Ключ от послезавтра - Страница 1

– Колёсик, выручай, – совсем не по-соловьиному прохрипела в трубку Соловьева. – Нет там ничего сложного, тем более ты у нас староста.

– Ну и что?

– Ну и то! Ты ответственная, справишься. Главное, с пионерами построже, иначе на шею сядут. Заодно отдохнешь, сменишь обстановку. Концерты, дискотеки. Песни у костра… Так понравится, что уезжать не захочешь.

– Какого костра? – усмехнулась Янка. – Как у братьев-месяцев? Кристин, ты на улицу давно выходила?

Придержав мобильный плечом, она вытащила из стопки сложенных на полке вещей самый объемный свитер. Кажется, в этом она будет выглядеть как логотип компании «Мишлен» – человечек из автомобильных покрышек…

А соловьевский голос в трубке не сдавался:

– О’кей, забудь про костер. Но все остальное в силе. Если ты откажешься, то вместо меня поедет Антипова из социологов. Она на моего Пашку еще со «студенческой весны» запала. Ян, от тебя зависит будущее двух влюбленных сердец!

И всхлипнула то ли от простуды, то ли от избытка чувств.

Могла бы не стараться – Янкина уверенность и так уже висела на волоске.

– У меня опыта работы нет. Это ведь дети, – сказала она совсем неубедительно. Соловьева мгновенно уловила слабину и сменила тон с жалобного на деловитый:

– Дети не люди, что ли? Вожатой тебя пока не возьмут, поедешь как будто на стажировку. Зато после смены получишь бумагу, что прошла практику – не придется потом в детском саду стенгазеты рисовать.

– Ох, не знаю, – мялась Янка, а Кристина выдавала аргумент за аргументом:

– Ты, главное, соглашайся, остальное я улажу. Представляешь, что будет, если Пашка пересечется там с Антиповой? – Янка не представляла. Ее воображение целиком и полностью занимал выбор свитера. – Мои родители с Кавериными дружат. Да я наизнанку вывернусь, но сделаю так, что возьмут не ее, а тебя!

Из всех действующих лиц, о которых трагично шептала сейчас Кристина Соловьева, Янка уверенно опознавала только ее саму. Парень по имени Пашка возник в жизни подруги – во всяком случае, хронология упоминаний началась именно тогда, – после летней смены в Анапе. Учился он, кажется, в архитектурно-строительном. Жил, кажется, с родителями. И, кажется, любил Кристину. Все эти непонятности происходили не потому, что Янка невнимательно слушала рассказы Кристины, а потому что информация постоянно менялась. Единственным, в чем Кристина себе не противоречила, были выдающиеся внешние данные избранника и его такая же выдающаяся страсть к ночным клубам.

Субъект по фамилии Антипова на Янкиной внутренней географической карте и вовсе отсутствовал.

– Кстати, там не корпуса, как обычно, а целый дворец, – продолжала сипло интриговать Соловьева. – После ремонта, но совершенно точно, что старинный!

– С бронзовой птицей на фронтоне? – хмыкнула Янка[1].

Подруга, конечно, не поняла.

– Какой еще птицей? Хотя не знаю, может, и есть. В общем, если решишься – попадешь на церемонию открытия. Образцово-показательная смена, дети сотрудников, все дела. Каверин – директор лагеря – набрал команду вожатых из своего «Искателя». Я два года подряд туда ездила, а до этого лет пять пионеркой. Яночка, соглашайся! Смена легкая, дети послушные… а природа там – у-у-у! Не то что в этой твоей обожаемой Москве.

Природа, догадалась Янка, это подмосковные сосенки, сугробы по колено и какой-нибудь водоем, который сейчас мог использоваться разве что для подледной рыбалки. А Янка ею не увлекалась.

«Обожаемую Москву», тем временем, щедро заметало снегом. Гадким мокрым снегом, который быстро превращался в жидкую грязь на дорогах и тротуарах и в рыхлые сугробики – там, куда нога человека ступала реже. В бесконечных пробках дымили выхлопными трубами машины, а в торговом центре, по которому бродила сейчас Янка, в таких же пробках толпились любители сезонных распродаж.

«А за городом сейчас, должно быть, красота! Тишина, лес, одиночество. Снежок под ногами хрустит», – шепнул внутренний голос, подозрительно смахивающий на Кристинин.

– Скажу честно, я сугубо городской житель и видел этот ваш чудесный лес со всем его содержимым на ближайшей фабрике по изготовлению табуреток[2], – процитировала Янка, как ей показалось, довольно метко, но подруга юмора не оценила.

– Колесникова, если ты откажешься, то я… Раздружусь с тобой навсегда, вот.

– Мертвого уболтаешь, – отозвалась она сварливо и снова извлекла с полки одеяние мишленовского человечка. – Но должок с тебя, Кристиночка, такой, что даже не знаю, чем расплачиваться будешь.

– Бессмертная душа подойдет? – хихикнула повеселевшая Соколова.

Янка не ответила. Сунув телефон в карман куртки, она поплелась в хвост очереди к кассе.

Пора бы уже научиться говорить нет. Или хотя бы нетленное «я подумаю об этом завтра».

В замшевых сапогах пальцы ног быстро окоченели, щеки и кончики ушей пощипывало от холода. Отступившие было морозы вспомнили о том, что зимой им положено быть, именно в тот день, когда Янка собралась в лес. Нужно было с чистой совестью – мол, проспала-забыла-опоздала, – остаться дома и нырнуть обратно под дремотное одеяло. Но вместо этого она досматривала самые сладкие утренние сны в пустом вагоне метро, к тому же приехала на час раньше, а значит, топтаться вам, Янина Станиславовна, в осенних сапогах и куцей кожаной куртке – жидкий мех на капюшоне мама презрительно называла «рыбьим» – до первого автобуса.

Янка сунула руки поглубже в карманы, сжала пальцы в кулаки, но теплее не стало. К обочине по очереди причаливали автомобили. Те, кто приехал на метро, включая ее саму, с завистью косились на счастливчиков, которые могли с комфортом ждать в теплых салонах своих машин. Родители понемногу собирались в группы, дети не выдерживали неподвижности и стайками носились вокруг взрослых. Все здесь уже были знакомы, и только Янка держалась особняком, не зная, к какой из компаний примкнуть.

– Привет, снегурочка!

Это было лестно, но неправильно. Со сказочной красавицей Янку роднили разве что светлые волосы, из которых при желании можно было соорудить сносную косу. А в остальном – низкий рост, детский размер одежды. Острые скулы и вздернутый нос. Колесо велосипедное, одна штука. Еще и фамилия, как назло, говорящая.

Крутить головой было слишком холодно, поэтому к черной «Церато» с включенными фарами Янка повернулась всем телом.

– Это вы мне? – выдохнула она вместе с густым облаком пара. Нижняя часть лица словно отсутствовала. Да и с верхней не все было ладно.

– Тебе. Подойди сюда. Да не бойся ты. В лагерь?

– Угу.

– Хоть раз зимой за городом была? – Она замялась. Водитель – едва ли намного старше нее, это Янка поняла скорее по голосу, чем смогла разглядеть, мягко усмехнулся: – Заметно. Садись в машину. Не бойся, не съем, – повторил он как маленькой, – я тоже вожатым еду. Денис Каверин.

Каверин! И директор лагеря тоже Каверин. Еще во время телефонного разговора с подругой Янка не могла не заметить созвучия с фамилией любимого писателя. Потому и запомнила.

– Бороться и искать?

С этими словами она забралась на заднее сиденье и втащила за собой сумку. Зубы помимо воли выбивали чечетку. Настолько качественно она еще никогда не замерзала.

– Найти и не сдаваться[3], – весело откликнулся тот. – Кофе будешь?

Спасительный стаканчик оказался в руках раньше, чем Янка успела ответить. Она никогда бы не подумала, что можно так радоваться обыденным вещам – подвижности лица, наличию пальцев, горькому растворимому кофе. Даже играющий в салоне попсовый мотивчик показался чуть ли не гимном позитивного мышления.

– Яна, – каркнула она и откашлялась. Дальше получилось лучше: – Спасибо вам.