Книга 1. Прорыв - Страница 4

Вновь покинув каюту и ощущая приятный туман в голове и не менее приятное тепло в желудке, Макнери прошелся по двум палубам и забрался на последний уровень, который можно было считать «верхом». Тут, кроме кают, питейных заведений, кинозалов и игровых комнат, находился обширный зал с прозрачными стенами и потолком, дающими возможность созерцать всю убийственную, холодную, завораживающую красоту Космоса. Зал располагался в центре палубы и этаким пузырем выступал над обшивкой дальнолета. Пассажиры, которые любовались здесь звездным великолепием, считали, что стены и потолок действительно прозрачные и являются единственной преградой, отделяющей зал от космического вакуума. На самом же деле это было, конечно, не так. Вся внутренняя поверхность зала, за исключением пола, представляла собой один сплошной экран, на котором и отображалась звездная бездна. А за экраном была прочная обшивка, да еще и продублированная силовым полем. Потому что никакая обшивка не сможет противостоять удару даже самого крохотного встречного метеороида – на такой-то скорости…

И тут, на верхней палубе, капитан Макнери, к своему удивлению, увидел архангелоподобного пахучего «довеска» – ведь каюта сапиенса находилась вовсе не здесь. Нет, понятно было бы, если бы Архангел, как и многие другие, торчал в зале, рассматривая космические просторы. Однако он бродил по коридору все в том же своем длинном сером плаще и, подобно Макнери, заглядывал во все питейные точки. Словно кого-то искал. А может, и на самом деле искал знакомых, дабы поднять стаканы и содвинуть их разом, как выражался древний земной поэт Пушкин. (Наличие в памяти капитана такого выражения отнюдь не означало, что в школьные годы Линс Макнери любил уроки мировой литературы. Просто эти слова с упоминанием автора любил повторять его давний приятель Дим Казакус, с удовольствием совершая указанные действия. И дополняя их поглощением содержимого своего стакана. Весьма эрудированным человеком был Казакус и все встречи заканчивал предсказуемо: физиономией в торте, каковой специально к этому времени ставили на стол.) Так что ничего странного в поведении Архангела не было, и капитан перестал удивляться. И пошел обходить свои владения дальше, время от времени посещая собственную каюту, чтобы хлебнуть коньяка. Наконец он, как случалось и в предыдущих рейсах, решил, что проще будет носить забористый, расширяющий сосуды напиток с собой, и так и сделал. Заказывать алкоголь в барах и ресторанах на виду у публики не позволяло положение, а не пить коньяк перед нырком в Дыру не решался ни один капитан грузопассажирских судов Космофлота. Во всяком случае, о таких смельчаках Линс Макнери не слышал. Пассажирам-то хоть бы хны, а он, капитан, каждое погружение в подпространство считал подобным старинной игре в «русскую рулетку». Подпространство – это подпространство, и никто во всем мире не знал, какой смертельный фортель оно способно выкинуть. А коньячок не только расширял сосуды, но и успокаивал нервы и позволял представлять все в розовом цвете. И тем еще хорош был коньяк древней марки «Арарат», что он хоть и пьянил, как и положено коньяку, но не приводил к отупению и позволял вполне успешно заниматься разными делами типа неторопливого перемещения по кораблю.

Правда, это был только первый этап, разминочный. Капитан завершил его тем, что улегся спать и спал ровно пять часов, можно было и будильник не ставить – организм давным-давно уже и сам во всем разбирался, без будильника. А после пробуждения начался этап номер два, который, опять же, предусматривал непременное поглощение коньяка. В умеренных дозах. Что капитан и принялся делать. Точнее, продолжил.

…Еще и напиться как следует многие не сумели, а «Пузатику» уже пришлось включать тормозные двигатели. Приближалась Дыра – в нее на полном ходу заскакивать не рекомендовалось, потому что можно было и промахнуться. Дальнолет отметился на КПП, что болтался в окрестностях Дыры, получил добро и на малой скорости – малой, конечно, по космическим меркам – направился к светящемуся красно-желтому шару. Шары эти были созданы когда-то стараниями земных ученых, и ознаменовали собой начало Экспансии. То бишь расселения человечества среди звезд. Там нашлись иные обитаемые планеты, жители которых тоже стали частями цивилизации разумных существ с планеты Земля. Правда, не всё и не всегда шло гладко – оставалось место и непониманию, и неприязни, и войнам… Кое-какие миры желали жить самостоятельно, кое-какие пытались подчинить себе и другие планетные системы… В общем, проблем хватало. И вооруженные силы Межзвездного Союза нужно было держать в состоянии боевой готовности – кто знает, какие агрессивные чужаки могли нагрянуть из других галактик…

О Дырах, которые вели в подпространство и позволяли довольно быстро добираться до дальних миров, капитан Макнери знал, пожалуй, не больше среднего сапиенса. А больше и не требовалось. Это были даже не дыры в прямом смысле слова, то есть не отверстия, что давали возможность вмиг очутиться за сотни парсеков от прежнего места, а тоннели разной протяженности, ведущие из одной планетной системы в другую. А может, и не тоннели, а что-то еще, чему не было пока названия. Корабли двигались там, не ускоряясь и не сбавляя ход, в течение когда часа, а когда и пяти – этот интервал постоянно менялся, и никаких закономерностей в его изменении до сих пор установлено не было. Категорически запрещалось сбрасывать в тоннеле скорость до нуля. Исследовательское судно, проделавшее это на раннем этапе освоения Дыр, – такое уж было у него задание, – пропало там и больше не появлялось ни в одном уголке Галактики. А вот почему исчезли в разные времена еще пять кораблей, оставалось неизвестно. Визуально подпространство выглядело на экранах серой пустотой без разрывов и сгущений. Выставленные за борт ловушки ничего не ловили, а приборы, которыми были оснащены эти ловушки, показывали сплошные нули. Серость, как часто называли подпространство, не собиралась раскрывать свои секреты…

Когда до входа в подпространственный тоннель осталась последняя сотня тысяч километров, Макнери занял свое место в кресле посреди рубки. И сделал это не только по велению вновь согретой коньяком души и по традиции, а в полном соответствии с должностной инструкцией. И это был как раз тот случай, когда желания совпадают с требованиями.

На корабле после входа в Дыру ничего не изменилось, разве что звезды и чернота на обзорных экранах уступили место серой завесе – диковинной форме существования материи. Показания корабельных приборов оставались такими же, силовое поле по-прежнему окутывало дальнолет, а двигатели были выключены и «Пузатик» летел вперед по инерции. При входе в Дыру у капитана, как обычно, заложило правое ухо, и Макнери традиционно поковырял в нем пальцем. По статистике, таким образом подпространство встречало каждого седьмого. У других кололо в висках, или пробегали мурашки по спине, или появлялось неудержимое желание чихнуть. Были и такие – они составляли два процента опрошенных активистами Центра Зумкова, – у кого подпространство вызывало диарею, которая могла длиться часами. К счастью, Макнери в эти два процента не входил, иначе его не приняли бы в космолетный колледж. Всех поступающих, кто сдал экзамены и прошел по конкурсу, сажали на учебный корабль и загоняли в ближайшую Дыру – и тогда всё насчет диареи становилось ясно. К числу самых редких последствий входа в подпространство относились воистину удивительные случаи, не поддающиеся объяснению в рамках общепринятой парадигмы. У одного пассажира еще до выхода из Дыры на лбу вырос самый настоящий рог двадцатисантиметровой длины. Другой пассажир (точнее, пассажирка) вдруг стал понимать язык вымершей тысячелетия назад цивилизации Фонтанеллы. Благодаря этому удалось прочитать древние рукописные тексты, довольно похожие на первую книгу земной Библии. Причем сама пассажирка была родом вовсе не с Фонтанеллы и никаких родственников там не имела. И текстов этих никогда в жизни не видела и не слышала о них. Просто во время пребывания в Дыре они появились перед ее внутренним взором, она стала читать их вслух, этим заинтересовался ее спутник – специалист по… ну, и так далее.