Ключ к сердцу Майи - Страница 13

– Вот это, – сказала она.

Статья все еще висела в первых же ссылках, стоило вбить имя – Иван Кукош, – хотя и была датирована прошлым месяцем. Заголовок новости: «Невероятный дебют Ивана Кукоша». Я посмотрела на Майю, и та кивнула. Я кликнула на новость. Выплыла большая, почти во весь экран, фотография: Иван Кукош стоит на сцене в просторной белой рубахе, подпоясанной кожаным ремнем. Его темные зеленые очки поблескивают, лицо одухотворенное, в руках он держит статуэтку.

«Литературная премия «Чистый лист» досталась известному актеру и шоумену за «Книгу брошенных камней», бестселлер № 1, продержавшийся наверху списка книжных продаж страны больше четырех месяцев».

Дальше текст пошел плотный, без абзацев, частоколом узкого шрифта, и мой взгляд стал рассеиваться, я выхватывала только круглые, типичные начала фраз. …Острый как бритва сюжет… пугающе холодный взгляд на животную природу человеческих инстинктов… история, от которой можно лишиться сна… тонкая грань между отчаянием и сумасшествием… месть, которая возвращается бумерангом… капкан… многослойный, сложный язык Ивана Кукоша… ведутся переговоры об экранизации…

– И что? Что тут смотреть? – спросила я, ощущая какой-то неприятный холодок предчувствия. Я вгляделась в фотографию, но на Иване не было никаких даже условно дорогих вещей. Ремень? Ботинки? Бред какой-то. Статуэтка?

– Его книга, – сказала Майя. Голос был какой-то ватный, проваливающийся в снег.

– Что – книга? – все еще не понимая, спросила я.

– Ты ее читала?

– Нет, а что? Хорошая книга?

– Я не читала книгу, – покачала головой Майя. – А ты о ней хоть слышала?

– «Книга брошенных камней»… – Я покрутила название на языке. – Название какое-то пафосное. Детектив?

– В некотором роде, – кивнула Майя. – В той степени, в которой детективами называют книги, где есть убийца и его нужно поймать. Ты считаешь, название слишком пафосное?

– Смотря как его повернуть. Ну, вообще-то да, пафосное. Явная отсылка к Библии. Кто без греха, пусть бросит в меня камень. Это же оттуда?

– А ты знаешь предысторию этой фразы? Побивание камнями было видом смертной казни. В том смысле, что к ней официально приговаривали, как сейчас к инъекции яда. То есть если человека признавали виновным, то выносилось решение о «лапидации» – это от латинского слова «камень». Технически исполнялось это по-разному. К примеру, в некоторых течениях у иудеев человека не забрасывали камнями, а сбрасывали вниз на камни, однако, если приговоренный не умирал сразу, его добивали – сверху на приговоренного бросали камни, достаточно большие по размеру, чтоб убить. В Исламе, напротив, необходимо, чтобы камни были определенного размера – чтобы убить приговоренного не слишком быстро. Человек, берущий в руки камень, самим этим действием выносил свой личный смертельный приговор, если хочешь, «вешал всех на столбах». В сути своей, камень в руке и есть орудие убийства.

– «Книга брошенных камней»… погоди, ты это оттуда цитируешь? – щелкнула пальцем я. – А говоришь, не читала.

– Не читала, – медленно кивнула Майя. – Я ее не читала, Лиза. Я ее написала.

Ястояла и смотрела на Майю, открыв рот и растеряв слова. Я подумала – невозможно. Или… я опять ошибаюсь? Кто-то считает, что человек обязательно сделает то, ради чего рожден. Даже если не хочет. Даже если знает, что это неправильно. Даже если у него были другие планы. Это если, конечно, верить в судьбу. В то, что все в нашем мире предопределено – от полета фотонов света до того, во сколько сегодня с работы вернется мой муж. Особенно если он вообще не работает.

Моя сестра Фая в судьбу не верит, она говорит – судьба математически невозможна. И начинает нудеть про тот самый злополучный квант. Что, мол, сама наша вселенная не предполагает идеальных решений, что она приблизительна, вероятна и что у нее всегда есть погрешность. Последние достижения физики убедительно говорят, что никто не может узнать точно, где и когда окажется фотон света в тот или иной момент. Иными словами, вместо судьбы и провидения она подсовывает мне «потому что потому, все кончается на «у». И Демон Максвелла у дверей в НИИЧАВО[4], а Эйнштейн воздевает руки к небу и спрашивает, как же так. Разве же можно играть в кости на целую Вселенную!

Лично я верю в судьбу. Не так чтобы до глухой, ослепляющей уверенности в том, что каждое мое действие предопределено, а в то, что во всем этом есть какой-то смысл. А иначе – зачем? К чему столько сложностей: рождаться в муках, расти, подвергаться опасности, влюбляться в «не тех» мужчин. Должна же быть какая-то логика, в том числе и в том, что говорит Майя, хотя смысл ее слов не так уж и очевиден. Я стою посреди гостиной моей подруги, моей соседки, моей соратницы в борьбе за личную свободу от детей и котов – в гостиной Майи Ветровой. Я не участник событий, я – наблюдатель, зачарованный раскрывающейся перед ним интригой. Одним своим присутствием я меняю направление спектра световых лучей. Воздействую на историю тем, что слушаю ее, и тем, что не верю в нее.

Невозможно.

У Майи украли книгу? Что она имеет в виду? Идею для книги? Купленную ею книгу? Рукопись – из тех, которые не горят?

– Я знаю, да, знаю, – кивнула Майя, внимательно изучая мое лицо. – Это звучит, как какая-то глупость.

– Не в этом дело, – вяло ответила я, а кровь зашумела в ушах, и мне захотелось просто взять, развернуться и уйти. – Не в этом дело.

– А в чем тогда ДЕЛО? – Майя вцепилась в меня глазами, как клещами, и не выпускала.

– Да ни в чем, – ответила я с неожиданной агрессией.

Я знаю, что повела себя глупо и что мое поведение иррационально. Что мне стоило улыбнуться, и согласиться, и сделать вид… Но я никогда не была хорошей актрисой, а сейчас меня занимала только одна мысль – как мало мы в самом деле знаем друг о друге. Майя Ветрова, смеющаяся красотка с серыми глазами и мягкими светлыми волосами. Она всегда была сумасшедшей или только-только сошла с ума? Да ведь она в десять раз нормальнее меня. Это я могу спятить – с моими вечными историями, в которые влипаю, с моими проблемами, сумасшедшими клиентками, мужчинами и непостоянным сердцем, пустым кошельком и моей вечной зависимостью от сестры.

– Ты мне не веришь, – вдруг ахнула Майя и сморщилась. – Черт, ты же не веришь ни единому моему слову, верно?

– Почему не верю, – запоздало сфальшивила я.

– Ты ведешь себя по-идиотски, – зло оборвала меня она.

– Что ж, я себя и чувствую по-идиотски!

Мне очень хотелось уйти, но я не могла этого сделать, для этого требовался какой-нибудь веский повод. Иначе это выглядело бы неприлично, грубо. Майя могла бы догадаться о том, что я думаю. А думала я о том, что, оказывается, оставляла своих детей с сумасшедшей женщиной. Это не такая уж редкость, как многим кажется. Только в прошлом году на мою сестру напала бывшая клиентка ее идеального Игоря – чистая шизофреничка, у нее и справка была. Но до этого она какое-то время притворялась и пряталась, и никто не замечал, и никто, как говорится, не просек. Вдруг и Майя тоже… не без справки, как говорится. Книгу украли у нее, что дальше? Вешать на столбах, опять же. Тьфу, глупость какая.

– Знаешь что, мне все равно. Не веришь – не надо. Черт с тобой, – разозлилась Майя.

Опасно. Красный свет – ходу нет.

– Если ты говоришь, что Иван Кукош украл книгу, почему бы мне не поверить, – пробормотала я, ласково улыбаясь и просчитывая маршруты отхода.

Майя холодно улыбнулась в ответ.

– Какой тонкий сарказм. Хотя нет, не тонкий. Толстый, жирный, как шпроты в масле. Посмотри на меня. Прямо в глаза. Почему ты совершенно уверена, что это неправда? – неожиданно агрессивно спросила Майя. – Чего в этом невозможного? Что я написала книгу или что ее украли? Или тот факт, что ее именно Кукош украл? Что именно из вышеизложенного кажется тебе таким невозможным? Или ты настолько меня не уважаешь, что не считаешь нужным даже объясниться? В конце концов, я должна иметь право защититься.