Ключ - Страница 13

Пока мы шли, я не видел лестниц, и потому несколько удивился, когда одно из ответвлений вдруг завело нас в тупик, оканчивавшийся скрученными винтом ступенями.

– Давай наверх. – Вот тут мне уже пришлось пригнуться.

Мы скоро миновали с десяток пролетов и вышли на открытую площадку в кроне дерева – высоко над уровнем земли.

Ни на минуту не усомнившись в том, что площадка сотворена искусственно – настолько ровной и правильной по форме она была, – я, однако, нигде не заметил следов рубанка. Ноги ступали по живому, покрытому толстой корой дереву, а не по досочным спилам. Три мощные ветви расходились от центра в стороны, а густые переплетения молодой поросли скрывали площадку от посторонних глаз.

Сидя на одной ветке, облокотившись о другую и раскачивая ногой третью, ктран рисовал что‑то, расположив лист на сгибе колена. Длинные каштановые волосы падали на лицо, он принимался было насвистывать, но замолкал вскоре, сосредоточенный.

Рокти хмыкнула тихо. Ктран кинул взгляд из‑под набегающих на глаза прядей. Зеленый и цепкий. Наверное, они с Рокти были погодки. Он казался чуть старше, но в остальном был точной ее копией.

– Это тот самый чужак, Лист. – Меня вновь передернуло от этого слова. – Его зовут Никита. Отведи его в дом. Пусть отдохнет и переоденется в чистое. Старейшие захотят увидеть его на закате.

– Все бегаешь по поручениям совета? Сама и отведи, я не вызывался быть у Старейших на побегушках. – Он вновь склонился над рисунком.

– Лист, – Рокти не сменила тона, видно, такие пререкания были ей не в новость, – во‑первых, ты очень этим мне поможешь, я не хотела бы откладывать разговор на завтра, а во‑вторых, к нам вечером придет Ясень.

– О! Ясень и так таскается к нам через день. Если он не отстанет от тебя, пока ты не выйдешь замуж, его визиты придется терпеть о-о-очень долго!

– Ну, все! – А вот теперь она, кажется, разозлилась. – Я ухожу, слышишь? – И она скользнула в провал винтовой лестницы, мигом скрывшись с глаз.

Я обернулся. Ктран рисовал все так же: рука летала над листом, не касаясь его, штрихи ложились широко и рвано.

– Подожди, – бросил он, чувствуя мой взгляд.

Я несмело пошел к краю. Нельзя было сказать, чтоб я боялся высоты, но дерево раскачивалось едва ощутимо и тем существенно отличалось от привычных мне скал. При первой же возможности я уцепился за ветку и оглядывал окрестности уже крепко держась.

Лес волнами простирался во все стороны, на сколько хватал глаз. Чуть впереди и справа угадывалась свободная просека тракта… или, может быть, реки: слишком уж круто были заложены петли. Можно было угадать несколько просторных полян поблизости – готов был поклясться, там стояли дома-входы.

Солнце шло на закат. Второй день… Или третий? Я испугался вдруг, хлопнул себя по отсутствовавшим карманам отсутствовавшей куртки, запоздало вспомнил, что блокнот достался Вадимиру. Поднялась досада, погасившая панику. Блокнот мне нравился. В память о нем в заднем кармане джинсов завалялся огрызок карандаша. Я сосредоточился и сосчитал: вечер третьего дня – не много, казалось бы…

– Так ты идешь? – Художник стоял у отверстия в полу и смотрел заинтересованно, моя пантомима его заинтриговала. Рисунок, свернутый в трубочку, едва заметно стукал о бедро – ктран проявлял нетерпение.

– Да, конечно.

Обратно я шагнул уже уверенно, ни за что не держась. Лист пропустил меня вперед, сам скользнул следом, дальше мы шли бок о бок, благо коридор был широк, а навстречу нам никто не попадался.

– Рокти – твоя сестра?

– Мы двойняшки, – Лист шагнул чуть шире, ушел вперед. То ли показывать дорогу на поворотах, то ли избегал разговора.

– Совет – это совет Старейших? – Я не отставал.

– Конечно. – Снова заинтересованный взгляд искоса. – Другого совета нет. И прибавь шагу, до заката осталось не так уж много времени.

Думаю, я верно расценил это предложение и заткнулся. Миновав еще пару поворотов, мы снова зашли в тупик, который на сей раз оканчивался дверью. Незапертая, она легко открылась с одного толчка и, перешагнув порог, Лист сделал широкий приглашающий жест, усмехнулся криво:

– Добро пожаловать! Коль скоро сестрица задалась целью проникнуть в совет, я полагаю, ты – первый из длинной череды незваных гостей. А значит, достоин особого приема.

– Очень любезно. – Сарказм не помешал мне воспользоваться приглашением. Признаться, я думал только о том, где бы мне преклонить голову или на худой конец – присесть.

Лист не предоставил мне такой возможности. Я не успел еще окинуть взглядом просторной комнаты все с теми же скругленными углами, овального стола и дюжины полукресел по центру, когда Лист потянул меня куда‑то в сторону, мы снова нырнули в короткий теперь уже проход и очутились в комнате поменьше, стены который были закрыты полками, а пол заставлен тяжелыми с виду ларями. Лист открыл один, вынул рыжую плотную куртку из грубо выделанной замши – я надел ее, и рукава оказались коротки. Из другого сундучка он выудил щетку с жесткой щетиной и деревянную расческу с редкими зубьями, пару склянок и маленькую коробочку, перекинул через плечо отрез материи.

– Идем, полью тебе на руки. – Он толкнул меня в спину, направляя к другому ходу, и мы очутились в маленькой кухоньке. В ней не было очага, но обилие посуды наводило на мысль о еде. Я сглотнул. Очередной ход вел из кухни в центральную комнату.

Лист указал на медный таз на слишком низкой для моего роста тумбочке, открыл коробочку, поставил рядом. Взял глиняный кувшин и, сняв крышку с бочки, зачерпнул воды.

В коробочке лежал желтоватый порошок. Я набрал горстку. Плотно спрессованный и мелкий, он и не думал разлетаться, прилип к пальцам. Вода из кувшина полилась на руки, и на ладонях запенилось. Я принялся спешно мыть руки, рискнул и мазанул мокрым и скользким по лицу, шее – свежие порезы ожгло болью, хватанул воды за воротник, но зато почувствовал себя много лучше.

Слив воду, Лист принялся сочинять ужин: достал из‑под длинных столов корзины, набрал овощей, в туесках нашлись бобы и крупа, бочка с водой не закрывалась и, похоже, была бездонна. Я черпнул еще, кое‑как вымыл голову, расчесался, взялся чистить жесткой щеткой джинсы и кроссовки. Куртка в плечах была узка и стесняла движения, я снял ее, отнес обратно и положил в ларь. Лист хмыкнул и нагрузил меня работой – я сел чистить то, что на наших базарах называют синенькими, а по науке, кажется, баклажанами. Беседа была сведена к коротким репликам «подай-принеси».

Примерно через полчаса появилась Рокти. Мы уже заполнили полуфабрикатом три некрупных котелка, и мне было страшно интересно, что же станет с ними дальше. Но, едва взглянув в лицо охотницы, я потянулся вытереть руки, – Рокти была чем‑то сильно раздосадована, она не зашла в кухоньку, крикнула с порога:

– Скорей! – и тут же скрылась.

Я бросился следом, едва догнал уже в коридоре.

– Что стряслось? – Она не сочла нужным ответить, и я затылком почувствовал жар обиды.

Отстав чуть, я следовал за ней молча. А она все прибавляла шагу, и скоро мы уже едва не бежали. Когда она резко сбавила темп, я понял, что мы пришли, и оглядел себя бегло. Мокрые волосы, исцарапанная рожа, грязные джинсы и размокшие, потерявшие форму кроссовки. Не знаю, на что я рассчитывал, но порог следующей комнаты я переступил, расправив плечи, вскинув подбородок и глядя прямо перед собой.

Я ожидал старой голливудской декорации с просторной залой и старцами в белых одеждах по периметру, но ничего подобного не увидел. В комнате ничуть не больше размерами, чем та, куда привел меня Лист, суетилась масса народу. Склонившись над маленькими круглыми столиками голова к голове, одни обсуждали что‑то, другие писали, третьи читали длинные свитки.

Рокти уверенно обошла две такие группы и заняла свободное место у третьей, я сел рядом. Без подлокотников, но с высокой спинкой, кресло вынудило меня взгромоздить руки на стол, и вся моя напускная уверенность будто просочилась в песок.