Книга Мирдада - Страница 39
А теперь давай, делай то, ради чего пришел.
Князь: Это хорошо, что ты догадался, что у меня есть и прочие заботы, чем только развлекаться, слушая твои басни. Ибо князь Бетара тоже колдун, но только другого рода. И сейчас он продемонстрирует свое искусство.
(Обращается к своим людям) Наденьте цепи и кандалы на руки и ноги этого Бого-Человека, или Человеко-Бога, и давайте покажем ему и всей прочей компании, на что похоже наше колдовство.
Наронда: Как звери на добычу накинулись четыре солдата на Учителя, повалили его и начали быстро защелкивать браслеты на его руках и ногах. Какое-то мгновение Семерка была парализована, не зная, как воспринять то, что творилось прямо перед ними, в шутку это, или всерьез. Мекайон и Земора быстрей остальных разобрались в серьезности зловещей ситуации. Они набросились на солдат как пара разъяренных львов, и повалили бы их, если бы не раздался спокойный и рассудительный голос Учителя.
МИРДАД: Пусть они поиграют своей силой, мой стремительный Мекайон. Пусть идут своим путем, добрый Земора. Эти цепи страшны Мирдаду не больше, чем Черная Бездна. Пусть Шамадам порадуется, подлатав свою власть с помощью князя Бетара. Эти заплатки разорвут их обоих.
Мекайон: Но не можем же мы стоять в стороне, когда нашего Учителя заковывают, как преступника?
МИРДАД: Не надо обо мне беспокоиться. Будьте в Мире. Они и с вами сделают то же самое однажды. Но повредят они не вам, а себе.
Князь: Так будет со всяким проходимцем и шарлатаном, который посмеет нарушить установленный порядок и закон.
Этот святой человек (указывая на Шамадама) - законный глава общины. Его слово должно быть законом для вас. Этот священный Ковчег, чьей щедростью вы наслаждаетесь, находится под моей защитой. Мой неусыпный взор охранит его судьбу, моя могучая рука распростерта над его крышей и землями, мой меч отсечет любую руку, которая попытается причинить ему вред. Пусть об этом знают все и остерегутся.
(Опять своим людям) Выведите этого негодяя. Его опасное учение едва не погубило Ковчег. Оно бы вскоре разрушило и наше княжество и всю землю, если не пресечь его вредное распространение. Пусть он теперь проповедует его мрачным стенам в подземной тюрьме Бетара. Да будет так.
Наронда: Солдаты вывели Учителя наружу. Князь и Шамадам последовали за ними гордые и веселые. Семерка замыкала эту зловещую процессию. Их глаза следили за Учителем, губы были искажены горем, сердца захлебывались от слез.
Шаг Учителя был твердым и уверенным. Голова высоко поднята.
Пройдя несколько шагов, он обернулся к нам и сказал,
МИРДАД: Будьте тверды, поверив Мирдаду. Я не оставлю вас, пока не построю свой Ковчег и не приму вас в свою команду.
Наронда: И долго еще эти слова звучали колоколом в наших ушах, смешиваясь с тяжелым звоном цепей.
Наронда: К нам пришла зима, белая, морозная, снежная. Горы, укутанные снегом, стояли безмолвно, и как бы не дыша. Только долины внизу пестрели поблекшими полями, да потоки воды, устремленные к морю, поблескивали серебром то там, то здесь.
Семерку окатывали попеременно волны то надежды, то отчаяния. Мекайон, Мекастер и Земора склонялись к надежде, что Учитель обязательно вернется, как и обещал. Беннон, Химбал и Абимар сомневались в его возвращении. Но все одинаково ощущали кошмарную опустошенность и раздражающую скованность.
Ковчег был холоден, мрачен и неприютен. На его стены опустилось морозное молчание, вопреки всем неутомимым попыткам Шамадама вернуть ему жизнь и тепло. С момента удаления Мирдада Шамадам все время пытался подкупить нас своей добротой. Он предлагал нам лучшую еду и вина. Но еда не насыщала, а вино не бодрило. Он сжигал все больше дров и угля, но огонь не давал тепла. Он был сама любезность и обходительность, но его любезность и обходительность все больше и больше отдаляли нас от него.
Долгое время он вообще не упоминал об Учителе. Наконец, он решил раскрыть свое сердце и сказал,
Шамадам: Если вы думаете, что я не люблю Мирдада, то ошибаетесь. Я, скорее, сочувствую ему от всего сердца.
Мирдад мог бы быть совсем не злым человеком. Но он опасный провидец, а его учение, которое он предложил нашему миру твердых фактов и трезвой практики, крайне ошибочно и непрактично. Он и те, кто за ним следует, идут к трагической развязке, которая случится при первом же их столкновении с грубой реальностью. Уж в этом я совершенно уверен. И я хотел бы уберечь моих спутников от подобной катастрофы.
Может язык у Мирдада и хорошо подвешен, но им владеет юношеское нетерпение, а сердце его слепо, упрямо и нечестиво. Тогда как мое сердце полно истинного страха Божия, а многолетний опыт придает вес и авторитет моим суждениям.
Кто еще кроме меня смог бы так успешно управлять Ковчегом все эти годы и привести его к такому процветанию? Разве не я прожил с вами долгие годы и был вам одновременно и братом, и отцом? Разве не пребывали наши умы в мире, а тела в достатке? Зачем позволять какому-то бродяге разрушать все то, что мы строили так долго, сеять недоверие там, где правило полное взаимное доверие, а вражду там, где властвовал мир?
Это полное безумие, спутники мои, отдавать птицу в руке за десяток птиц на дереве. Мирдад хотел бы разрушить тот самый Ковчег, который так долго давал вам убежище, позволял вам быть вблизи Бога, дарил вам все, о чем только может мечтать смертный, надежно оберегал вас от всей мирской суеты и волнений. А что взамен вам обещал он? Сокрушение сердца и разочарование, нищету с ее бесконечной борьбой за корку хлеба, это и еще худшие вещи он вам обещал.
Он обещал Ковчег в воздухе, в просторном ничто, эту мечту сумасшедшего, детскую фантазию, соблазнительную невозможность. Уж не мудрее ли он, часом, самого отца Ноя, строителя истинного Ковчега? Меня очень сильно ранит мысль, что вы могли придавать хоть какой-то вес его бредовым измышлениям.