Клуб любителей фантастики, 1961-62 - Страница 7

«Я не премину поместить среди этих наставлений новоизобретенный способ рассматривания; хотя он и может показаться ничтожным и почти что смехотворным, тем не менее он весьма полезен, чтобы побудить ум к разнообразным изобретениям. Это бывает, если ты рассматриваешь стены, запачканные разными пятнами, или камни из разной смеси…

Пусть тебе не покажется обременительным остановиться иной раз, чтобы посмотреть на пятна на стене, или на пепел огня, или на облака, или на грязь, или на другие такие же места, в которых… ты найдешь удивительнейшие изобретения, чем ум живописца побуждается к новым изобретениям, будь то к композициям битв животных и людей, или к различным композициям пейзажей и чудовищных предметов…»

Но вернемся к рассказу.

Мне думается, что излучения передавались импульсами и энергетический луч наткнулся на нашу Землю.

Встреча была очень короткой, и луч шел, по моим расчетам, навстречу движению Земли. Поэтому Земля в своем беге по орбите не успела выскользнуть из-под этого луча, а время поворота Земли мне удалось использовать для подготовки к фотографированию.

Площадь, охватываемая лучом, была, безусловно, огромна, и то, что мне удалось зафиксировать, — лишь крошечная частица того, что передавалось.

Возможно, что луч шел из соседней галактики, и если его начальная толщина была со спицу для вязания, то вследствие рассеивания на Землю попал поток, занимающий площадь в десятки квадратных километров.

Сейчас я выясняю природу этого луча и направление, откуда он пришел.

Но я уверен, что то, что вы видели, не случайная игра пятен, о которых рассказывает Леонардо. Это попытка разумных существ других миров рассказать о себе.

Когда Никитин закончил свой рассказ, мы были потрясены. Мы попросили вновь открыть нам портрет.

На нас смотрели эти немного насмешливые, но необыкновенно теплые человеческие и вместе с тем действительно какие-то неземные глаза.

Кто она? Дочь далеких миров? Или все-таки это игра случайных пятен, порожденных ливнем космических лучей? А может быть, это подшутили над нами отсыревшие фотопластинки?

Но мне хочется думать, что все-таки Никитин прав. Хочется верить, что перед нами действительно дочь далеких миров. Очень далеких миров, где есть такие же пытливые, ищущие и побеждающие люди, как и у нас на Земле.

Михаил Грешнов

МАША

Ставропольский край,

Преградненский район, поселок Пхия

Научно-фантастический рассказ

Техника — молодежи № 5, 1961

Рис. Р. Авотина

— БОРИС! Да проснись ты, слышишь?..

Спальный мешок заерзал, растянулся, как гигантский кокон.

— Ни одной собаки, Борис! Исчезли…

Показалась голова, открыла глаза, прищурилась:

— А мне снилось… Море, такое синее… До сих пор а глазах!

Василий выругался с досады:

— Да придешь ты а себя?!

Утро разгоралось а туманах. Розовый свет ложился на гладь заснеженной реки, трогал дальние вершины и терялся где-то над горизонтом в пучине уходящей ночи. Река закруглялась к западу, все было чистым, белым; странно черкали на белизна две нарты, круг остывшего костра…

Это, пожалуй, больше подействовало на Бориса, чем толчки и слова Василия, вскочив на ноги, он закричал:

— Рустан, Рустан! Салка!

Крик понесся над рекой, слабо отдался от обрывов берега.

— Куда же они девались?..

Отпечатки лап, покружив у костра, устремлялись по берегу, к излучине, которую миновали вечером, перед тем как лечь спать. Друзья бросились по следу. Миновали мыс, круто вдавшийся в реку, и остановились. Стая была здесь.

Накануне вечером Борис и Василий взорвали сползший откос; тут же хотели остаться на ночь, чтобы с утра приступить к пробам, но глыба нависла так угрожающе, что друзья сочли за благо найти для ночлега более удобное место. И сделали правильно: глыба отвалилась и на высоте четырех-пяти метров открыла узкую щель, черневшую на белом известняке. Собаки ныряли в щель и появлялись с добычей; здесь же, меж камней, пожирали куски. Увидя Бориса и Василия, некоторые виновато завертели хвостами.

— Рустан! Салка! — закричал Борис. — Ко мне!

Вожаки отделились, пошли; за ними потянулись другие, зализывая окровавленные пасти.

— Что вы нашли? Какую мерзость?

Кругом валялись куски кожи, спутанные мотки желтой с чернотой гривы. Превозмогая брезгливость, Василий нагнулся над изгрызенным куском.

— Борис!..

Борис и сам рассматривал клок кожи, и, когда поднял глаза, а них было удивление и недоуменный вопрос:

— Не пойму… Не встречал подобного.

— Это непостижимо, Борис! Трудно поверить…

Оба, как по команде, подняли взгляд к зияющей щели, и, наверное, оба бросились бы к ней, если бы не остроухая лайка, воровато кравшаяся туда же.

— Румка! — страшно заорал Борис. — Куш!

Собака, поджав хвост, повернула, а асе остальные шарахнулись от людей а недоумении.

Пока Борис отгонял собак, Василий уже карабкался по камням к отверстию. Товарищ нагнал его у самой дыры. И то, что предстало взорам, потрясло обоих до оторопи.

В черной пустоте вырисовывался бок громадного животного. Бурая шерсть висела клочьями, как омертвевшая кедровая хвоя. Часть кожи и мяса была содрана, виднелось обглоданное ребро. Но поразительнее всего было другое: из большой и глубокой раны — невероятно! — крупными, как горошины, каплями сочилась густая кровь!

Перед глазами стояла полутьма пещеры. Вдруг в глубина друзья различили очертания другого, еще большего зверя. Он стоял, как гора, привалившись боком к скале, с опущенным хоботом и закрытыми глазами. Туша была нетронутой. Казалось, животное дремлет и вот сейчас свернет хобот, шагнет могучими ногами. Подойти было жутко.

Какой же он? Мертвый? Замороженный?.. Под пальцами ощущалась грубость кожи, холодной как лед, но не мерзлой. Она подавалась под пальцем, хотя, прикасаясь, каждый чувствовал мурашки, бежавшие по спине…

Первым побуждением друзей было закрыть дыру: животное сохранялось в постоянной температуре. Отверстие заделали парусом, завалили снегом.

— Случай необычайный, надо ехать немедля! — сказал Борис, отряхивая снег. — До Средне-Колымска пять дней пути. Если взять обе упряжки — четыре. Езжай, Василий, поднимай всех!

…Вскоре вдали лишь чернела точка в вихревом снежном облаке.

Борис садится у костра. Находка действительно необычна. Странное ощущение, что мамонты живые, овладело Борисом с первого взгляда, когда увидел капли черной крови.* Живые, только в спячке, в анабиозе!

Борис с детства рвался в Арктику, к полярным сияниям. А теперь он геолог, кладоискатель. Мечта осуществилась.

Сейчас за спиной целый живой окоченевший мамонт. Его надо только оживить! Мысль поражает, как удар грома…

— Оживить! — Борис встает, ходит по берегу взад-вперед. — Оживить!..

Опыты на рыбах, летучих мышах показали возможность оживления, даже когда было поверхностное обмерзание. Борис вспоминает коричневую эластичную кожу, холодную как лед. Она не мертва. Тканевая жидкость переохлаждена, но не затвердела.

— Но как оживить? — вопрос падает камнем. — Как?.. — И снова садится на снег, упирая взгляд в пламя костра.

Ночь наползает неторопливо. Поднялась луна, огромная, оловянная. Крепчает мороз: середина апреля, а не меньше двадцати. Борис подбрасывает в огонь сучья. Языки пламени взмывают выше, пляшут, волнуются. Это помогает думать.

В тишине — отчетливые шаги. Борис поднимает голову.

— Кто идет?

Шаги замедляются, слышно частое дыхание. Борис вскакивает и почти сталкивается с Василием.