

законе: суд, милость и веру.

Стены храма дрожали от раскатов Его голоса. Голоса противников обращались в ничто

перед Его гневом. Меня трясло от ужаса.

— Вы не увидите Меня отныне, доколе не воскликнете: благословен Грядущий во имя

Господне!

24

Он ушел из Храма. Ученики следовали за Ним, как овцы за пастухом. Одни

оглядывались назад с опасением, другие — с горделивым торжеством. Раздались злые

голоса. Книжники, фарисеи, священники — все как один подняли крик. Выльется ли на

улицы эта неприкрытая ненависть? Лица, искаженные яростью. Рты, изрыгающие проклятия

в адрес Назарянина. Иные раздирали одежды.

Я бежал.

Я мало помню о своих переживаниях того дня — только то, что бежал от гнева, бушевавшего в Храме. Иисус удалялся прочь со своими учениками. Какая-то часть меня

неудержимо влеклась к ним, в то же время практическая сторона моей натуры меня

останавливала. Я сказал себе, что у меня нет выбора. То, что попросил меня сделать Иисус, обесчестило бы имя моего отца. Я знал, что к другим Он не предъявлял таких требований.

Почему же хочет так много от меня?

Слова Его, как обоюдоострый меч, отсекали любой самообман. Я не был тем мужем

Божьим, каким привык себя считать.

И тогда Иисус обернулся и посмотрел на меня. На какое-то мгновение я встретился с

Ним глазами: Он не отвел взгляда, в нем читалось приглашение. Чего же я хотел? Вернуться

в Храм — к моим молитвам и тихому созерцанию, не обращая внимания на то, что

происходит вокруг? Или последовать за Человеком, который видел всю мою внутренность и

все тайны сердца? Первое не требовало от меня ничего; второе — все.

Я потряс головой. Он ждал. Я отступил назад. Я видел, как в глазах Его мелькнула

скорбь, и Он двинулся дальше.

Ныне я испытываю эту скорбь. Сегодня она мне понятнее, чем когда-либо раньше.

И еще раз я увидел Иисуса, когда Он висел на кресте меж двух разбойников на Голгофе.

Над головой Его была прибита табличка с надписью по-еврейски, по-гречески и по-латыни: «Иисус Назарянин, Царь Иудейский».

Не могу описать, что пережил я при виде Иисуса, прибитого к римскому кресту за

воротами города. Мои знакомцы швыряли Ему в лицо проклятия. Даже в час Его смертных

мук они не знали милосердия. Я испытал гнев, разочарование, облегчение, стыд. Я пытался

оправдать себя. Получалось, что я все-таки не отвернулся от Бога. Я лишь отверг очередного

лжепророка. Ведь так?

Что же это говорило обо мне? Я почитал себя праведным человеком, всегда

стремящимся служить и угождать Богу. А Иисус показал, что я не тот, за кого себя выдаю.

Даже теперь, годы спустя, во мне живет то ощущение стыда. Как высокомерен я был! Как

упорно закрывал глаза на истину! Мне было стыдно и за религиозных начальников. Люди, к

которым я относился с почтением и трепетом, стоя у подножия креста, выкрикивали

оскорбления, насмехались, издевались над умирающим. Они не ведали жалости, не

выказывали милости. И даже рыдания матери Иисуса и женщин, которые плакали вместе с

ней, бессильны были пробудить в них сострадание.

Среди них был и учитель, у ног которого я провел столько времени. Они напоминали

мне стервятников, терзающих полумертвую жертву.

И мне было суждено стать таким же?

А где же были ученики Иисуса? Те, что провели с Ним последние три года жизни, оставив дом и ремесло ради того, чтобы последовать за Ним? Где были те, что, стоя вдоль