Книгоедство - Страница 13

Получилось у него так:

И так:

Это про трех парок, перерезывающих нить истории. Хорошее стихотворение, мне нравится.

Два приведенных примера двух разных стихотворений, взятых из одного сборника, показывают типичный подход поэта советской эпохи к своему творчеству. То есть, чтобы в книжку попали стихи хорошие, надо проложить их вещами пафосными, плохими, второго сорта, иначе следующей книжки дождешься разве что к десятилетию собственной смерти.

Сборник Брюсова революционная критика приняла по-революционному резко. Вот что писали про книгу ЛЕФовцы: «Основная черта буржуазной поэзии заключается в том, что она резко противопоставляет себя действительности… Ахилл для нее “эстетичнее” Архипа, Киферы звучат “красивее”, чем Конотоп…»

На что Брюсов отвечал не по-символистки прямо: «Ахилл в самом деле “эстетичнее” Архипа, то есть пригоднее для поэзии. “Ахилл” имеет огромное содержание; “Архип” – никакого: это только собственное, “крестильное” имя, и ничего больше».

И ведь действительно, с поэтом трудно не согласиться.

Как известно, лучшая книжка Ерофеева «Москва – Петушки», написанная в 1970 году, сразу же стала в России главным бестселлером самиздата. За нее его теребили власти, только много теребить было трудно – не имея постоянного места жительства, Ерофеев был не очень-то теребим.

Когда кого-то из знакомых писателя в 1974 году вызвали в КГБ и спросили: «Чем сейчас занимается Ерофеев?», тот ответил: «Как это чем? Как всегда пьет».

И Ерофеева не трогали до поры: наконец-то человек занялся делом.

Вот отрывок из дневников Натальи Шмельковой за 1985 год:

17 февраля:…В разговоре с Ерофеевым спросила: «А над чем вы сейчас работаете?» Ответил, что заканчивает «Вальпургиеву ночь», что действие происходит в дурдоме. «А что вас натолкнуло на этот сюжет?» Рассказал, что не так давно пребывал в Кащенко, наблюдал, как на 1 мая для больных мужского и женского отделения устроили вечер танцев…

Первая журнальная публикация пьесы на Западе – в «Континенте». Первая книжная публикация здесь, в России, – в сборнике «Восемь нехороших пьес».

«Ночи» предпослано посвящение Владимиру Муравьеву, Муру, переводчику английской литературы (это он вместе с А. Кистяковским впервые перевел на русский трилогию Толкина):

Досточтимый Мур!

Отдаю на твой суд, с посвящением тебе, первый свой драматический опыт: «Вальпургиева ночь» (или, если угодно, «Шаги Командора»). Трагедия в пяти актах. Она должна составить вторую часть триптиха «Драй Нэхте».

Первая ночь, «Ночь на Ивана Купала» (или проще – «Диссиденты»), сделана пока только на одну четверть и обещает быть самой веселой и самой гибельной для всех персонажей. Тоже трагедия, и тоже в пяти актах. Третью – «Ночь перед Рождеством» – намерен кончить к началу этой зимы.

Все буаловские каноны во всех трех «Ночах» будут неукоснительно соблюдены:

Эрсте Нахт – приемный пункт винной посуды;

Цвайте Нахт – 31-е отделение психбольницы;

Дритте Нахт – православный храм, от паперти до трапезной. И время: вечер – ночь – рассвет.

Если «Вальпургиева ночь» придется тебе не по вкусу – я отбрасываю к свиньям собачьим все остальные ночи и сажусь переводить кого-нибудь из нынешних немцев. А ты подскажешь мне, кто из них этого заслуживает.

Венедикт Ер.

Ни начала, ни продолжения «Вальпургиевой ночи» Ерофеев так и не написал. Рак горла помешал ему это сделать.

В. Муравьев, комментируя (уже после смерти автора) творчество Ерофеева, о пьесе говорит так: «Персонажи “Вальпургиевой ночи” – застывшие маски, как нельзя более уместные в трагедии (или трагикомедии) античного толка. Это чистая трагедия рока: в ней тоже, собственно, ничего не происходит, кроме дружного отравления палаты психиатрической лечебницы метиловым спиртом, – но превращается оно в пляску смерти и гибельное действо, достойно завершающее игры воображения персонажей. Каждый из них выполняет свое речевое задание – и умирает либо пропадает за сценой. Два ерофеевских затейника организуют, направляют и комментируют действие… И как в “купе” электрички, следующей в Петушки и подвозящей Веничку к гибели, в палате становится празднично. Празднуется встреча со смертью. Метиловый спирт вкушается как причастие, и действительность (не больничная, а историческая, “современная”, советская) претворяется в мистерию…»

Жил в городе Ленинграде мальчик Миша.

Во дворе, когда собирались мальчишки и спорили, кто кем будет, Колька говорил: «Моряком», Васька говорил: «Летчиком», а Димка из соседнего дома собирался пойти в танкисты.

Мишка мечтал быть дворником.

Он так всем и говорил:

– Хочу быть дворником.

Но самое интересное в этом рассказе другое.

Васька, который хотел стать летчиком, торгует вениками на Ситном рынке.

Колька, мечтавший о морях-океанах, принимает на Лиговке вторсырье.

Димка играет по электричкам на аккордеоне.

Один Мишка стал, кем хотел, – дворником.

Ведь должны же мечты хоть у кого-то сбываться. Иначе ради чего жить?

Само собой, рассказ этот с Михаилом Веллером не имеет ничего общего. Веллер, как известно, дворником так и не стал и поэтому был вынужден податься в писатели. Поступок он совершил правильный. Неизвестно еще, какой бы из Веллера вышел дворник, а вот писатель из Веллера получился вполне хороший.

Жюль Верн бесспорно из всех иностранных писателей фантастов и приключенцев самый переводимый в России. Лев Толстой, и тот настолько увлекался этим писателем, что намеренно рекомендовал включать в круг обязательного детского чтения его романы. Уговорил даже писательницу Марко Вовчок перевести некоторые из них.

Если бы в XIX веке был широко развит кинематограф, то каждый новый роман писателя был бы мгновенно экранизирован. За неимением же этой возможности на сценах шли спектакли по его книгам.

В моей библиотеке есть книжечка под названием «Вокруг света в 80 дней. Большое представление в 5 действиях и 14 картинах с прологом. Сочинение Жюля Верна».

Издана эта книжка в Москве в 1875 году, на титуле в качестве переводчика названа фамилия Танеева С. В., не имеющего, видимо, отношения к известному композитору – тот по отчеству был Ивановичем, – если только в инициалы не вкралась опечатка.

Из маленького предисловия к книжке узнаем, что «в пьесу включены, между прочими, три важных эпизода из путешествия, каких нет в рассказе». А именно: «1) Приключение в Змеиной пещере на острове Борнео», 2) Лестница великанов в Америке и 3) Гибель парохода “Св. Генриэтта”».

Вот отрывочек из «Приключения в Змеиной пещере», 6-й картины этой феерической пьесы: «Лишь только Ауда (г-жа Струкова) и Немея (г-жа Таланова) заснули от усталости в этой пещере, как вдруг из всех ее расщелин сверху, снизу и с боков выползла масса ядовитых змей. Змеи направили свои жалы на одиноких женщин. Обе проснулись, но поздно…» Здесь позвольте поставить многоточие. Сами догадывайтесь, что произошло дальше.

Кстати, о подобной постановке на сцене романа Жюля Верна вспоминает и А. Бенуа: «Я живо помнил тех краснокожих, которых я “сам видел” нападавшими на поезд Филеаса Фогга в одной из сцен феерии “80 дней вокруг света”».