Книга про свободу. Уйти от законничества, дойти до любви - Страница 5

Был такой случай в жизни Льва Толстого: на него напал страх, «арзамасский ужас», как он сам его назвал. Документальных следов ужаса почти не осталось, известно только, что произошло что-то ужасное в плохонькой комнате той гостиницы, где Толстой остановился на ночлег в Арзамасе в сентябре 1869 года. Сохранился отрывок из письма к жене: «Было 2 ночи, я устал страшно, хотелось спать, и ничего не болело. Но вдруг на меня нашла тоска, страх, ужас, такие, каких я никогда не испытывал. Подробности этого чувства я тебе расскажу впоследствии; но подобного мучительного чувства я никогда не испытывал, и никому не дай Бог испытывать».

Мы так и не знаем, рассказал ли Лев Николаевич жене подробности о своем ужасном чувстве, поскольку никаких записей не осталось. Есть только неоконченный рассказ, так и не опубликованный при жизни писателя, который называется «Записки сумасшедшего». С героем этого рассказа именно в Арзамасе происходит нечто, как две капли воды похожее на историю самого Толстого – он слышит голос смерти и приходит в ужас.

«Я вышел в коридор, думая уйти от того, что мучило меня. Но оно вышло за мной и омрачало все. Мне так же, еще больше страшно было. „Да что это за глупость, – сказал я себе. – Чего я тоскую, чего боюсь“. – „Меня, – неслышно отвечал голос смерти. – Я тут“. Мороз подрал меня по коже. Да, смерти. Она придет, она вот она, а ее не должно быть».

Герой рассказа каким-то чувством понимает, что изначально мир смерти не знал – Бог ее не сотворил. Однако смерть в мире есть.

После этого случая Толстой всю жизнь ищет ответа на вопрос: что же делать со смертью в этом мире, когда ее не должно быть?!

Кстати, интересный момент – героя рассказа в той ситуации спасает забавный случай. Он начинает молиться и вдруг пугается, что кто-нибудь может его увидеть за таким непочтенным для интеллигентного человека занятием – ведь он крестится и кланяется до земли. К нему внезапно приходит другой тип страха. Он пугается, что его сейчас поднимут на смех. В этот момент герою становится смешно: и этот мелкий страх на какой-то момент отгоняет «арзамасский ужас».

О том, что смех может победить страх, говорили многие. Смех помогает человеку выйти из той ситуации, где он один и ему страшно. Это может показаться странным, но смеющийся человек никогда не одинок. Так и к герою Толстого приходит невидимый зритель и развлекает его: «Как будто это развлекло меня, развлек страх, что меня увидят. И я лег».

Однако Толстой прав: есть в жизни смерть, и главное – он, человек, беззащитен перед ней, никто не может ему помочь, никто не может спасти, никто за него и вместо него эту смерть не переживет. Прав он и в том, что смерти не должно было быть.

Возможно, смерть – это и есть самое главное последствие потери свободы. И тогда получается, что путь к свободе – это есть путь к воскресению из мертвых.

Итак, исчезла свобода – тут же появился страх. Последствия катастрофичны! Ведь жить в страхе очень опасно: душа может не выдержать такого состояния и будет, как птица в клетке, биться о решетку, пока не повредит крылья. А душа с обломанными крыльями долго не проживет.

Что же делать? Как вернуться к свободе? Это очень-очень трудно! Можно, например, от этого страха спрятаться – надо же как-то выживать! Способов спрятаться достаточно много, подчас нам кажется, что самый простой из них – притвориться страусом и зарыть голову в песок («ушел в себя»). Но есть еще более простой способ спрятаться от страха – это стать рабом.

Действительно, если проблема свободного человека заключается в том, что надо держать ответ за события своей жизни, то самое простое – эту ответственность передать другому – хозяину, а самому перейти на положение раба. Ведь рабство есть оборотная сторона свободы, и переход от свободы к рабству совершается без особого напряжения сил. Такой переход может произойти на разных уровнях – и на личном уровне отдельного человека, и на уровне целого народа.

Например, такой переход случился с израильским народом.

Кому приходилось бывать в Синайской пустыне, в монастыре св. Екатерины или на горе Синай, тот вспоминал, скорее всего, блуждание древнего израильского народа по этой пустыне в течение 40 лет. А ведь пустыня не настолько уж велика, в наши дни турист-паломник добирается до Синая на комфортабельном автобусе или такси за считаные часы. В таком случае спрашивается: что же делал здесь народ в течение 40 лет? Ведь из той же Библии мы знаем, что путь туда – из Ханаана в Египет – Иаков со своим семейством проделал за пару недель. Так почему же обратно надо было идти долгие 40 лет?

Потому, что столько лет должно было пройти, чтобы никто из выросших в рабстве в Египте не вошел в свободную страну, которую тогда же и назвали обещанной землей, «землей обетованной». Только два исключения сделал Бог – для Халева и Иисуса, сына Навина, – им было дозволено войти в страну обетованную, в страну свободы. Потому что, как сказал Бог, «в них иной дух» (об этом подробно рассказано в книге Числа, глава 14, стих 20 и далее). «Иной дух» означает, что это не тот рабский дух, который пытается всякий раз при возникшей трудности загнать народ обратно в Египет, но дух, ориентированный на свободу.

Вся история путешествия израильского народа из рабства к свободе полна жалоб этого народа и желания повернуть назад. Только успели они двинуться в путь, как увидели, что их преследуют египтяне. …и весьма устрашились и возопили сыны Израилевы к Господу, и сказали Моисею: разве нет гробов в Египте, что ты привел нас умирать в пустыне? что это ты сделал с нами, выведя нас из Египта? Не это ли самое говорили мы тебе в Египте, сказав: оставь нас, пусть мы работаем Египтянам? Ибо лучше быть нам в рабстве у Египтян, нежели умереть в пустыне (Исх. 14: 10–12). И все же, несмотря на заверения народа, что в рабстве быть им лучше, Господь, который вывел народ Свой из рабства, всякий раз дает им и спасение. Чудо происходит и в этот раз – войска фараона потоплены.

Прошло полтора месяца. И вновь повторяется история, вновь просыпается желание вернуться в Египет. И возроптало все общество сынов Израилевых на Моисея и Аарона в пустыне, и сказали им сыны Израилевы: о, если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта! ибо вывели вы нас в эту пустыню, чтобы все собрание это уморить голодом (Исх. 16: 2–3).

Позднее, в VII веке, епископ Церкви на Крите, Андрей, переложил эту жалобу израильтян поэтическим языком в своем Великом покаянном каноне:

«Свиное мясо, котлы и египетскую пищу ты предпочла пище небесной, душа моя, как древний безрассудный народ в пустыне»[2].

Опять происходит чудо: народу дана «манна небесная» и перепелов ветер нанес в пустыню, так что хватило всему народу – ешьте, сколько хотите. Но крепко сидит в них страх, и желание убежать назад не исчезает. Мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук и чеснок; а ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших (Числ. 11: 5–6).

Жалобы вспыхивают вновь и вновь. Весь путь оказывается только дорогой страха и тревоги. Потому и хочется назад, в несвободу, где была определенность, хотя бы выраженная гастрономической константой. Зачем надо идти куда-то вперед, если позади осталась страна, где давали рыбу с чесноком? Зачем искать лучшее? Израильский народ становится бабой из сказки о золотой рыбке, которая требовала все больше и больше для себя, а ведь начала с простого корыта…

Здесь важна одна деталь: Моисей вовсе не является революционером, который решил освободить свой народ от гнета и построить новый лучший мир в стране обетованной. Он не организовывал партию борьбы за права угнетенного класса рабов, но он выполнял волю Божию. Это говорит о том, что Богу не нужны рабы – вот открытие, которое сделал Моисей.