Клоны не рождаются (СИ) - Страница 13

Первый месяц лапы Крейга развивались по женскому типу — среди других, хрупколапых, мужчин это было большим преимуществом. Однако Крейг все равно не смог бы опереться на них всем своим весом: если кее-ци попытаются проделать что-то вроде человеческого подтягивания, они просто вывихнут себе плечи. Вес во время трюка традиционно распределяется в том числе на задние лапы, три точки опоры, как в человеческом скалолазанье, и как минимум одна из них — задняя конечность.

Крейг же научился находить баланс и в какой-то момент отталкиваться от веревок только передними лапами, что позволило ему выполнять несколько эксклюзивных трюков.

Популярность не свалилась на него, как снег на голову. Он ее просто заработал. Никто, кроме него не мог сделать фильм про очередного супермена в штатском настолько зрелищным. К тому же он был настоящим красавчиком, да и актером пусть и не гениальным, но уверенно-средним.

Он не стоял на месте, он придумывал новое. Достаточно узкое у него получилось амплуа, но его оно полностью устраивало. Деньги текли рекой. А потом ему намекнули, мол, хватит балду гонять. Остепеняйся.

Жениться Крейг не был готов, поэтому совет «остепениться» истолковал несколько иначе. Тогда-то у него появилось первое «гнездо». Ученики. Такие же мальчишки, как он когда-то, хотевшие освоить хитрую каскадерскую науку.

Таким образом и выяснилось, что теплый первый месяц оставил Крейгу настолько сильный материнский инстинкт, что он способен учить детей и действительно болеет за каждого из них. Ему не было плевать, он протежировал каждого своего ученика и помнил их имена даже спустя годы — редкость для учителей-мужчин кее-ци. Для него «гнездо» было не местом, которое необходимо защищать, как у большей части его мужчин-сородичей, а птенцами — женский тип восприятия. Это не считалось в его культуре отклонением, потому как и до него многие развивались не совсем правильно, но все равно было необычно (со знаком плюс).

Мелкотня его, конечно, тоже уважала, учиться у Крейга было очень круто.

Но однажды случилось несчастье, без которого, увы, Крейгова профессия не обходится. Во время освоения очередного трюка один из учеников вывихнул плечо, сломал кончик хвоста и, самое ужасное — ключицу. Та срослась неправильно, несмотря на все старания врачей. Это значило, что в каскадеры мальчику путь закрыт.

И хоть Крейга никто не винил, Крейг вполне успешно справился с самопожиранием и сам. Думаю, просто накопились подобные случаи, и тот парень стал соломинкой, сломавшей Крейгу хребет. Он с огромным трудом выпустил свою последнюю группу и вцепился в предложение мелькнуть в межгалактическом фильме так, как будто раньше в жизни не говорил, что сама идея снимать ширпотреб для всех рас сразу — в корне провальна.

И стал пробиваться наверх, выше, выше, к главной роли в «Лакмусовом чмоке»… и там встретил Сеньку.

Если есть на свете такая штука, как предопределенность, я бы сказала, что эта встреча была предопределена судьбой. Как кошки берут на воспитание щенят, так Крейг взял на воспитание мелкого секхе, и не сразу это понял.

Люди так влюбляются, как Крейг берет под опеку.

И на пути к счастью птенца мелкая кража и правда не казалась Крейгу проблемой.

Он тогда еще не догадался, что его главная беда — привычка записывать в птенцы вообще всех беспомощных секхе, которые попадутся ему на глаза.

А вот нечего было учеников бросать! Они до сих пор благодарственные письма пишут, сама видела, на свадьбы приглашают, советов просят… Ну-ну, бросил там, вернулись здесь. От призвания не уйти, как ни крутись.

Это карма, вот что!

========== 8. Роль в шляпе ==========

Как только дракон растворился в мягкой полутьме коридора, в мою душу крадущимся тигром снова ворвался час быка.

Меня еще хватило на то, чтобы добраться до матраса и закутаться в одеялко, но потом я просто разревелась.

Одиночество, вот что я чувствовала той бессонной ночью. Раньше было так просто в любой момент написать подруге, а то и позвонить; за стенкой шумел соседский телевизор; в родительской комнате похрапывал папа; для того, чтобы услышать жизнерадостное голубиное курлыканье, в достаточно было зайти в ванну… Дома я жила в окружении звуков, но заметила это лишь когда все они исчезли. Это было так… опустошающе. Я чувствовала себя как Земля после апокалипсиса, с которой какой-то идиот-диктатор сдернул озоновый слой: выжженной и безжизненной.

В комфортабельном мире будущего тебя не разбудит утром соседская дрель и не забурчит подозрительно среди ночи вода в трубах парового отопления. Даже часы здесь в лучшем случае электронные, и мне немало пришлось постараться, чтобы найти хоть что-нибудь тикающее. (Крейг рядом с этими часами вечно озирается: из-за бесконечных супершпионских фильмов, в которых он снимался, ему все кажется, что где-то рядом бомба. А Сенька говорит, что моя комната почему-то ассоциируется у него исключительно с салоном такси. Только Мико меня понимает… К счастью, у продавца их было несколько, там что мы с Мико обошлись без драки насмерть.)

Мир будущего бесшумен.

Звуков нет, потому что никому нет до тебя дела.

Я тоже плакала беззвучно. Не потому, что боялась побеспокоить Сеньку (про него я вообще забыла, закопавшись в собственные страдания с головой), а потому что страшно было разрушить эту торжественную тишину. Она была как свежая белая скатерть, или новое платье, которое так нравится твоей маме, или прическа, за которую ты выложила пятерку в парикмахерской: только капни вареньем, только запачкай рукав, только вырони не ту шпильку, только пикни — и мир развалится, расколется на кусочки с предобморочным звоном, станет еще более враждебным.

Обратит на тебя внимание.

И сожрет, потому что именно это делают бездушные и бесшумные твари со всякой назойливой мелочью, мешающей им спать.

Я не знаю, сколько времени я провела, скрючившись на своей лежанке. Много — это точно.

А потом по полу очень громко процокали каблуками, открыли деверь в ванную с таким звуком, как будто вынесли и ноги и выдали впечатляющее «ААААА» на закуску.

Я высунула нос из своего уютного постельного кокона и чуть сама не заорала: синее Сенькино лицо — не то, что хочется увидеть в непосредственной близости.

— Фу-у-ух, — выдохнул Сенька, вытряхивая меня из одеяла и вытирая мокрое лицо, — я уж испугался, что меня с пьяных глаз на историческую родину потянуло. А тут ты. А что ты тут делаешь?

— Это моя комната, тебя Крейг принес. — Лаконично откликнулась я.

— Я же не должен на тебе теперь жениться по каким-нибудь очень древним и священным законам твоего народа? — с опаской спросил Сенька, — имей в виду: у меня нет денег, и алименты я могу выплачивать только обручальными кольцами.

— Мне шестнадцать. По древним законам моего народа, чтобы выйти за кого-нибудь замуж, я должна писать слезное письмо местным властям, чтобы разрешили, — фыркнула я, отворачивая голову чуть в сторону, чтобы мои опухшие глаза-щелки не были так заметны.

Очень сложно не шмыгать носом, когда хочется шмыгнуть носом. И одежду я со вчера так и не сменила, и сколько бы меня не убеждала реклама, что эта футболка не мнется и вообще вот никак не пачкается, ее трудно было назвать свежей.

Да, пожалуй, спать в одной комнате с полузнакомым мужиком может быть не очень удобно. Теперь-то я понимаю.

— Куда же я задевал шляпу? Хорошая шляпа… — Сенька тактично отвернулся, взъерошил волосы, не без брезгливости посмотрел на синюшную руку, — была. Знаешь, мне пора.

— Не стесняйся, иди умойся. Я все равно у Мико живу, а не у себя. Только дождись потом, надо поговорить.

— Крейг не только меня принес, но и что-то попросил, — вздохнул Сенька обреченно, — ладно.

Мико, к счастью, спала. Теоретически, конечно же, я должна была с ней посоветоваться, прежде чем что-то предпринимать, но она же спала! Такой замечательный предлог, чтобы разобраться со всем самой и поставить Мико перед фактом.