Книги крови V—VI: Дети Вавилона - Страница 3

— Да, — ответила она мальчику. — Да, с удовольствием.

Ребенок не двинулся и лишь смотрел.

— Ты собираешься показать мне, куда идти? — спросила она.

— Если хочешь, — произнес тот без всякого энтузиазма.

— Мне хотелось бы.

— Ты фотографируешь? — задал вопрос он.

— Да, фотографирую. Но не здесь.

— Почему не здесь?

— Слишком темно, — сказала она ему.

— Не работает в темноте?

— Нет.

Мальчик кивнул так, словно эта информация каким-то образом хорошо укладывалась в его картину мира. Он без единого слова повернулся кругом, очевидно уверенный, что Элен последует за ним.

Если на улице Энн-Мари была молчалива, то в уединении собственной кухни она вела себя иначе. Настороженное любопытство исчезло, его сменили поток оживленной болтовни и бесконечная суета, череда мелких домашних хлопот, похожая на старания жонглера удержать несколько вращающихся тарелок одновременно. Элен наблюдала за этим цирковым номером и отчасти испытывала восхищение — ее собственные хозяйственные дарования были ничтожны. Наконец пустой разговор обратился к предмету, который и привел сюда Элен.

— А фотографии, — спросила Энн-Мари, — зачем они вам нужны?

— Я пишу о граффити. Фотографии иллюстрируют мои мысли.

— Не очень-то приятное дельце.

— Да, вы правы, не слишком приятное. Но я считаю, интересное.

Энн-Мари покачала головой.

— Ненавижу этот район, — проговорила она. — Здесь опасно. Людей грабят у их собственных порогов. Дети каждый день поджигают мусор. Прошлым летом пожарная команда приезжала по два-три раза на дню, пока все мусоропроводы не закрыли. Теперь просто сваливают мешки в проходах, а это привлекает крыс.

— Вы живете одна?

— Да, — ответила она, — с тех пор, как Дэви ушел.

— Это ваш муж?

— Отец Керри, но мы никогда не были женаты. Знаете, мы прожили вместе два года. И у нас случались хорошие времена. Но однажды он просто встал и ушел, когда я с Керри гостила у своей мамы.

Она смотрела на свою чашку.

— Мне без него лучше, — сказала она — Только иногда становится страшно. Хотите еще чаю?

— Думаю, мне пора.

— Одну чашку, — предложила Энн-Мари, поднявшись и отсоединяя вилку электрического чайника, чтобы вновь его наполнить. Когда она собиралась открыть кран, она заметила что-то на сушилке и большим пальцем раздавила.

— Вот тебе, паршивец, — воскликнула она, затем повернулась к Элен. — У нас эти чертовы муравьи.

— Муравьи?

— Во всем районе. Они из Египта, называются «фараоновы муравьи». Маленькие коричневые твари. Плодятся в трубах центрального отопления и таким манером пролезают в квартиры. Все заполонили.

Такая невероятная экзотика (муравьи из Египта!) позабавила Элен, но она промолчала. Энн-Мари выглянула из кухонного окна в задний двор.

— Вы должны сказать им, — заговорила она, хотя Элен не понимала, кому ей надо это рассказать. — Скажите им, что простые люди больше не могут даже ходить по улицам.

— Неужели на самом деле все так плохо? — отозвалась Элен, по-настоящему уставшая от этого перечня неудач.

Энн-Мари отвернулась от раковины и сурово посмотрела на нее.

— У нас здесь случаются убийства, — сказала она.

— В самом деле?

— Этим летом было одно. Старик из Раскина. Совсем рядом с нами. Я его не знала, но он дружил с соседкиной сестрой. Забыла, как его звали.

— И его убили?

— Порезали на куски прямо в собственной гостиной. Его нашли только через неделю.

— А что же соседи? Они не заметили его отсутствия?

Энн-Мари пожала плечами, словно самое главное — об убийстве и человеческом одиночестве — сказано и больше расспрашивать не о чем. Но Элен настаивала.

— Мне это кажется странным, — заметила она.

Энн-Мари включила наполненный чайник.

— Бывает и так, — произнесла она, застыв.

— Я не говорю, что этого не может быть, я просто…

— Ему глаза выкололи, — добавила Энн-Мари, прежде чем Элен снова выразила сомнение.

Элен содрогнулась.

— О нет, — беззвучно прошептала она.

— Именно так, — продолжала Энн-Мари. — И это не все, что с ним сделали.

Она для эффекта сделала паузу, затем продолжила:

— Вы думаете, кто же способен на такое? Правда? Думаете?

Элен кивнула Она думала именно об этом.

— Хотя бы виновного нашли?

Энн-Мари хмыкнула с пренебрежением.

— Полиции наплевать, что у нас творится. Они стараются, насколько возможно, держаться подальше от этого места. Когда патруль приезжает, они забирают пьяных подростков и тому подобное. Видите ли, они боятся. Поэтому держатся в стороне.

— Боятся убийцы?

— Может быть, — ответила Энн-Мари. — Ведь у него крюк.

— Крюк?

— У человека, который это сделал. У него крюк, как у Джека Потрошителя.

Элен не разбиралась в убийствах, но была уверена: то, что делал своим крюком Потрошитель, вовсе не заслуживает похвалы. Однако подвергать сомнению правдоподобие истории Энн-Мари было занятием неблагодарным, хотя про себя Элен размышляла, какие из деталей — выколотые глаза, гниющее в квартире тело, крюк — прибавлены для полноты сюжета Даже самые добросовестные рассказчики изредка испытывают искушение что-то приукрасить.

Энн-Мари налила себе еще чашку и потянулась к чашке Элен.

— Нет, спасибо, — покачала головой та. — Я все-таки пойду.

— Вы замужем? — спросила Энн-Мари неожиданно.

— Да. За преподавателем университета.

— Как его зовут?

— Тревор.

Энн-Мари положила себе в чашку две полные ложки сахару.

— Вы вернетесь?

— Да. Надеюсь. На этой неделе. Я хочу сделать несколько снимков в доме, что на другом конце двора.

— Хорошо. Заходите.

— Зайду. И спасибо вам за помощь.

— Не за что, — ответила Энн-Мари. — Вы должны рассказать кое-кому, так ведь?

— По-видимому, у человека вместо руки крюк.

Тревор оторвал взгляд от своей тарелки с tagliatelle con prosciutto[1].

— Прости, как?..

Элен изо всех сил старалась пересказать историю так, чтобы не окрашивать ее субъективными чувствами. Ее интересовало, как это истолкует сам Тревор. Но если она хоть чем-то выдаст собственную заинтересованность, Тревор в силу своего скверного характера инстинктивно займет противоположную позицию.

— У него есть крюк, — ровным голосом повторила она.

Тревор положил вилку и потянул себя за нос, фыркнув.

— Ничего о таком не читал, — сказал он.

— Ты не читаешь местные газеты, — возразила Элен. — Никто из нас не читает. Возможно, никто в стране.

— Заголовок: «Старик убит маньяком с рукой-крюком!» — произнес Тревор, наслаждаясь. — Кажется, годится для новостей. Когда предположительно все произошло?

— Прошлым летом. Может быть, когда мы были в Ирландии.

— Возможно, — отозвался Тревор, вновь берясь за вилку. Нацеленные на еду блестящие линзы его очков скрывали глаза, отражая тарелку с макаронами и нарезанную ветчину.

— Почему «возможно»? — поддела его Элен.

— Это не совсем правдоподобно, — сказал он. — По правде сказать, это звучит чертовски нелепо.

— Ты не веришь? — спросила Элен.

Тревор поднял взгляд от тарелки, языком слизнул кусочек лапши в углу рта. Лицо его приняло свойственное ему уклончивое выражение — без сомнения, такое лицо он делал, когда слушал своих студентов.

— А ты веришь? — Это был излюбленный прием Тревора, чтобы выиграть время, еще один профессорский фокус — вопрос спрашивающему.

— Не до конца, — ответила Элен, слишком озабоченная поиском хоть какой-то опоры в море сомнений, чтобы тратить силы на соревнование с ним.

— Хорошо, оставим сам рассказ, — произнес Тревор, прерывая процесс еды, чтобы выпить еще один бокал красного вина. — А как насчет рассказчицы? Ей ты веришь?

Элен представила искреннее выражение на лице Энн-Мари, когда та рассказывала о смерти старика.