Книги крови V—VI: Дети Вавилона - Страница 11

Элен очнулась от яркой вспышки во тьме. В течение нескольких пугающих секунд она не могла понять, где находится, затем еще несколько мгновений вспоминала все. Тело не чувствовало боли. Она потрогала шею — за исключением пореза от крюка, никаких повреждений. Элен поняла, что лежит на матрасе. Не пытались ли ее изнасиловать, пока она была без сознания? Элен осторожно трогала свое тело. Крови нет, одежда не порвана. Кэндимен, кажется, ограничился поцелуем.

Она села. Сквозь заколоченное окно проникал слабый свет, а со стороны входной двери его не было. Возможно, дверь закрыта, рассудила Элен. Однако нет — слышалось, как кто-то шепчется у порога. Женский голос.

Элен не двигалась. Они сумасшедшие, эти люди. Ведь все это время они знали, чем вызвано ее появление в Баттс-корте, и они оберегали его — сочащегося медом монстра. Предоставляли ему постель и снабжали конфетками, прятали от любопытных глаз и хранили молчание, когда он проливал кровь у их порогов. Даже Энн-Мари, когда ее ребенок лежал мертвый в нескольких ярдах от Элен, стояла в прихожей своей квартиры с сухими глазами.

Ребенок! Вот необходимое доказательство. Они исхитрились забрать тело из гроба (чем его заменили — мертвым псом?) и принесли сюда, в капище Кэндимена как игрушку. Она возьмет малыша Керри с собой, пойдет в полицию и обо всем расскажет. Даже если ей не поверят полностью, труп ребенка — неопровержимый факт. И некоторые из местных психов поплатятся за свою скрытность. Пострадают за ее страдания.

Шепот у двери прекратился. Теперь кто-то двигался в сторону спальни. Огня они не захватали. Элен сжалась, надеясь, что ее не обнаружат.

Кто-то возник на пороге. Хрупкая фигура наклонилась в темноте и подняла с пола сверток. По белокурым волосам можно было узнать Энн-Мари, а сверток, несомненно, был трупом Керри. Не глядя в сторону Элен, мать повернулась и вышла из спальни.

Элен услышала, как шаги удаляются через гостиную. Она поспешно вскочила на ноги и пересекла проход между комнатами. Отсюда она могла видеть смутные очертания Энн-Мари на пороге. Во дворе не было никакого света Женщина исчезала, и Элен последовала за ней так быстро, как только могла. Устремив глаза на дверь, она несколько раз споткнулась, но успела вовремя и увидела сквозь ночь впереди неясную фигуру Энн-Мари.

Элен шагнула на свежий воздух. Было холодно, на небе ни одной звезды. Свет не горел ни в проходах между домами, ни на балконах, ни в квартирах, даже телевизоры не мерцали. Баттс-корт опустел.

Элен колебалась, стоит ли преследовать женщину.

«Почему бы не сбежать? — уговаривала ее трусость. — Не отыскать дорогу к машине?»

Но если она сделает так, заговорщики успеют спрятать тело ребенка. Когда она вернется сюда с полицией, их встретят молча, пожимая плечами, и скажут, что Элен выдумала и труп, и Кэндимена. Пережитый ею ужас снова станет достоянием молвы. Надписями на стенах. И каждый день оставшейся жизни она будет проклинать себя за то, что не отправилась в погоню за здравым смыслом.

И она отправилась за ним. Энн-Мари не пошла по краю двора, а двинулась в самый центр. К костру! Да, к костру! Он неясно вырисовывался перед Элен, чуть чернее ночного неба. Она едва могла различить фигуру Энн-Мари, которая приблизилась к груде дров и мебели и нагнулась, чтобы забраться в середину. Вот как они собирались избавиться от улик. Похоронить ребенка — не слишком надежно. Надо сжечь его, растереть кости в порошок, и никто ни о чем не узнает.

Элен стояла на расстоянии дюжины ярдов от пирамиды и наблюдала, как Энн-Мари выбирается оттуда и уходит прочь, как ее фигуру скрывает тьма.

Элен быстро двинулась через высокую траву и нашла место среди сложенных деревяшек, куда Энн-Мари засунула труп. Элен показалось, что она видит белеющее тело — оно лежало в ложбине. Однако Элен не могла до него дотянуться. Элен втиснулась в узкую щель — слава богу, она не толще Энн-Мари. Тут одежда ее зацепилась за какой-то гвоздь. Элен повернулась, чтобы освободиться. Пока она делала это, она потеряла тело из виду.

Элен, как слепая, шарила перед собой. Ее дрожащие пальцы натыкались на дерево и тряпки, на то, что она приняла за спинку старого кресла, но не на холодное тело ребенка. Она готовила себя к такому прикосновению; за последние часы она пережила вещи куда более страшные. Решив не сдаваться, Элен продвинулась немного вперед. Ее ноги были ободраны, пальцы исколоты занозами. Перед глазами плавали цветные круги, кровь в ушах звенела. Вот оно! Тело лежало всего в полутора ярдах от нее. Элен нырнула, чтобы дотянуться до щели под деревянной балкой, но пальцы ее чуть-чуть не доставали до злосчастного свертка. Она потянулась еще, рев в ушах усилился, но она так и не могла добраться до ребенка Ей удалось лишь перегнуться пополам и втиснуться в тайничок, оставленный детьми в центре костра.

Пространство было так мало, что она с трудом смогла проползти там на четвереньках. Ребенок лежал вниз лицом. Она отбросила остатки брезгливости и решила взять его. Когда она это сделала, что-то опустилось на ее руку. Элен вздрогнула от потрясения. Она едва не закричала, но стерпела. Она сдержала гнев. Что-то зажужжало, когда поднялось с ее кожи. Звон, отдававшийся в ее ушах, был не шумом крови, а шумом улья.

— Я знал, что ты придешь, — раздался голос за спиной. Широкая рука закрыла ей лицо. Элен очутилась в объятиях Кэндимена.

— Мы должны идти, — сказал он ей на ухо, когда мерцающий свет просочился между сложенных балок. — Должны отправиться в путь, ты и я.

Она боролась, пыталась освободиться и крикнуть, чтобы костер не поджигали, но Кэндимен любовно прижимал ее к себе. Свет рос, потом пришло тепло, и сквозь слабое пламя она разглядела фигуры, выходящие из темноты Баттс-корта к погребальному костру. Они все время были здесь, они ждали, выключив свет в домах. Это их последний сговор.

Костер занялся охотно, но из-за хитрой конструкции огонь не сразу ворвался в ее убежище, и дым не поспешил удушить ее. Элен могла видеть, как сияли детские лица, как родители предостерегали своих чад, чтобы те не подходили близко, как; те не подчинялись, как пожилые женщины грели руки, не согреваемые собственной кровью, и улыбались, глядя на пламя. Тут рев и треск стали устрашающими, и Кэндимен позволил ей хрипло закричать. Он прекрасно знал, что никто ее не услышит. Да если бы и услышали — они не двинутся с места, чтобы вызволить ее из огня.

Когда воздух стал горячим, пчелы вылетели из живота злодея и испуганно закружили в воздухе. Некоторые, пытаясь спастись, ныряли в огонь и падали на землю, словно крохотные метеоры. Тело малыша Керри, лежавшее у подползавшего пламени, поджаривалось. Его нежные волосы задымились, спина вспухла пузырями.

Скоро жар проник в горло Элен и выжег ее мольбы. Опустошенная и измученная, она упала на руки Кэндимена, уступая его триумфу. Очень скоро, как он и обещал, они отправятся в путь. И нет спасения, и ничем уже не помочь.

Не исключено, как он и говорил, что о ней вспомнят, когда найдут ее потрескавшийся череп среди углей. Не исключено, что этой историей будут пугать расшалившихся ребятишек. Она лгала, когда говорила, что предпочитает смерть столь сомнительной славе; это не так. А ее соблазнитель смеялся в самом сердце огня. Сегодняшняя ночная смерть не была для него вечной и необратимой. Его дела запечатлены на сотнях стен, рассказы о нем не сходят с тысяч уст, а если в нем усомнятся, его паства призовет его снова. С его сладостью. У него был повод радоваться.

И тут, когда пламя захлестывало их, Элен разглядела знакомое лицо в толпе зевак. Там был Тревор. Вместо того чтобы обедать у «Аполлинера», он пришел ее искать.

Она видела, как он спрашивает что-то то у одного, то у другого зрителя, а те в ответ качают головами, неотрывно глядя на погребальное пламя. В их глазах таились улыбки. Бедный простофиля, думала Элен, глядя на его ужимки. Она желала, чтобы он посмотрел в огонь и увидел, как она горит. Она не надеялась, что он спасет ее от смерти. Но она жалела его, потерянного и недоумевающего, и хотела подарить ему — хотя он не станет благодарить за такой дар — наваждение, которое будет его преследовать. И еще историю, которую он будет рассказывать.