Книга 1. Новая хронология Руси. Русские летописи. - Страница 9

Более того, миллеровское издание «Татищева» почему-то не содержит первой части его труда, описывающей историю Руси до Рюрика. «Написанный Татищевым текст первой части "Истории Российской" оказался НЕ ВКЛЮЧЕННЫМ в рукопись 1746 г., где он был ЗАМЕНЕН… лишь кратким изложением содержания этой части» [832], т. 1, с. 59.

Нельзя не отметить, что Татищев СОВЕРШЕННО НЕ ДОВЕРЯЛ Повести Временных Лет, по крайней мере, ее первой части. В «татищевских» рукописях, найденных в XX веке, в частных архивах, прямо написано: «О князех руских старобытных Нестор монах НЕ ДОБРЕ СВЕДОМ БЕ» [832], т. 1, с. 108. А верил он, оказывается, баснословным – по мнению современных историков – летописям и сказаниям. Видимо, Татищев понял в подлинной русской истории значительно больше, чем «ему следовало». Его книгу, видимо, просто уничтожили, самого Татищева объявили вольнодумцем. Но впоследствии, уже после смерти, цинично воспользовались его именем.

Пытаясь «оправдать» Татищева, современный комментатор пишет: «Можно ли обвинять историка первой половины XVIII века в том, что он поверил Иоакимовской летописи, когда даже в наши дни находятся авторы, которые ищут в БАСНОСЛОВНЫХ СКАЗАНИЯХ ростовского Артынова подлинное отражение действительных событий чуть ли не Киевского времени» [832], т. 1, с. 51.

Наконец, отметим яркий штрих, усиливающий подозрения и наглядно показывающий, как быстро менялась обстановка вокруг русских исторических источников в XVIII веке. Оказывается, «Татищев пользовался КАК РАЗ ТЕМИ МАТЕРИАЛАМИ, КОТОРЫЕ НЕ СОХРАНИЛИСЬ ДО НАШЕГО ВРЕМЕНИ» [832], т. 1, с. 53. В этом отношении Татищев удивительным образом отличается от Карамзина. Оказывается, «труд Карамзина почти целиком (за исключением Троицкой пергаментной летописи) основан на источниках, СОХРАНИВШИХСЯ В НАШИХ АРХИВАХ» [832], т. 1, с. 53.

И как это удалось Татищеву подобрать для своей «Истории» именно те источники, которые через некоторое время «почему-то» погибнут?

Вот возможное объяснение. Оказывается, Татищев пользовался документами XIV–XVI веков, которые относились к истории Поволжья и Сибири, и при этом «пользовался КАЗАНСКИМИ и АСТРАХАНСКИМИ АРХИВАМИ, НЕ ДОШЕДШИМИ ДО НАШЕГО ВРЕМЕНИ» [832], т. 1, с. 53.

Мы считаем, что все эти архивы ПРОСТО УНИЧТОЖЕНЫ В XVIII веке, уже после Татищева. Как мы теперь понимаем, поволжские и сибирские источники XIV–XVI веков, вероятно, говорили об истинной истории Руси-Орды. Даже после первых романовских чисток архивов там, видимо, что-то еще сохранялось.

Противоречили скалигеровской и романовской истории. Были уничтожены. Целиком.

Теперь обратимся к фигуре профессора истории и официального историографа в Петербурге при Академии Наук – Г.Ф. Миллера. Миллер получил заказ на написание русской истории. Однако также не смог найти источников по истории Руси в столицах и поэтому, якобы, был вынужден отправиться в путешествие по провинциям, в 1733–1743 годах. Причем, – в Сибирь! Следовательно, имеющиеся сегодня летописи, лежащие в основе нашей истории, «привезены» Миллером, дескать, из Сибири. В то же время хорошо известно, что они носят яркие следы стиля юго-западной Руси.

По возвращении из Сибири Миллер и получил официальную должность историографа. Однако при поступлении на службу ему пришлось дать, выражаясь современном языком, подписку о неразглашении государственной ТАЙНЫ. Об этом сообщает Шлецер: «Миллер говорил о ГОСУДАРСТВЕННЫХ ТАЙНАХ, КОТОРЫМИ ПРИШЛОСЬ БЫ ОВЛАДЕТЬ, ЕСЛИ ЗАНЯТЬСЯ ОБРАБОТКОЙ РУССКОЙ ИСТОРИИ; но эти тайны доверяются только тому, кто на всю жизнь записывается на русскую службу… Тогда я еще не знал, что МИЛЛЕР САМ СДЕЛАЛ ПОДОБНУЮ ОПЛОШНОСТЬ… И ЛИШИЛ СЕБЯ… ОТСТАВКИ» [979], с. 76.

А.Л. Шлецер был нанят Миллером как домашний учитель для его детей, с приглашением принять участие в его, Миллера, исторических и географических трудах. В своих воспоминаниях Шлецер так отзывается об архиве русских летописей, имевшихся в распоряжении Миллера: «Киевская летопись игумена Феодосия и летопись XIII столетия неизвестного автора… были бы большим пособием, если бы были изданы… ибо… [в них] описывается история главнейших вождей и князей, а также говорится ОБ ОБШИРНЕЙШИХ ПРИОБРЕТЕНИЯХ ЗЕМЕЛЬ с древнейших времен» [979], с. 46.

Шлецер отказался дать обязательство о неразглашении государственной тайны и поэтому НЕ БЫЛ ДОПУЩЕН К АРХИВАМ МИЛЛЕРА. Рукописи, которые Шлецер обработал, он нашел в архивах Академии Наук.

Вся эта картина означает, что привычная нам сегодня концепция русской истории – очень позднего происхождения. Кроме того, оказывается, что современная версия русской истории была выдвинута ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ИНОСТРАНЦАМИ. С некоторым успехом современные историки демагогически «загораживаются» Татищевым – первым русским историком. Мол, первым был все-таки русский. А о том, что труд Татищева на самом деле УТРАЧЕН и затем неизвестно по каким рукописям издан МИЛЛЕРОМ – обычно не говорят.

Атмосферу романовско-миллеровской исторической школы хорошо передал С.М. Строев. Он писал: «Во всех этих томах видны усилия, стремящиеся к одной цели: доказать, подкреплять, утверждать, распространять ОДНИ И ТЕ ЖЕ ПОЛОЖЕНИЯ, ОДНИ И ТЕ ЖЕ ГИПОТЕЗЫ, – и только от совокупных, долговременных трудов стольких ученых эти гипотезы могли получить тот ВИД ИСТИНЫ, который столько же льстил самолюбию исследователей, сколько и самолюбию читателей… НА ВОЗРАЖЕНИЯ ВАШИ НЕ ОТВЕЧАЮТ возражениями: их забрасывают кучею собственных имен и думают, что эти имена ЗАСТАВЯТ МОЛЧАТЬ, в угоду известному авторитету» [774], с. 3–4.

После нашего анализа русской истории, когда обнаружилось, что версия Байера – Миллера – Шлецера содержит грубейшие ошибки, мы вынуждены совсем по-другому взглянуть на всю их «деятельность». Возможно, она во многом объясняется тем, что тогда было время известного иностранного засилья на Руси, ОРГАНИЗОВАННОГО ДИНАСТИЕЙ РОМАНОВЫХ. А тогда искажение подлинной русской истории в версии Шлецера – Миллера – Байера получает естественное объяснение как одна из важнейших идеологических задач САМОЙ РОМАНОВСКОЙ ДИНАСТИИ. Приезжие немцы-профессора, попросту, добросовестно исполнили данный им заказ. Был бы заказ другим, написали бы по-иному.

Возникает закономерный вопрос. А где же были русские историки? Почему РУССКАЯ история написана ИНОСТРАНЦАМИ? В каких еще европейских странах ОТЕЧЕСТВЕННУЮ историю писали ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ИНОСТРАНЦЫ?

Всем известен обычно предлагаемый ответ. Мол, русская наука была в то время в зачаточном состоянии и потому пришлось звать просвещенных интеллигентных немцев. Мы же предлагаем другой ответ. Скорее всего, после неудачного опыта с Татищевым, Романовы решили, что для работы с ГОСУДАРСТВЕННЫМИ ТАЙНАМИ В РУССКОЙ ИСТОРИИ лучше подойдут иностранцы. Они послушнее, языка не знают, русская история им безразлична.

Одним из основных противников Миллера был М.В. Ломоносов. Он, например, утверждал, опираясь на источники, что у славян – не менее древняя история, чем у других народов. В своем «Кратком летописце» он, основываясь на произведениях «античных» авторов, писал: «В начале шестого столетия по Христе Словянское имя весьма распространилось; и могущество сего народа не только во Фракии, в Македонии, в Истрии и в Далмации было страшно; но и к разрушению Римской империи способствовало весьма много» [493], с. 53.

В начале XIX века в русской истории сформировалось новое «скептическое» направление. Его лидером был профессор М.Т. Каченовский. Суть спорных вопросов хорошо сформулирована в предисловии к книге П. Буткова с красноречивым названием «Оборона летописи Русской, Несторовой, от навета скептиков» [109].

Оказывается, скептики считали, что ДРЕВНИЕ РУССКИЕ ЛЕТОПИСИ «ЕСТЬ ПЕСТРАЯ СМЕСЬ БЫЛЕЙ С НЕБЫЛИЦАМИ, основаны будучи на преданиях искаженных, на выдумках, на подлогах, на вставках, на применении к России иноземных происшествий. Короче, скептики хотят, чтобы мы Рюрика, Аскольда, Дира и Олега принимали за мифы; об Игоре же, Ольге, Святославе, Владимире и Ярославе знали бы не более того, сколько эти государи наши известны были иностранцам; а эпоху переселения славян на севере нашем и начало Новгорода не возводили бы выше первой половины XII века» [109], с. ii – iii.