Книготорговец - Страница 27

— Это невозможно, — сказал я. — Вам нужно было расстегнуть пряжку и вытянуть ремень через все петли. Я бы заметил, как вы это делаете. А не заметил бы, то почувствовал.

— Но ведь не почувствовали? — сказал он, торжествуя. Он положил ремень себе на колени, а в его пальцах уже болтался коричневый шнурок.

— А как насчет этого? — воскликнул он, помахивая шнурком.

— А что насчет этого? — спросил я.

— Никто здесь не потерял шнурок? — спросил он, ухмыляясь.

Я взглянул на свои ботинки. В одном не было шнурка.

— Боже! — сказал я. — Как вы это сделали? Я не видел, чтобы вы хоть раз нагнулись.

— Вы ничего не видели, — гордо сказал он. — Вы не видели, чтобы я хотя бы шевельнулся. И знаете, почему?

— Да, — ответил я. — Потому что у вас волшебные пальцы.

— Точно! — закричал он. — Быстро соображаете!

Он откинулся назад и снова затянулся своей самокруткой, выпуская тонкой струйкой дым в ветровое стекло. Он знал, что произвел на меня впечатление этими двумя трюками, и был очень доволен.

— Не хочу опаздывать, — сказал он. — Какой сейчас час?

— Часы перед вами, — ответил я.

— Я не доверяю часам в машинах, — сказал он. — Сколько на ваших?

Я подтянул рукав, чтобы взглянуть на наручные часы. Часов не было, Я посмотрел на своего спутника. Тот смотрел на меня, ухмыляясь.

— Вы их тоже взяли, — сказал я.

Он показал свою руку, на ладони были мои часы.

— Отличная вещица, — сказал он. — Превосходное качество. Золотые. Восемнадцать карат. Легко толкнуть. От хороших вещей избавиться не проблема.

— Я бы хотел получить их обратно, если не возражаете, — сказал я довольно раздраженно.

Он осторожно положил часы на панель перед собой.

— Я не стал бы ничего у вас красть, шеф, — сказал он. — Вы мне друг. Согласились подвезти меня.

— Рад это слышать, — ответил я.

— Просто отвечаю на ваши вопросы, — продолжал он. — Вы спросили, чем я зарабатываю на жизнь, вот я вам и показываю.

— Что еще вы взяли у меня?

Он снова улыбнулся и начал извлекать из кармана куртки одну за другой мои вещи: водительские права, брелок с четырьмя ключами, несколько банкнот и монет, письмо от издателя, записную книжку, огрызок карандаша, зажигалку и, наконец, прекрасное старинное кольцо моей жены, с сапфиром посередине и жемчужинами вокруг. Я вез кольцо в Лондон, к ювелиру, потому что выпала одна из жемчужин.

— А вот еще хорошая вещица, — сказал он, вертя в руках кольцо. — Восемнадцатый век, если не ошибаюсь, времена короля Георга III.

— Точно, — сказал я, пораженный. Совершенно точно.

Он положил кольцо на кожаную панель вместе с другими вещами.

— Так вы карманник, — сказал я.

— Не люблю это слово, — ответил он. — Оно грубое и вульгарное. Карманники — грубые и вульгарные люди, занимаются любительством. Крадут деньги у слепых старушек.

— Как же вы тогда называете себя?

— Себя? Я ручных дел мастер. Профессиональный ручных дел мастер.

Он говорил торжественно и гордо, словно представляясь президентом Королевского колледжа хирургов или архиепископом Кентерберийским.

— Никогда раньше не слышал этого слова, — сказал я. — Вы сами его придумали?

— Конечно, нет, — ответил он, — Так называют тех, кто достиг большого мастерства в своем деле. Вы, например, слышали о золотых и серебряных дел мастерах. Это мастера по серебру и золоту. А я мастерски владею своими пальцами, так что я ручных дел мастер.

— Интересная, должно быть, работа.

— Чудесная, — ответил он. — Замечательная.

— Вот зачем вы едете на скачки.

— В толпе — самая легкая добыча, — продолжал он. — Стоите себе, высматриваете счастливчиков в очереди за выигрышем. И когда увидите, что кто-то забирает большую пачку денег, просто идете за ним и берете деньги. Поймите меня правильно, шеф. Я никогда ничего не беру у проигравших. И у бедных тоже. Я беру только у тех, кто и без этого обойдется, у выигравших и у богатых.

— Весьма гуманно с вашей стороны, — сказал я. — И как часто вы попадаетесь?

— Попадаюсь? — возмутился он. — Я — попадаюсь? Только карманники попадаются. Мастера — никогда. Послушайте, я бы мог вытащить у вас изо рта вставную челюсть, если бы захотел, и вы бы меня не поймали!

— У меня нет вставной челюсти, — сказал я.

— Я знаю, — ответил он. — Иначе я давно бы ее вытащил!

Я поверил ему. Похоже, его длинные, тонкие пальцы умели все.

Мы проехали еще немного молча.

— Этот полицейский устроит вам тщательную проверку, — сказал я. — Это вас не беспокоит?

— Никто меня проверять не станет, — сказал он.

— Конечно, станет. Ведь ваше имя и адрес записаны у него в черной книжечке.

Мой попутчик снова улыбнулся хитрой, крысиной улыбочкой.

— Ах вот вы о чем, — сказал он. — Но готов спорить, что у себя в памяти он ничего не записал. Еще не встречал ни одного полицейского с приличной памятью. Некоторые из них и собственного-то имени не помнят.

— А при чем здесь память? — сказал я. — Ведь он все записал в книжечку.

— Записал. Но вот беда: книжечку-то он потерял. Он потерял обе книжечки: и ту, где записано мое имя, и ту, где записано ваше.

В длинных, тонких пальцах правой руки он, торжествуя, держал обе книжки.

— Легче легкого, — гордо объявил он.

От радости я чуть было не врезался в цистерну с молоком.

— Теперь у этого полицейского ничего нет на нас обоих, — сказал он.

— Вы гений! — вскричал я.

— Ни наших имен, ни адресов, ни номера машины — ничего, — сказал он.

— Здорово!

— Вам лучше поскорее съехать с дороги. Давайте разведем небольшой костер и сожжем эти книжки.

— Ну вы и молодец! — воскликнул я.

— Спасибо, шеф, — сказал он. — Приятно, когда тебя ценят.

Писателем называется человек, который выдумывает разные истории.

Но как устраиваются на такую работу? Как стать профессиональным прозаиком, который не делает никакой другой работы, а только сочиняет?

У Чарльза Диккенса все вышло очень легко. Когда ему исполнилось двадцать четыре года, он просто сел и написал „Записки Пиквикского клуба“, а эта книга сразу же стала бестселлером. Но Диккенс был гением, а гении — они ведь не такие, как мы, то есть все остальные.

В этом столетии (в прошлом веке не всегда так было) чуть ли не всякий писатель из тех, кому, в конце концов, удавалось добиться успеха в литературе, начинал с какой-нибудь другой работы — в школе детей учил, к примеру, или врачом был, или журналистом, или юристом. („Алису в Стране чудес“ написал математик Льюис Кэрролл, а „Ветер в ивах“ — государственный служащий Кеннет Грэм.) Значит, ради первых проб пера всегда приходится жертвовать досугом, и обычно начинающие сочинители пишут по ночам.

Почему оно так, понятно. Когда человек становится взрослым, ему надо зарабатывать себе на жизнь. Чтобы зарабатывать себе на жизнь, надо найти работу. Желательно, чтобы за работу платили как можно больше. Но как бы ты ни хотел сделать карьеру писателя, будет бессмысленно явиться к издателю и сказать ему: „Я хочу работать у вас писателем“. Тот, скорее всего, попросит не морочить ему голову и посоветует сначала что-нибудь написать. И даже если принести ему готовую книжку, и она придется ему более-менее по вкусу, и он ее напечатает, все равно трудоустраивать писателя он не станет. Самое большее, он предложит аванс, фунтов, скажем, пятьсот, которые он потом вернет себе, вычитая эти деньги из авторского вознаграждения. Его еще называют роялти — это деньги, которые издатель выплачивает писателю за каждый проданный экземпляр книги. В среднем это десять процентов от той цены, за которую можно купить книгу в книжном магазине. Если книга стоит четыре фунта, писатель получает сорок пенсов. А если книга продается за пятьдесят пенсов, потому что она не в переплете, а только в бумажной обложке, то писателю причитается пять пенсов.