Книга магов (антология) - Страница 17

И там, среди свиты, возникло смятение — Карл тоже сперва повернул крупную львиную голову, потом приподнялся в стременах и верно определил направление, откуда шел невесомый, прерывистый звук.

— Дерутся наши люди! — воскликнул король.

— С кем бы им там драться? — надменно спросил граф Гвенелон и обвел взглядом встревоженную свиту. — Сарацины разбиты и зализывают раны. Ты ослышался, мой король.

Но рядом с Карлом насторожился Немон Баварский, воинственный старец, у которого отнял Господь юношескую остроту зрения, наградив взамен слухом, как у пугливого зайца.

— КЙянусь Пресвятой Девой, Олифант! — подтвердил он.

И уже мчался от головы колонны, доверив королевскую

орифламму оруженосцу, доблестный рыцарь, знаменосец Карла Джефрейт д’Анжу.

— Мой король, или я обезумел, или граф Роланд зовет нас на помощь!

— А даром он звать не станет, — подтвердил Немон. — Плохо дело, коли он взял в руки Олифант.

— Там бьются наши люди! — Карл был в растерянности: зная, на сколько лье удалилось войско от Ронсеваля, где он оставил арьергард во главе с племянником, король уже понимал, что прискакать на помощь не успеет, но верить в это не желал.

— Опомнись, король! — Гвенелон возвысил зычный голос, привычный перекрывать шум любой схватки. — Или ты не знаешь всей дерзости графа Роланда? Вспомни, как он без всякого приказа взял Нобли, учинил резню, а потом велел таскать воду ведрами и поливать кровавый луг, чтобы уничтожить следы сражения!

— То был приказ, а то — уговор, — возразил Немон Баварский. — Голос Олифанта — знак беды и просьба о помощи.

И не думаешь ли ты, граф, что я спутаю Олифант с любым другим рогом? Только у Роланда рог из слоновой кости! Второго такого в войске нет!

— Разве мы все не знаем графа Роланда? — Гвенелон обратился уже не к королю, не к Немону с Джефрейтом, а к свите. — Должно быть, граф заскучал, выехал на охоту и, гонясь за дичью, не удержался, схватил любимый рог и на скаку затрубил! Никакие сарацины ему не угрожают, наш арьергард в безопасности. А если и будет небольшая стычка — то у Роланда достаточно бойцов, чтобы разбить любой отряд.

Пока они пререкались, кони встали, и все войско, ехавшее шагом, тоже придержало коней. Кто полюбопытнее — по обочине, по траве подъехал поближе. И был среди этих любопытных барон Тьедри, младший брат Джефрейта, больше похожий на старшего сына Анжуйца, — он не выдался ростом, не раздался и вширь, как это бывает с силачами, худое лицо покрывал темный загар, как будто испанское солнце за год военного похода нарочно более постаралось для Тьедри, чем для прочих франкских баронов. Черные, неровно остриженные волосы падали на лоб едва ли не до самых глаз, быстрых и внимательных.

Он протиснулся поближе к плечистому брату, словно бы желал в час склоки оказаться под его защитой. Но человек знающий сразу бы определил намерение Тьедри — он готовился защищать Джефрейта, и тот это знал и был спокоен — никто не посмеет подобраться к нему слева или сзади, пока рядом — младший.

— Почему ты так упорно удерживаешь нас, граф? Наши люди дерутся в Ронсевале, и они попали в беду! — воскликнул Немон Баварский. — Давно ходили слухи, что ты ищешь погибели графа Роланда! Недаром ты нас удерживаешь!

— В чем ты упрекаешь меня, Баварец? — возмутился Гвенелон. — Возьми свои слова обратно!

— Тогда и ты возьми свои слова обратно, Гвенелон! — Немон Баварский повернулся к Карлу. — Разве не он присоветовал тебе, король, оставить Роланда со сторожевым полком в Ронсевальском ущелье? Разве не клялся, что сарацины не посмеют преследовать нас, разве что какая-либо дюжина совсем отчаянных сарацинских баронов? А теперь он же не желает, чтобы мы пришли на помощь графу Роланду! Уж коли это — не предательство, то что же тогда звать предательством?!

— Тебя предупреждали, король, — добавил граф Джозеран Нормандский. — Но ты не внял. А теперь мы услышали Олифант и растерялись, как малые дети!

Оба Анжуйца молчали. И лишь когда заговорил Нормандец, переглянулись.

Граф Гвенелон явно оставался один против всех.

— А ведь твой племянник заранее знал, что Гвенелон предаст его! — Немон Баварский заговорил быстро, уже по-старчески невнятно, однако горячо и убежденно. — Я повторяю — кто, как не Гвенелон, предложил поставить Роланда во главе арьергарда? Недаром, недаром удерживает он нас!

— Он предал Роланда! — загремел граф Оджьер Датский, рыцарь пылкий и справедливый. — Трубите в рог, друг Джефрейт! О, если б нам застать Роланда в живых!

Но Анжуец смотрел на короля.

Карл казался каменным изваянием. Даже длинные волосы не отлетали, повинуясь легкому ветру. Он глядел на седельную луку, почти уперев в броню подбородок. Большие вислые усы, как у большинства франкских баронов, чуть шевельнулись — Карл хотел вымолвить слово, но голоса в горле не оказалось… Карл знал — будь у арьергарда надежда на победу, Роланд бы не позвал на помощь. И если бы он погибал по своей вине — тоже не унизился бы до такого зова.

— Нас предали! — вот единственное, что хотел он сказать перед смертью своему королю и родственнику. — Мы преданы, и мы погибли!

— Трубите, доблестный рыцарь, пусть франки надевают броню, — отрывисто сказал Немон Баварский Джефрейту.

Джефрейт поднес к губам рог, набрал в мощную грудь побольше воздуха и затрубил. Звук набирал силу, стлался над равниной, проник и в ущелье, откуда вышли франкские дружины.

Трубя, Джефрейт поскакал вдоль строя.

— Седлайте Тасендюра! Несите королю доспехи! — велел барон Антельм из Майнца. — Мы возвращаемся в Ронсеваль, бароны! Оруженосцы, подайте королю его Джойоз!

— Монджой! — закричал Датчанин, развернулся в седле и повторил боевой клич франков, чтобы слышали и повторили все дружины.

Тьедри опомнился, подбоднул шпорами коня и поскакал за Джефрейтом. Его место в походе и в бою было при старшем брате и при святой орифламме.

* * *

— Очень любопытная версия, — согласился Каменев. — Но вы, кажется, преувеличиваете. Вряд ли нашелся в Средние века монах, который переписал «Песнь о Роланде» лишь для того, чтобы главным героем сделать Тьедри д’Анжу. Это для средневековых монахов чересчур мудрено.

— Так только кажется, они были не глупее нас с вами, — возразила Алиска. — Вот вы скажите — кого из героев «Песни» этот самый Турольдус описал подробнее всех? Единственного? Чей портрет нарисовал?

— Тьедри, — сразу поняв, к чему девушка клонит, отвечал Каменев. Хотя на ум пришли смешные слова — всех доблестных рыцарей, включая Гвенелона, неизвестный автор хвалил одинаково: «широкобедр и статен».

— Не Роланда, не Оливьера, не Карла! Карл вообще там только и делает, что рыдает и рвет свою седую бороду! — Алиска не могла скрыть возмущения. — Не Брамимонды!..

«Сарацинская королева?..» — спросил себя Каменев, но не вслух.

— А только Тьедри д’Анжу! Вот, вот, тут…

И лицо девушки преобразилось. Она заговорила нараспев, подчеркивая чеканный ритм и возвышенность стиля:

— Увидел Карл, что всеми он покинут. «О, горе мне!» — воскликнул он в печали, поник челом; к нему Тьедри подходит — Джефрейта брат, анжуйского владыки. — Был смугл лицом Тьедри, он худ и тонок, и невысок, но строен и проворен, и волоса его черны!.. — Алиска торжествующе замолчала.

— Пусть так, — и Каменев покачал крупной головой. — Но мы, кажется, отвлеклись от темы. Простите, забыл — на каком вы курсе?

— На четвертом. Если вы меня возьмете на полставки, это учебе не помешает. Я знаю, какой у вас график — с семи до часу ночи, потом с часу до семи утра. А у нас лекции два раза в неделю с половины девятого, три раза в неделю вообще с половины первого!

— Ну, что же… Еоворите вы убедительно. Я даже заслушался. — Каменев усмехнулся, встал и вышел из-за стола. — «Песнь о Роланде» — тема вашей курсовой?

Алиска помотала головой.

— Я возьму вас сперва на месяц. Мы не можем брать без испытательного срока.