Клуб маньяков - Страница 16

Палач – это Маргарита. Она не смогла отказать Вере.

Супруги Ворончихины, взявшись за руки, настороженно переглядываются. Они почувствовали неладное. Палач приходит убивать. Палач – не жертва.

Маргариту не узнают, она говорит металлическим голосом. Металлическим и парализующим. Капельки пота выступают на лбах бедных супругов. Им ясно, что конец их будет жутким.

Металлический голос вещает:

– Первыми погибнут супруги Ворончихины. Следом за ними – чета Черновых.

Мне становиться страшно. Эта Маргарита… Она же член клуба… А если это контригра? А если Великий Инквизитор прознал обо всем? И нас ждет страшный конец? А если и Вера на их стороне? Нет, вон как она напугана. Как и я заподозрила, что придуманный мною сценарий вечера в деревне мог быть изменен не в нашу пользу. Капельки пота блестят на ее лбу. И на моем. Мы не в состоянии ничего сделать. Мы парализованы.

А Маргарита черной тенью приблизилась к оцепеневшим Ворончихиным. Встав за их спинами, возложила на плечи жертв, да, да, жертв, руки и замерла. Ворончихины полуобернувшись, уставились в глазные прорези на капюшоне. Насладившись бешеным биением их сердец, Маргарита произносит, протяжно выговаривая слова:

– Кто… из… вас… умрет… первым?..

– Я… – хриплым голосом ответил Митя.

«Джентльмен хренов», – усмехнулся я.

– Нет, я – просипела Лариса.

«Декабристка с…ная», – усмехнулся я.

– Похвально, похвально! – проговорил металлический голос. – Каждый из вас желает продлить жизнь своей половины. Что ж, это благородно. Но вы не учли одной маленькой детали… Тот, кто умрет первым, не сможет насладиться смертью второго…

Мы с Верой облегченно вздохнули. Нет, Маргарита на нашей стороне. Ворончихины озадачены. Да, они нежно любят друг друга. Но они – маньяки. От макушки до кончиков пальцев. И пренебречь перед смертью наслаждением смертью ближнего, никто из них не хотел… Тем более, они настроились на смакование смерти. И не смогут от него отказаться, даже если это будет смакование смерти любимого супруга.

Ворончихин решил поступить как настоящий мужчина. Он попытался переделать сценарий вечера. И бросился на палача. Но я успел подставить ногу. И он упал под ноги Маргариты. Через долю секунды дуло пистолета сверлило ему висок.

Митя сдался. Понял – сегодня не его день. А значит, и завтра, и впредь. И, став на четвереньки, двинулся к супруге.

– Так кто будет первым? – нетерпеливо повторил свой вопрос металлический голос ему вслед.

– У меня есть идея… – промурлыкала Вера, взяв в руку мой фужер, в котором играло шампанское. – Пусть они убьют друг друга. Точнее, измучат. Предлагаю матч маньяков…

– Матч маньяков? – удивился я притворно. – Очень интересно. Не соизволишь ли, Верочка, любезно огласить нам правила придуманного тобой соревнования? Если, конечно, они тобой уже определены…

– Соперники поочередно делают ходы. Мы следим, чтобы эти ходы были равноценными. Вот и все.

– Око за око, зуб за зуб? – довольно проскрипел металлический голос. – Что ж, я согласна… согласен.

– Я тоже согласен, – сказал я, подливая Вере шампанского (она терпеть его не может). – Но я против блиц-партии. До утра еще много времени. Так что давайте, братцы, не стараться, поработаем с прохладцей.

– У меня есть шахматные часы… – взглянул на нас исподлобья Митька. Глаза его сверкали предвкушением неизведанного.

– Десять минут на ход? – спросила его Лариса своим сладким голосом. Оценивающий ее взгляд маниакально скользил по обнаженным частям тела мужа. По лицу, по шее, по рукам…

– Три часа каждому, – улыбнулась Вера. – Тот, кто уложит… ха-ха, уложиться ровно в три часа, проживет лишний день.

– Дык можно перед самым падением флажка ножом соперника пырнуть, – усомнился я в корректности предложенного условия.

– Ты прав… – скуксилась Вера.

– Это положение можно переформулировать, – сказал палач. – Я бы выразил его так: Если один соперник умрет в результате планомерных действий в момент падения флажка другого соперника, то последний получает приз в виде дополнительного дня жизни.

– Все равно это сложно, – покачала Вера головой. – Трудно будет рассчитать. Ведь время действий будет складываться из времени обоих соперников. Это может быть и шесть часов и три часа десять минут. Я понимаю, шахматные часы – это интересно, ново, каждый из вас, наверное, уже представил воочию Карпова с Каспаровым, играющих в цейтноте. Как они, вспотевшие, с выпученными от напряжения глазам колотят ладошками по часам. Но не лучше ли просто назначить время? К примеру, шесть часов утра. Тот, кто отмучается ровно в шесть, тот проиграл. А тот, кто останется в живых, получит экстрадень и… и приз. Мы позволим ему замучить кого-нибудь. Не кого-нибудь из нас, конечно, а кого-нибудь с улицы. Тут полно всякого народа на станции шатается. Ну, как, согласны?

– У меня дополнение, – поднял я руку.

– Какое еще дополнение? – Вере не понравилось, что последнее слово остается не за ней.

– Важное. Если один из соперников умрет раньше шести часов утра, то оставшегося в живых предлагаю считать нарушителем конвенции. Наказанием такому нарушителю предлагаю избрать наиболее мучительную смерть. Самую мучительную, какую только мы сможем придумать.

– Я – за, – сразу согласилась Маргарита.

– И я, – вздохнула Вера. И тут же обратилась к Ворончихиным:

– Ну, так как?

Супруги Ворончихины задумались. Дмитрию явно не нравилось предложение обойтись без шахматных часов. Жалко было херить свою идею. А Лариса, скорее всего, уже думала о том, как извести мужа ровно к шести часам. Женщины, как известно, практичны и не любят выкрутасов. Дмитрий уловил настроение супруги и принял все условия.

– Начнем, пожалуй, – предложил я, посмотрев на часы. – Где тут у вас ящик с инструментами?

– В спальне под кроватью, – ответил Митя. И буркнул палачу: Маргарита, брось дурочку валять! Я твою попу с первого взгляда узнал.

Лариса бросила на мужа ревнивый взгляд. Супруг словил его на излете.

– Да ладно тебе! – сказал он ей, морщась. – Накрой лучше стол. Весь день ведь готовили. Не пропадать же еде.

Лариса, повязав передник, ушла на кухню. Маргарита скинула с себя палаческие одежды и осталась в кротком обтягивающем черном платье и туфельках на высоких каблучках. Я приклеился глазами к ее груди. И смог их оторвать, лишь только потому, что бедра адвокатши были не менее обворожительными.

Заметив мое эстетическое смятение, Вера бросила в меня недобрым взглядом. Он булыжником разорвал связь моей сетчатки с сетчатыми чулочками Маргариты. Чтобы отвлечь супругу от ревнивых мыслей, я сказал:

– А там, на кухне, нет у нее оружия?

– Нет, никакого оружия на кухне, – ответил Митя. – Утка с яблоками и перец, фаршированный зайчатиной… Вы втроем садитесь за стол, а мы с Ларисой за журнальным столиком устроимся.

Я пожал плечами и отправился в спальню за инструментами. Под кроватью было пыльно, но чемодан сверкал чистотой. Я вынес его в гостиную, положил на журнальный столик и, отметив, что Маргарита благоразумно не расстается со своим пистолетиком (а также пялит на меня глаза), направился на кухню. Направился потому, что весь прошедший час меня глодала мысль, что у супругов Ворончихиных на сегодняшнее мероприятие запасена лишь одна бутылочка шампанского. По дороге я говорил Вере о своих опасениях, предлагал взять пару бутылочек чего-нибудь, но она отмахнулась:

– На дело идем, а ты о вине думаешь.

– Так я настроения ради! Ты же знаешь, как я переживаю, когда выпивка раньше времени кончается.

– Лариса сказала, что выпивки будет достаточно! – отрезала Вера мне путь к магазину.

Хорошо ей с ее генами. Табу. А мне что делать? Если в холодильнике один йогурт?

В холодильнике действительно был йогурт. Не один йогурт, а много йогурта. Малиновый, ананасовый, с изюмом и курагой. Вмиг расстроившись, я вернулся в гостиную и наткнулся на лукавый взгляд Маргариты. И понял, что она не только одела для меня эти легкомысленные чулочки, но и принесла кое-что в своей сумочке. Сумочка покоилась на Митькином чемодане и выглядела многообещающей. В ней было две бутылки приличного коньяку, а в чемодане – полный набор пыточных инструментов. Никель, сталь, режущие, колющие и давящие поверхности. Это надо было видеть.